- Как раз позавчера, около семнадцати тридцати. Жил он рядом с
работой, ходу тут десять минут максимум. Был он, как говорится, человек
неприхотливый, хотя, говорят, любил готовить, это его хобби. Но сейчас с
этим не разбежишься. Обычно за покупками ходила его жена, в тот день она
вернулась около девятнадцати часов. Дверь квартиры была захлопнута - там
английский замок, - и стопор защелкнут изнутри. Скляров всегда запирался,
а уходя закрывал дверь на два замка. Муж оказался дома. Он висел у стены
рядом с окном на крюке от картины - дешевой литографии. Сама картина
валялась на полу. Ноги Склярова находились в метре от пола, то есть чуть
выше подоконника. Он был босиком, и на правой ступне - многочисленные
царапины и ссадины. По следам на коже запястий и вокруг шеи можно
заключить, что перед смертью он отчаянно сопротивлялся. Сложения Скляров
мелкого, но вовсе не дряхлый старик. До последнего дня бегал трусцой по
утрам в любую погоду, был энергичен и бодр. В доме царил разгром, кроме
того, тонкий капроновый шнур, на котором висел убитый, - тоже "чужой".
- А "пальчики"?
- Посторонних отпечатков нет. На коврике у входной двери обнаружена
белая глина.
- Которая в городе имеется только в одном небольшом районе частной
застройки. Приходилось мне сталкиваться с этой белой глиной. А круг
знакомых Склярова изучили?
- Не хуже, чем его собственную обувь. Глины там нет. И вообще, туфли
почти новые.
- Будто прямо из магазина? - насторожился Строкач.
- Ох, Павел Михайлович, вы нас совсем за лопухов держите. Нет, туфли
не старые, но и не с прилавка. Что же касается знакомств Склярова в тех
краях, то, да, действительно, есть такая фигура. Редактор издательства
"Молодость", наша городская Агата Кристи Людмила Тихоновна Вострикова.
Проживает с сожителем, Тимуром Грызиным. Видимо, он и является для нее
источником уголовных сюжетов.
- Консультирует значит?
- Скорее помогает тратить гонорары. Играет, и весьма неудачно. Как
завертится какая "мельница" - Грызин там. Для шулеров легкая добыча -
долги платит, как и положено блатному. "Авторитет"!
- Вот как? - Строкач кивнул утвердительно. - Что-то я мельком слышал
об этом Грызине.
- Родом из Грозного, отбывал наказание в Ростовской области. Приехал
сюда пять лет назад. С Востриковой познакомился по переписке еще в
колонии.
- Профессиональный интерес перерос в личный?
- Вот тогда Вострикова и начала пописывать. Зарабатывает она этим
делом прилично, так что в состоянии прикрыть Грызина. Мы с его делом
ознакомились сразу, как только он появился. Восемь лет. Вы помните, тогда,
понятно, рэкет не существовал, все это считалось бандитизмом. Так вот, к
Грызину заявились гости - три молодых боксера, и хотя они имели заказ от
обыгравшего Грызина картежника, но попытались получить долг вопреки
договору - до срока. Держались они нагло, с полной уверенностью в своем
превосходстве. Грызин же только спросил у главаря: "Где у тебя сердце?" -
боксер хлопнул себя по груди: "Вот!" - и тут же получил удар стилетом. Ну,
а в "авторитеты" он поднялся уже в колонии. Наши урки о прошлом Грызина
знают, и есть подозрение, что за что-то ему платят.
- За что?
- Так ясно же, рэкет чистейшей воды. Но заявлений не поступает. А без
этого проводить оперативно-розыскные мероприятия мы не в состоянии. Но
зачем бандиту Грызину понадобился Скляров? В квартире у того - ничего
особенного, кооператив, где он работал, хоть и общепитовский, но прибылями
там и не пахло. Так сказать, теория - рецепты блюд, буклеты, ресторанные
меню и тому подобное. Однако Скляров своей работой был доволен. Собирал
старинные домашние рецепты, публиковал в местной прессе "Советы молодым
хозяйкам", ну и так далее. Второе его увлечение - катакомбы. Материал
копил он долго, по капле, и, кажется, собрал достоверную информацию. Нам
известно из бесед с сотрудниками "Питания", что на эту свою брошюру он
очень надеялся, рассчитывал на крупный гонорар...
- Ну, тысяч пять ему бы начислили в издательстве, - заметил Строкач,
уже успевший выяснить и эту сторону вопроса.
- Для Склярова и пять тысяч - сумма. В кооперативе он был
единственный мужчина, и почему-то очень болезненно относился к тому, что
стеснен материально. Хотя был интеллигентным, по-своему незаурядным
человеком.
- Это вытекает из рукописи? - небрежно полюбопытствовал Строкач.
- А рукопись, между прочим, так и не нашлась.
Редактор Вострикова оказалась весьма милой женщиной слегка за
тридцать. В казенном кабинетишке на девяти квадратных метрах Людмила
Тихоновна ютилась вместе с коллегой, пожилой дамой в допотопном перманенте
и круглых очках в железной оправе. После того, как Строкач обнаружил, что
о "Катакомбах и подземельях" вторая редакторша не имеет ни малейшего
представления, она потеряла для него всякий интерес. Хотя в деликатности
ей нельзя было отказать - она с полунамека поняла, что майору необходимо
побеседовать с Востриковой с глазу на глаз, и покинула кабинет.
Вострикова сразу расслабилась. Строкач знал этот тип людей, которых
стесняет присутствие посторонних даже при самом невинном разговоре.
Разумеется, она помнила и рукопись, и злополучного автора.
- Он забрал рукопись чуть больше недели назад. Книга? В сущности,
ничего особенного. Архивная работа, конечно, проделана большая, есть там и
такое, чего и в архивах не отыскать, я специально интересовалась.
Следующий вопрос, живо его интересующий, Строкач постарался облечь в
шутливую форму:
- И что же вас так поразило в рукописи, если вы решили потратить
драгоценное время на архивные разыскания? Удовольствие, должно быть, ниже
среднего.
- Это уж кому как. На меня сам воздух старых хранилищ, благоговейная
тишина и дыхание прошлого действуют как допинг. Однако, поверите ли, но
документов, которые использовал Скляров, я просто не нашла. А он ссылался
на Центральный областной архив.
- Может, запамятовал? Возраст как-никак.
- Это дело серьезное. Во-первых, сведения могут оказаться ложными, а
во-вторых, могут быть разглашены секретные данные. Издательство отвечает
за содержание публикаций. Вы говорите, КГБ реорганизован и ему не до
этого? Смею вас уверить, это не так. Контроль за средствами массовой
информации и книгоизданием они из своих рук никогда не выпустят. И если
сведения, содержащиеся в "Катакомбах и подземельях" не подлежат
разглашению, то туго придется вовсе не Склярову, которого и знать-то никто
не знает, а прежде всего мне. Проще говоря - я получу коленом под зад.
Строкач невольно покосился на округлое бедро Востриковой. Женщина
перехватила взгляд и с жаром продолжила:
- Да-да, именно так. Катакомбы лежат под всем городом, находятся под
территориями стратегически важных объектов. И хотя я не очень представляю,
кто бы на них покусился, кроме наших борцов за охрану окружающей среды,
тем не менее спецслужба начеку.
- Но при чем тут катакомбы? - прямой связи Строкач уже не улавливал.
- Наилучший вариант - когда любая серьезная публикация одобрена
комитетом. Обстановка острая, умы в состоянии брожения. Так сказать -
взошли семена свободы на благодатной почве.
- Это как же вы пришли к такому выводу? - наивно поинтересовался
майор.
- Да уж подсказал кое-кто, когда у нас вышла одна брошюрка, которую
действительно не вредно было бы пропустить через цензуру. При зрелом
размышлении начинаешь понимать, что и цензура не всегда вредна. В общем, я
не слишком огорчилась, узнав, что Скляров забрал свою рукопись Мы было уже
пробили ее публикацию.
Во время повисшей паузы Строкач оценил веское "мы", в котором
Вострикова совместила себя с персоной главного редактора, и продолжал
внимательно вслушиваться.
- Так и закончились мои скитания по архивам. Любопытно, какой
издатель мог предложить ему что-либо более выгодное? Кооперативное
издательство? Но тех больше занимает всякая галиматья, пользующаяся
спросом, и вопросы тиражей.
- Ну, - резонно возразил Строкач, - сегодня эта проблема - не только
для кооперативных издательств.
- Действительно, приходится покрутиться. Поэтому я и удивилась -
откуда бы у нас такая заинтересованность в издании книги, мягко говоря, не
коммерческой. За пределами нашего города все эти катакомбы никому не
нужны, а получить сносную прибыль можно только тогда, когда тираж не
меньше ста тысяч.
В сущности, Строкачу пора было заканчивать беседу. Все, что его
интересовало, он уже выяснил. Однако Вострикова сама подбросила ему
материал.
- Ну, а что касается содержания книжки... Да вы у самого Склярова
поинтересуйтесь Он, конечно, не без причуд, но кто без них в таком
возрасте. Если дело серьезное, темнить не станет. Вы же прокуратура, а он
к таким учреждениям питает бо-ольшое почтение.
- Скляров, к сожалению, уже ничего никому не скажет.
- Как? Он что - умер? - по тому, как прозвучал вопрос, чувствовалось,
что для Людмилы Тихоновны ответ разумеется сам собой.
Немногочисленные жители отдаленного села свое общение с внешним миром
ограничивали интересом к скудному набору продуктов, завозимых в крохотный
магазинчик. И когда днем раздались выстрелы, всполошившиеся сельчане не
сразу обнаружили место событий, а обнаружив, отнеслись к случившемуся
довольно равнодушно.
Дом, где разыгралась кровавая драма, стоял на самой окраине, а
точнее, на опушке леса. За ним закрепилась недобрая слава, и в том, что
произошло, местные жители не видели ничего удивительного. "Дачник", как
прозвали здесь недавно поселившегося барственного господина средних лет,
чересчур щедро расплачивался за яйца, овощи и молоко, однако практически
ни с кем не разговаривал и как бы не замечал, что у него под боком село
живет своей жизнью. "Дачника" звали Семен Михайлович Бобровский, он
заведовал центральной городской аптекой.
Тело его, изрешеченное четырьмя пулями и истекшее кровью, лежало
посредине комнаты. Одна из пуль, пробив указательный палец правой руки,
проникла в правое предплечье и вышла со стороны спины. Другая прошла между
кистью и локтем левой руки и застряла в мышцах. Рука была поднята и
сжимала охотничье ружье. Третья пуля попала в левую подмышку, а четвертая,
под углом войдя в верхнюю часть головы, вышла под левым ухом, практически
размозжив черепную коробку.
Труп Кольцова оказался здесь же, в метре от аптекаря. На полу между
ними и под телом капитана валялись пачки денег - ровно миллион. Пуля из
ружья попала капитану в правый бок и проникла глубоко в грудь, разорвав
легкие и крупные сосуды. Ему хватило одного выстрела.
- Что-то эти путешествия у меня входят в привычку, - заметил Строкач
как бы безразлично, но на самом деле едва сдерживаясь. Ехать предстояло
около пяти часов.
Седой эксперт, мирно пошмыгивая носом и морщась от сигаретного дыма,
промолчал. Минуту спустя, словно очнувшись от дремоты, сонно проговорил:
- А мне каково, Павел? Я-то постарше тебя лет на тридцать. Но, надо
признать, консервы попались прелюбопытные, - эксперт погладил стеклянную
банку.
Строкач отвернулся. Содержимое этого сосуда могло вызвать омерзение у
самого стойкого человека.
Поначалу майор даже заинтересовался, почему эта початая бутылка
коньяку на столике в доме стоит без всякой закуски, в то время, как на
полке в кухне торчит банка с чем-то, смахивающим на тушенку домашнего
приготовления. На клеенке кухонного стола виднелись липкие кружки - следы
донца, в воздухе витал гнусный смрад.
