Она выжидательно умолкла, искоса поглядывая на майора. Строкач
кое-что уже знал о ней и о ее сыне.
- Так или иначе, Мария Сигизмундовна, я хотел бы представиться...
- Бог с вами! - старая дама отмахнулась. - У вас же все на лице
написано. Как минимум, капитан - ведь верно?
- Майор. Майор Строкач Павел Михайлович, с вашего позволения.
Строкач обежал взглядом большую комнату, заставленную резной мебелью
черного дерева. В углах помещались высокие, едва не по плечо, вазы
голубого фарфора, между ними - инкрустированный перламутром ломберный
столик на гнутых ножках. Слепо мерцал темный экран небольшого телевизора
"Сони". Левую стену почти полностью перекрывал толстый ковер мягких
пастельных тонов. На нем, в метре друг от друга, висели морской кортик,
ятаган и небольшое, причудливой формы ружье.
- Кремневое, - уловив взгляд Строкача, кивнула женщина.
Казалось, ее движение отразилось в до блеска натертом затейливо
выложенном паркете. Строкач с удовольствием заглянул в живые, светящиеся
умом глаза собеседницы.
- Великолепие, конечно. Подлинная старина. Кстати, а Дмитрий
Дмитриевич дома?
- Куда там! С утра в клинике. Он редко бывает днем. По выходным, да и
то через раз. А оружие - это не Дима, еще покойный муж собирал. Скоро
тридцать лет, как его не стало. Ну, да все там будем... А красота -
остается, это так. Какие мастера работали, душу вкладывали! Нынешним
трудно понять - прагматики: трезвость, расчет в первую голову. А человек
должен бежать от этого, стремиться жить сердцем, подчиняться первому
движению души. Увы, приходится признать, что наше поколение было в гораздо
большей степени идеалистами... Так что сегодня, в трезвую и холодную
эпоху, нам остается одно - наши дети. В них наше достояние, наша жизнь.
Дима... он ведь радость несет людям. - Она с гордостью посмотрела на
фотографию на стене в простой деревянной рамке, глаза ее затуманились.
Высокий, чуть лысоватый мужчина в белом халате держал перед собой
пухлую книгу с иероглифами на обложке. Проницательным мягким взглядом
мужчина смотрел, казалось, сквозь книгу в лицо кому-то незримому - доброму
собеседнику, понимающему слушателю.
Лицо его было одухотворенным, словно у вдохновенного проповедника.
Дмитрий Дмитриевич Хотынцев-Ланда был в городе широко известен. По
слухам, многие обязаны были ему если не полным исцелением, то улучшением
состояния, а уж семейные и иные психологические проблемы доктор щелкал как
орехи. Обычно прием велся в клубе завода "Металлист", и развешанные по
городу афиши и рекламные объявления в прессе не уставали напоминать
обывателю об этом.
Не забывал Дмитрий Дмитриевич и о здоровых: кажется, речь шла о
занятиях какой-то разновидностью йоги, о совершенствовании тела и духа.
Впрочем, сам Строкач был еще недостаточно совершенен, чтобы различать
нюансы высших учений о тонких космических энергиях. Хватило бы времени для
решения земных проблем! Так и сейчас - нельзя было дать следу остыть,
нужна была зацепка, ниточка...
- Итак, никого, кто бы заходил сегодня к Минской, вы не видели? -
Строкач повторил вопрос для порядка, уже собираясь уходить.
Женщина перебила его - вопрос прозвучал уже трижды.
- Ну я бы с удовольствием, Павел Михайлович, но, увы, выхожу очень
редко. Этажом ниже живет подруга, видимся раз в день, когда гуляем с
собаками. Она и сейчас внизу, на скамейке, я из окна видела. Она для вас
клад - все знает, все видит. Ее легко узнать - Октябрина Владленовна
видная женщина, в молодости красавица была - заглядение.
Женщину у подъезда Строкач приметил. Стройная для своих лет, с
тяжелой каштановой косой с проседью и спокойными величавыми чертами
северорусского типа.
Но с нею сейчас должен был работать лейтенант Родюков, а Строкач уже
звонил в третью квартиру четвертого этажа, дверь которой располагалась у
последних ступеней лестницы.
Дверь стремительно распахнулась. На пороге стояла ослепительная
голубоглазая блондинка во всеоружии неполных двадцати лет. На лице ее
блуждала тревожная улыбка.
"Наверное, уже знает, что случилось, - подумал Строкач. - Почему?
Ведь вахтер уверяет, что никому ничего не сообщал".
- Мы могли бы поговорить и здесь, - сказал майор, отрекомендовавшись,
- но вопрос серьезный, потребуется время. Ваша соседка убита.
Взгляд девушки заметался по соседским дверям, вопросительно
остановился на майоре.
"Значит, все-таки не знает. Тогда почему испуг?" Впрочем, он знал,
что странности в поведении женщины могут объясняться даже микроскопическим
пятнышком на любимой блузке или попавшимся на глаза постороннему предметом
туалета.
Но пока еще не было оснований для выводов. Квартира была точной
копией той, которую только что покинул Строкач. Те же три комнаты, но они
казались куда меньше: вдоль стен вплотную теснилась дорогая мебель, центр
комнаты поглотил огромный округлый стол. Все блестело - свинцовые стекла
шкафов, масса бронзовых ручек и инкрустаций, тускло лоснился велюр обивки.
Строкач погрузился в кресло, вопросительно поглядывая на девушку, но
та никак не реагировала, поглощенная своими переживаниями.
- Вот, Светлана Евгеньевна, вы уже знаете, что произошла трагедия. Не
буду сейчас вдаваться в детали, мне хотелось бы выслушать вас. Были
произведены четыре выстрела. Неужели вы ничего не слышали?
Девушка отрешенно опустилась в кресло, достала сигарету из белой
пачки, лежащей рядом с бронзовой пепельницей в виде перевернутой на спину
черепахи, покатала ее в ладонях. Эти сигареты Строкач видел впервые.
Золотые рельефные литеры, седоватый джентльмен на фоне Белого дома.
"Картер".
Перехватив взгляд майора, девушка нервным движением придвинула к нему
сигареты, пепельницу. Однако Строкач отказался.
- Нет-нет, благодарю вас. Не стоит.
Внезапно девушка вышла из оцепенения.
- Я не слышала выстрелов. У нас стены едва ли не метровые. А что
случилось, какая соседка?
"Но отчего эта тревога? Тьфу ты, да что это я? В соседней квартире
убийство, а я гадаю, почему девчонка обеспокоена".
- Убита ваша соседка, Валерия Минская.
- Лера? Это ограбление? Но как же?.. - девушка буквально окаменела, в
глазах ее застыл страх.
- Мы выясняем. Так как же насчет выстрелов?
Неожиданно напряжение спало, уступив смятению.
- Леру убили... Но я же точно ничего не слышала!
Если бы в квартире у Дим Димыча - тогда да, могло быть слышно. Это же
за двумя стенами... Вы спросите у старухи, она должна была... Она все
видит! Чуть собака залает, она к дверям - и в глазок...
Строкач, поколебавшись, спросил:
- Скажите, Светлана, вы одна дома? - Девушка вскинула голову. Майор
настаивал: - Мне это нужно знать определенно. Думаю, вы верно меня
поймете.
- То есть, вы хотите... обыск? - голос девушки звучал устало.
- Ну, обычно обыскивают, имея санкцию прокурора, и уж тогда
разрешения никто не спрашивает. Но я глубоко убежден, что честных людей
все это не касается. Просто я хотел бы осмотреть вашу квартиру.
- Как вам угодно. Мне-то что, в конце концов?! - Светлана даже не
сделала попытки приподняться в кресле.
На это Строкач согласиться не мог.
- Ни в коем случае, Светлана Евгеньевна. Ведь не думаете же вы, что я
действительно собираюсь обыскивать ваш дом. Пройдемся по комнатам, и, как
радушная хозяйка, вы мне все покажете. Буду вам бесконечно признателен и
надеюсь, вы не станете возражать.
- А если стану? - на вопрос это уже не походило. Девушка,
стремительно поднявшись, направилась в другую комнату.
- Здесь кабинет отца. Прошу. Можете даже заглянуть в документы...
Строкач протестующе выставил ладони, всем видом давая понять, что
такое ему и в голову не могло прийти. Евгений Турчин занимал высокий пост,
и вмешательства в свою деятельность заведомо не потерпел бы.
Строкач ни на что особенно и не рассчитывал, осматривая жилье
Турчиных. В кабинете спрятаться было негде, так же - в спальне родителей
Светланы. Не миновал Строкач и кухню, ванную и санузел, заглянул в
кладовую, порадовавшись, что по крайней мере эта семья вполне в состоянии
прожить год на автономном питании.
Перед последней дверью Светлана остановилась в нерешительности.
Строкач же, напротив, оживился.
- Вы убеждены, что вам необходимо осматривать также и мою спальню? -
не дождавшись ответа, девушка кивнула сама себе: - Ах да, конечно, вы
убеждены. Что ж, пожалуйста.
Дверь мягко откатилась в сторону, одновременно проясняя кое-что в
поведении Светланы.
Большая хрустальная пепельница с десятком окурков, смятая пачка того
же "Картера". На половине окурков - следы помады, у других фильтр
раздавлен характерным крепким прикусом.
Пепельница стояла на компактном сервировочном столике, рядом с ней -
блюдце с несколькими дольками лимона, початая плитка шоколада и большая
хрустальная рюмка, испачканная той же помадой, что и на губах у девушки.
Откупоренная бутылка коньяка пряталась на нижней полке столика.
Бросив оценивающий взгляд на едва прибранную постель, майор сделал
два коротких шага в комнату, отодвинул дверцу бара под лампой с розовым
абажуром. Перед строем разнообразных бутылок там стояла вторая рюмка,
такая же, как и на столике. На ее донце виднелись остатки коньяка.
Строкач с осторожностью взял ее, прихватив двумя пальцами за донце и
за верхний ободок.
- Это чтобы отпечатки пальцев не стереть? - насмешливо спросила
девушка.
- Так точно, Светлана Евгеньевна. Не вижу повода для иронии. Кстати,
если ваш друг не имеет отношения к случившемуся, то зачем со мной в
кошки-мышки играть? Может, пришла пора знакомиться?
- Воля ваша, только я вам заявляю: никого здесь нет, хоть все вверх
дном переверните.
- Ну, до этого дело не дойдет. Все обычным путем: понятые, обыск в
соответствии со стандартной процедурой...
Все еще продолжая говорить, Строкач заглянул и на балкон, сунулся
было и в недра объемистого шкафа, и под кровать в спальне.
- Вы забыли на антресоли взобраться! - голос девушки звучал
откровенно вызывающе, от былого смущения не осталось и следа. Однако майор
предпочел заниматься делом и последовал совету. Из кладовой он извлек
замеченную там стремянку, взобрался на нее - и ему не открылось ничего
нового. Все так же громоздились коробки с итальянскими макаронами и
консервными банками, припорошенными пылью.
Строкач аккуратно сложил лестницу, вернул ее на место и двинулся к
выходу. В прихожей бросил:
- Что же тут смешного, Светлана Евгеньевна? Убита молодая девушка,
ваша соседка. А я, вместо того, чтобы дело делать, с вами в прятки играю.
Вернее, вы со мной.
- Да ведь вы сами начали. Ну, был у меня приятель вчера вечером, ушел
еще до двенадцати. Я же не должна это втолковывать кому попало...
- И вы с вечера так и не убирали?
- Нет, не убирала! - голос Светланы стал мечтательным, зазвенел. -
Вам, наверное, трудно это представить: лежала и думала о нем. В полном
одиночестве. Родители ко мне вообще не заходят. Папаша у нас - фигура, ему
не до меня, лишь бы все тихо, без скандала. При них я никого позвать не
могу, но они в эти дни на даче, вечером будут. Папа с мамой молодцы, в
любом случае позвонят, предупредят, что возвращаются. Чтобы без эксцессов.
Демократия! У нас в подъезде теперь сплошь демократы, за исключением
одного буржуа...
- Это кто же такой будет? - осведомился Строкач.
- Есть тут такой - Николай Васильевич. Здоровенный мужик. Иномарки
