Это был вызов Герарду Экудянову, прагматическому санкционеру, и он,
бедняга, поднял перчатку.
- Ну, мужики! Игоряша дает! "Мне за ним не угнаться, - произнес
Экудянов, хитро прищурившись, - С ним рядом я круглый ignoramus".
- Фраза из рассказа "Умник" ирландского писателя Шона О'Фаолейна, -
спокойно парировал Игоряша. - Рассказ опубликован в сборнике "Говорящие
деревья", вышедшем в 1971 году.
В комнате воцарилось тяжелое молчание. Такого от Игоряши не ожидал
никто. Точное знание в сочетании со сверхъестественной памятью, - да,
Герарду достался достойный соперник.
- "Запомни, Стокдейл, что ты ни с кем не имеешь права так
разговаривать", - гробовым голосом сказал Экудянов, вперив взгляд в
Игоряшу.
При чем здесь "Стокдейл", никто из нас не понял.
- "А что я сделал плохого? - улыбнулся Игоряша, акцентируя слова так,
что всем стало ясно: он догадался, о чем повел речь Герард, и подхватил
диалог из какой-то известной только им двоим книги. - Если я выразился не
очень любезно, поправьте меня, и я больше не буду так говорить."
- Ребята, это черт знает что! - вскричал Герард. - Игоряша цитирует
по памяти "Трудно быть сержантом" Мака Химена.
- Совершенно верно, - согласился Игоряша, - Страница 82, Воениздат,
1962 год, русский перевод Биндеман и Фадеевой, литературный редактор
Видуэцкая.
- Потрясающе! Попробуем еще, - Герард покраснел, на лбу его выступил
пот. - "Не унижай своей судьбы!"
Игоряша задумался.
- Ага! - воскликнул он и прищелкнул пальцами. - "Я хотел бы ее
победить".
- "Мысль - вот мое оружие".
- "Часто мое честолюбие сжигает мои мысли".
- "Ты обладаешь даром творчества. Чего тебе еще нужно?"
- "В другие времена я, быть может, смог бы завоевать материк".
- "Что в этом? Одна мелодия стоит целой провинции. Для нового образа
разве ты не пожертвовал бы властью?"
- "Жить полной жизнью, вот чего я хочу, а не жить одним лишь мозгом",
- глаза Игоряши горели. Поначалу он произносил фразы с трудом, будто
разбирая стершиеся письмена, что незримо вставали перед ним. Но постепенно
голос его окреп, а в интонациях зазвенел металл, словно он читал не чужой
текст, а высказывал собственные убеждения.
- "Мозг содержит в себе целый мир", - настаивал Герард. Он тоже вошел
в роль и даже поднялся с места, ощущая себя если не на подмостках сцены,
то, по крайней мере на диспуте схоластов.
- "А ты не можешь понять, ты аскет, - отвечал с презрением Игоряша, -
ты укротил свои желания, ты подчинил их себе".
- "И ты тоже укротишь их".
- "Не знаю, захочу ли я это сделать..."
Герард, опустошенный, рухнул на стул.
- Сдаюсь! - выдавил он. - знать сие на память просто невозможно, и
тем не менее Игоряша ни в одном слове не отошел от текста.
- Габриэле Д'Аннунцио, - провозгласил Игоряша. - "Огонь", в переводе
Барсовой. Первый том Полного собрания сочинений, издание Саблина, Москва,
1909 год.
Он тоже успокоился, перевел дыхание и пояснил:
- Герард, моя память не хуже твоей. Я знаю наизусть все твои тридцать
пять тысяч книг. И еще много других. Если хочешь, можем продолжить диалог
на языке оригинала...
- Не надо, - дернулся Экудянов: в итальянском он был не силен. Герард
еще некоторое время взбудораженно размахивал руками, обиженно бормоча
что-то по-армянски себе под нос. Потом резко встал, надел плащ и выбежал
из квартиры.
Мы подошли к окну. По улице удалялся, растопырив локти, Герард
Экудянов, убежденный враг мимесиса. Вдруг он остановился, повернулся,
задрал голову и, погрозив в нашу сторону кулаком, заорал:
- Может быть, он и брошюру "Проституция и ее причины" читал?
Сочинение доктора Б.В.Цуккера, 1926 год, издательство "Космос"?
- Читал!!! - прокричал Игоряша, высунувшись из окна. - Если угодно,
на странице 45: "Мы не отрицаем возможности того, что и в будущем женщина
будет отдаваться мужчине ради каких-нибудь выгод, но мы решительно
утверждаем, что эта проституция не будет носить в себе
общественноклассового отпечатка".
Близилась полночь. На улице застыли изваяниями несколько зевак. В
доме напротив в окнах зажегся свет. Мы поспешили разойтись...
Не сразу и не скоро, но мы узнали все-таки, что у Игоряши была
беспримерная библиотека - 500 тысяч томов на пятнадцати языках. Полками и
стеллажами были заставлены две просторные комнаты в его девятикомнатной
квартире на Сивцевом Вражке. Любому здравомыслящему человеку ясно, что в
двух комнатах, даже очень больших, не разместить и десятой доли такого
количества книг. Однако была в той квартире какая-то штука со связными
множествами, какая-то хитрая метрика, некая неэвклидова затея с пучностями
и узлами пространства, в которой Игоряша не понимал ни черта, но прекрасно
пользовался. Например, в двух комнатах его библиотеки можно было бродить
часами и открывать все новые и новые застекленные шкафы с изящными
цифровыми замочками. Та же история - и с квартирой целиком. Для правления
кооператива "Гигант", в котором жил Игоряша после переезда из Строгино,
это была просто большая квартира в два этажа. Удивительно, конечно, как
мог один человек занимать столько жилой площади, но видимо, пользовался он
чьим-то высоким покровительством, видимо, был непростым человеком, раз за
кооператив уплатил сразу всю сумму целиком, перечислив в банк
единовременно сто тысяч рублей по безналичному расчету. Да, впрочем, в
кооперативе были разные непростые люди - и дипломаты, и поэты-песенники, и
заведующий фруктовым баром, и кинорежиссеры с именем, и южных краев люди
без имени, но со связями, - недаром "Гигант" пользовался завистливым
уважением всего района. Стоило ли после этого удивляться девятикомнатной
двухэтажной квартире какого-то Игоряши?
В том-то и дело, что не девятикомнатная и не двухэтажная! Был здесь и
банкетный двухсветный зал с хрустальными люстрами и мозаичным паркетом, и
спальня-будуар а-ля Людовик XVIII, и кабинет красного дерева, и
бильярдная, и кегельбанная, и каминная, и музыкальный салон с концертной
электронной аппаратурой, и сауна с бассейном, и спортивный зал с
пятисотметровой тарлановой дорожкой, велотреком и площадкой для гольфа,
был камерный театр и видеотека, и зимний сад, и - отдельно - оранжерея с
тропическими растениями, и кинозал, и бар на тридцать мест, и эстрада для
варьете с раздевалкой для девочек, и анабиозная, где криогенная аппаратура
поддерживала глубокий сон пятидесяти восьми женщин разного возраста и
национальностей, отобранных Игоряшей для песен и игр. И даже дворницкая,
где, конечно, никаких дворников не было, а было оборудование для
подзарядки кибернетических автоматов, выполненных в виде безупречных и
остроумных лакеев: прообразом для программы послужил гениальный Дживз из
произведений Пелема Гренвилла Вудхауса.
Из гардеробной вниз - неявно минуя восемь этажей кооператива - вел
индивидуальный лифт, имевший выход в подземном гараже, что разместился на
надежной глубине под всеми городскими коммуникациями. Здесь тоже была своя
причуда. Игоряша никоим образом не желал походить на соседа по площадке -
директора ресторана "Богема" Сидора Ипатьевича Дыбина, который держал
выезд из "мерседеса" и "вольво" позапрошлогодних моделей и нуворишски
шиковал, гоняя на них по Москве и Московской области. Когда Сидор
Ипатьевич по мартовскому гололеду как-то побил "мерседес", налетев на
"бьюик" председателя районного отделения Добровольного общества содействия
автомобилизму, атлетизму и обороту фондов, он испытал нервический шок и
месяц постился, оплакивая машину.
Игоряша на словах лицемерно сочувствовал Дыбину, но в душе ликовал,
ибо терпеть не мог разбавленного сока. Что же касается машин, то он сам
владел "кадиллаком", "линкольн-континенталем", спортивным "мазератти" и
"шевроле-импалой", однако не дразнил городскую публику и не раскатывал по
улицам в вызывающих лимузинах. Для автомобильных радостей Игоряша
располагал отличной подземной шоссейной сетью: многорядные, освещенные
ртутными светильниками и оснащенные принудительной вентиляцией трассы шли
и под "Золотым Кольцом России", и в крымском направлении, и под минским
шоссе, и под Байкало-Амурской магистралью. Во многих местах на трассах
стояли бензиновые колонки. Для простоты они размещались под городами,
начинающимися на букву Т (Т - значит топливо): Торжок, Трускавец, Тара,
Тында и так далее. На поверхность Игоряша выезжал только в отечественных
машинах, всегда имея под рукой "Волгу"-универсал или "Ладу".
Но вернемся к книгам. Неужели Игоряша прочитал все 500 тысяч томов
своей библиотеки? И может ли такое быть, чтобы он пятнадцать языков? В
принципе приобрести подобные было для Игоряши сущим пустяком - хватило бы
нескольких регистров биомодулей, - но... тем не менее он такой
возможностью не воспользовался. Во-первых, у Игоряши были свои
представления об эрудиции, а во-вторых, он прекрасно понимал, что книга в
современную эпоху перестает быть средством массовой, научной и технической
информации, превращаясь в символ роскоши и становясь объектом
созерцательного почитания. Обозревая бесконечные полки своей библиотеки,
Игоряша видел не коленкоровые или ледериновые, или кожимитовые, или
картонные корешки, а ряды, условно говоря, золотых слитков, где буковки,
слагающиеся в фамилии авторов, претерпевали любопытную математическую
метаморфозу: они обращались в абстрактные индексы, лишенные семантической
значимости. Эти индексы позволяли отличить один слиток от другого, но
ничего не говорили об их художественной стоимости и духовном эквиваленте.
Итак, Игоряша книг не читал и тем не менее посадил в лужу психолога и
библиолога Герарда Экудянова, зачинателя дисплей-литературы - новой ветви,
которая войдет в моду лишь через тридцать лет. Каким образом это удалось
Игоряше?
Нетерпеливый читатель может забежать вперед и вырвать у чемпиона
оксюморона П. Кровского несколько Игоряшиных тайн в главе под литерой "т",
которая будет называться "ТЕЛЕАНТРОП".
Б_Л_А_Ж_Е_Н_С_Т_В_О
Глава "Б",
обоснованная зачинателем дисплей-литературы Г.Экудяновым
Неизбежно должно было настать время - и оно настало на седьмой день
обладания Золотыми Рыбками, - когда Игоряша всерьез задумался над
проблемой пищи и вследствие этого - над проблемой исчерпаемости
биомодулей.
Первую неделю Игоряша объедался всласть. Он рубал омаров в майонезе и
утку по-пекински. Пожрал подряд с небольшими интервалами: кебаб
по-мароккански из индюшки в имбирном сиропе, грибную запеканку "вандомуа",
мусс из устриц, окорок в апельсиновом желе с грецкими орехами, пиццу
"Маргарита", карибский суп "каллалу" из корней таро, паровую летучую рыбу
с барбадосскими "ку-ку" из либерийской окры, голландский угоревый суп,
сицилийские сладости "франгипани", албанское блюдо "радость пастуха" из
картошки с темно-зеленым македонским медом, шахский плов, изготовленный по
рецепту знаменитого персидского кулинара Надира, тунисскую "чак-чуку",
индонезийскую "розовую зарю" - блюдо из креветок с рисом, помидорами,
паприкой и бананами, подаваемое на пальмовом листе, гавайскую ананасовую
"амброзию", гаитянский десерт "секрет зомби" из авокадо... (Живот у него
не болел, и кишечник работал нормально - ВЕЧНОЕ здоровье как-никак.)
Словом, Игоряша побил рекорд по обжорству, занесенный в знаменитую книгу
Гиннесса, и даже перещеголял феноменального калифорнийца Эдди "Бозо"
