России нет". По свидетельству Марии Николаевны он сказал: "Я счастлив, что
дважды умираю за отечество". Кому верить? Скажу, что это, пожалуй, не
важно, что он сказал. Он, может быть, ни одной из трех фраз не сказал; но
важно, что и кому можно приписать..."
Князь Волконский совершенно неправ. Когда государственному
преступнику приписывают фразу, которая осуждает весь государственный строй,
и когда эту фразу, возведя в степень непогрешимого политического догмата,
на протяжении ста лет повторяют на разные лады, то это очень важно - была
или нет сказана эта фраза.
Фраза была сказана, или она не была сказана, это не одно и то же.
По существу, конечно, это ничего не меняет, какую очередную гадость
по адресу своей страны сказал тот или иной политический фанатик, но важно
вырвать жало у живущей уже свыше столетия революционной лжи. Поскольку три
приводимых С. Волконским фразы, будто бы сказанной Рылеевым, совершенно
различны, надо думать, что все это плод позднейших выдумок. Что все это
различные варианты одного и того же революционного мифа.
Поколения русских революционеров с тех пор неустанно пользовались
предсмертными словами Рылеева, как одним из своих любимых аргументов о
бездарности Царского правительства. И народники, и эсеры, и большевики, и
меньшевики, и их нынешние последователи всегда были большими мастерами в
деле клеветы на правительство своей Родины. Они всегда умели умолчать о
светлых сторонах русского прошлого и всегда с неподражаемым искусством
умели выпячивать и преувеличивать недостатки этого прошлого. Так было и с
предсмертными словами Рылеева.
Но если Рылеев был фанатиком, то революционные агитаторы и
либеральные болтуны уже больше столетия повторяющие слова Рылеева просто
бесчестные люди. Ведь Рылеева повесили не потому, что кому-то его смерть
доставила удовольствие. В любой стране за преступление, которое совершили
декабристы, людей всегда казнили и, наверное, всегда будут казнить. Любое
государство имеет право защищаться от безумцев, которые не жалеют
человеческой крови во имя выполнения своих сумасбродных фантазий.
* * *
Казнь декабристов всегда выставлялась революционной пропагандой, как
незаконная и жестокая расправа Императора Николая Первого над милыми
образованными людьми, желавших блага Родине, угнетаемой суровым тираном.
Все это, конечно, такая нелепая чушь, которую стыдно даже повторять.
Декабристы, в большинстве военные, совершили тягчайшее преступление,
которое может только совершить военный. Они подняли вооруженное восстание
против законного правительства своей страны. Они нарушили гражданскую и
воинскую присягу. При всем своем фантазерстве декабристы знали, на что они
идут и изображать их невинными агнцами нет никакого основания. Во времена
декабристов во всех без исключения странах Европы еще хорошо помнивших
безумства революционной черни, во время французской революции и в эпоху
наполеоновских войн, сурово расправлялись с бунтовщиками. Декабристы,
конечно, были государственными преступниками и с ними поступили так, как и
должны были поступить согласно существующих законов. Тем не менее, в
сознании целого ряда поколений, казнь декабристов воспринималась, как
жесточайшая расправа, которая будто бы могла произойти только в
драконовское царствование Николая Первого.
Грубая ложь, такая же бесчестная, как и все , что выходило из уст
или из-под пера революционных демагогов и утопистов, губивших Россию.
Возьмем и проделаем следующий любопытный эксперимент. Представим себе, что
Пестель и его друзья жили не в России, а в Англии и устроили восстание не в
Петербурге, а в Лондоне. Как бы поступили с Пестелем и другими декабристами
в Англии, которую революционная пропаганда, наравне с Соединенными Штатами,
всегда выставляла, как образец просвещенного и демократического
государства. Если бы декабристское восстание случилось в Англии, Рылееву не
пришлось бы жаловаться, что Англия страна, в которой не умеют даже
повесить.
Вот что сказал бы судья Рылееву, Пестелю и другим декабристам, если
бы их судили в свободной, демократической Англии:
"Мне остается только тяжелая обязанность назначить каждому из вас
ужасное наказание, которое закон предназначает за подобные преступления.
Каждый из вас будет взят из тюрьмы и оттуда на тачках доставлен на
место казни, где вас повесят за шею, но не до смерти. Вас живыми вынут из
петли, вам вырвут внутренности и сожгут перед вашими глазами. Затем вам
отрубят головы, а тела будут четвертованы. С обрубками поступлено будет по
воле короля. Да помилует Господь ваши души".
Но Пестель жил в России и его просто повесили. А так, как написано
выше, был казнен в Лондоне в 1807 году полковник Эдуард Маркус Деспарди и
его друзья. Причем небольшая разница. Пестель и декабристы - всего
несколько человек из сотен заговорщиков - были казнены за участие в
вооруженном восстании, а полковник Деспарди и его друзья только за
либеральные разговоры о желательности изменения строя доброй
демократической Англии. Разница, основная, заключается в том, что Пестель
жил в России, а полковник Деспарди в Англии. А это совсем не одно и то же,
хотя одна страна считается варварской и деспотической, а вторая
просвещенной и демократической. А Фомы неверующие из числа тех, которые
читают Писарева и Чернышевского величайшими мыслителями земли русской, но
не считают таковым Пушкина, действительно одного из интереснейших
политических мыслителей России, могут более подробно прочитать об
английских декабристах Эдуарде Деспарди и других в английской книге: J.
Ashton. The dawn of the XIX century in England. 1906. (стр. 145-452).
XIV. ИСТИННЫХ РУКОВОДИТЕЛЕЙ ЗАГОВОРА ОБНАРУЖИТЬ НЕ УДАЛОСЬ
Цесаревич Константин в письме, написанном Николаю, писал:
"Я с живейшим интересом и серьезнейшим вниманием прочел сообщение о
петербургских событиях, которое Вам угодно было прислать мне; после того
как я трижды прочел его, мое внимание сосредоточилось на одном
замечательнейшем обстоятельстве, поразившим мой ум, а именно на том, что
список арестованных заключает в себе лишь фамилии лиц до того неизвестных,
до того незначительных самих по себе и по тому влиянию, которое они могли
оказывать, что я смотрю на них, только как на передовых охотников или
застрельщиков, дельцы которых остались скрытыми на время, чтобы по этому
событию судить о своей силе и о том на что они могут рассчитывать.
Они виновны в качестве добровольных охотников или застрельщиков и в
отношении их не может быть пощады, потому что в подобных делах нельзя
допустить увлечений, но равным образом нужно разыскивать подстрекателей и
руководителей и безусловно найти их путем признания со стороны
арестованных. Никаких остановок до тех пор, пока не будет найдена исходящая
точка всех этих происков - вот мое мнение, такое, какое оно представляется
моему уму".
О том, что главные инициаторы заговора остались нераскрытыми, думал
не только один Цесаревич Константин, так думали и иностранные послы и
политические деятели. Французский посол Лаферроне "продолжал с трепетом
взирать на будущее, в глубоком убеждении, что, несмотря на многочисленные
аресты, истинные руководители заговора не обнаружены, что самое движение 14
декабря было лишь частною вспышкою, и что участники, обреченные на смерть,
только орудия в руках лиц, более искусных, которые и после их казни
останутся продолжать свою преступную деятельность". (13)
Узнав о событиях 14 декабря, Меттерних пишет австрийскому послу в
С.-Петербурге: "Дело 14 декабря - не изолированный факт. Оно находится в
прямой связи с тем духом заблуждения, который обольщает теперь массы наших
современников. Вся Европа больна этой болезнью. Мы не сомневаемся, что
следствие установит сходство тенденций преступного покушения 25 декабря с
теми, от которых в других частях света погибали правительства слабые и в
одинаковой мере непредусмотрительные и плохо организованные. Выяснится, что
нити замысла ведут в тайные общества и что они прикрывались масонскими
формами".
Некоторые из декабристов показали во время следствия, что они
рассчитывали на поддержку заговора членами Государственного Совета
Сперанского, адмирала Мордвинова, сенаторов Баранова, Столыпина,
Муравьева-Апостола, начальника штаба Второй армии генерала Киселева и
генерала Ермолова. Но секретное расследование о причастности этих лиц к
заговору не дало никаких результатов, так как его вел масон Боровиков, член
ложи "Избранного Михаила". Он постарался дать, конечно, благоприятное
заключение о всех подозреваемых.
"Своим духовным отцом сами декабристы считали Сперанского,
секретарем которого (по Сибирскому комитету) был незадолго до этого
декабрист Батенков, автор одного из многочисленных проектов конституции,
составляемых членами тайных обществ".
В состав верховного уголовного суда, кроме других масонов, входил и
масон Сперанский, принимавший активное участие в следствии.
Гр. Толь в книге "Масонское действо" высказывает догадку, похожую на
истину, что масоны - участники суда старались так вести следствие, чтобы не
дать обнаружить главных вождей заговора, и подвергнуть наказанию
руководителей восстания, не сумевших выполнить порученное им задание.
"Павел Пестель, - указывает гр. Толь, - ставленник высшей масонской
иерархии, на сумел или не захотел, - мечтая для себя самого о венце и
бармах Мономаха, - исполнить в точности данные ему приказания. Много
наобещал, но ничего не сделал. Благодаря этому он подлежал высшей каре, не
следует забывать, что он был "Шотландским мастером", что при посвящении в
эту высокую тайную степень у посвященного отнималось всякое оружие и
объяснение гласило, что в случае виновности от масона отнимаются все
способы защиты".
М. Алданов в статье "Сперанский и декабристы" (14) пишет:
"Преемственная связь между воззрениями декабристов (по крайней мере
Северного общества) и идеями Сперанского (его первого блестящего периода)
достаточно очевидна".
"В том, что Сперанский намечался декабристами в состав Временного
Правительства вообще сомневаться не приходится".
Правителем канцелярии у Сперанского был декабрист Батенков.
"Трудно допустить, - пишет Алданов, - что декабрист Батенков,
человек экспансивный и неврастенический по природе, в разговорах с
Сперанским ни разу, даже намеком не коснулся заговора".
Для выяснения роли Сперанского в заговоре была создана особая тайная
комиссия. Комиссией, которая должна была выяснить роль в заговоре масона
Сперанского, руководил правитель дел следственного Комитета масон А. Д.
Боровков. Ворон ворону и масон масону, как известно, глаз не выклюют.
Комиссия, руководимая Боровковым, конечно, ничего преступного в действиях
Сперанского не нашла. В "Автобиографических Записках" А. Д. Боровков
сообщает, что тайное расследование не установило данных, свидетельствующих
об участии Сперанского в заговоре. "По точнейшем изыскании, - пишет
Боровков, - обнаружилось, что надежда эта была только выдуманною и
болтовнею для увлечения легковерных".
М. Алданов пишет, что "Слова Боровкова "по точнейшем изыскании
обнаружилось" вызывают в настоящем случае и некоторое недоумение: это ли
"точнейшее изыскание"? Боровков, который собственно руководил всем
следственным делом, был человек неглупый и прекрасно понимал, что
декабристы могли не губить Сперанского даже в том случае, если он принимал
участие в их деле".
"Следственная комиссия, - пишет дальше М. Алданов, - вопроса по
настоящему не разрешила. Не разрешила его и история. Многое здесь остается
неясным.
Через 30 лет после декабристского дела в 1854 году престарелый
Батенков, бывший ближайшим человеком к Сперанскому, отвечая на вопросы
проф. Пахмана, писал ему: "Биография Сперанского соединяется со множеством
других биографий... об иных вовсе говорить нельзя, а есть и такого много,
