делал лучше обыкновенного, и признался потом, что моя рука доставила ему
большое удовольствие. Впоследствии я не раз пускала ее в ход по его
просьбе... Вскоре мы уснули.
В течение долгого дня мы с Жюлем могли переговариваться только
взглядами, но мы прекрасно понимали друг друга! Это бесстыдное томление
души и плоти делало меня задумчивой, и в то же время раздражительной...
Вечером я, сославшись на головную боль, поднялась к себе в спальню и,
как обычно, тщательно, теплой водой с ароматной эссенцией, подготовила
интимное место к сладостным играм любви. Затем накинула на обнаженное тело
легкий жакет и надела черные чулки с алыми подвязками. Я знала, что Жюль
любит такой наряд: контраст моего перламутрово-белого тела, черных чулок,
черного мыска под животом и кроваво-красных подвязок...
Он проскочил ко мне в будуар, и я бросилась ему на шею:
- Дождалась, наконец, дождалась тебя, дорогой! Ах! Как я скучала, как
желала тебя все это время!
- А я?! Я жил только мечтами о тебе!
- Муж ничего не заподозрит, милый?
- Нет, я сказал всем гостям, что пошел навестить баронессу фон
Лихтенштейн и ее очаровательных дочерей.
- Ты говоришь - очаровательных? - я игриво надула губки.
- Что ты! Ты лучше всех, ты королева моя, царица Савская, аромат
твоих грудей сводит меня с ума! Глаза твои - два родника, груди твои - два
нежных ягненка, стройные ноги твои держат крышу моего мира! Я умру от
любви у твоих ног, за твоим черным руном я бы поплыл, как древние греки за
золотым руном, в малярийную Колхиду! Но я и так в лихорадке, они сжигает
мою душу, мою плоть и кровь! Я хочу сгорать дотла в аду твоих простынь!
Говоря это, он положил меня на овальную кровать, раздел в мгновение
ока, и вот уже единым пламенем зажглись наши сердца, единые волшебные
созвучия наполнили слух, и, сжимая друг друга в объятиях, в бреду той
сладостной лихорадки, которая, надеюсь, вам известна, мы забыли обо всех
опасностях, обо всем на свете...
Вдруг в коридоре послышались шаги! Одним прыжком я очутилась у двери
и прильнула к ней. В замочную скважину я пыталась рассмотреть, кто это. Мы
пропали, если это мой муж!
К счастью, это был не он... Я знаком дала понять Жюлю, что опасности
нет, и продолжала стоять у замочной скважины. Жюль подбежал ко мне и с
размаху всунул мне сзади свой чудовищный член, не знавший усталости. Ах,
как я ему помогала, раскрывая ягодицы, извиваясь и производя судорожные
движения убежищем, задыхаясь от страсти и наслаждения! Устав держаться за
ручку двери, я отделилась от Жюля, поцеловала его мокрую от меня штуку и
подошла к раскрытому окну.
Над чернотой низкого леса стоял зеленый полусвет, слабо отражавшийся
в плеске белеющей реки, на белых мраморных стенах вилл и беседок...
Таинственно, просительно ныли невидимые комары и летали с треском ад окном
бессонные странные стрекозы... Внизу под моим окном, на террасе,
развалились веселые госты, слышался звон посуды и смех. Среди гостей я
увидела своего мужа в белом смокинге, с рюмкой в одной рук и с зажженной
сигаретой в другой.
...Жюль подошел ко мне тихими шагами, поднял подол моего пеньюара, и
я почувствовала на губах своего убежища губы моего возлюбленного... Я
облокотилась на подоконник и, не видимая снизу, продолжала смотреть на
террасу, сосредоточившись вся в блаженных ощущениях божественного места...
Я отставила свой зад насколько это можно, предоставив себя полностью в
распоряжение Жюля, содрогаясь от блаженства...
- О! О! Жюль, не... Жюль... еще... о-о-о!
Вскоре он поднялся с колен и, взявшись кончиками пальцев за края
моего пылающего убежища, раздвинул его, и я почувствовала, как меня
наполняет смертной истомой его огромный, несгибаемый член, который тотчас
начал свое медленное ритмичное движение. Это было новое. особенно.
тревожное наслаждение от преступного события почти на глазах мужа,
которого я продолжала видеть внизу. Колдовство этих ласк заворожило меня,
я так ослабла, что почти легла на подоконник. Если бы Жюль не держал меня
за бедра, то я бы, чего доброго, могла выпасть из широкого венецианского
окна...
Видя, что я изнемогаю от усталости и нервного напряжения, Жюль вынул
из меня свой член, отчего у меня сердце упало от огорчения. Он взял меня,
обессиленную, на руки и отнес обратно в кровать и положил животом вниз.
отдышавшись, я пришла в себя и начала целовать нежные звезды его груди, в
золотистые волоски в темном проеме подмышек...
Он гладил мне спину... ниже спины... мой зад, круглившийся на сбитых
простынях... раздвинув мне ноги, он ласкал нежный пушок между моих ягодиц...
Я, воскреснув от его ласк, начала игриво увертываться от его
медленных рук, скрывая одно место своего тела и, как бы случайно,
подставляя другое... Потом я поползла от него наверх, к подушке, которая
оказалась в этот момент у меня под низом живота.
Зад мой был обращен вверх, благодаря подушке и соблазнительно
возвышался, и мое ненасытное убежище было совсем раскрыто для ласк... Жюль
ввел свой еще более увеличившийся член в мое, ставшее просторным, лоно, и
снова блаженство охватило меня истомой его медленных движений.
- Голубчик мой... любимый... ох... двигайся еще медленнее...
Жюль уже не лежал на мне, он сидел на мне, сидел верхом, и, держась
за мой зад, проникал в меня так далеко, как никогда раньше... Мне было
больно, но в этой боли я чувствовала наслаждение. Ах! я бы хотела, чтобы
он весь, мо Жюль, вошел в меня целиком! Я в такт его ритмичных движений
стала делать встречные движения бедрами. едва не теряя сознания от
сладостной боли. Живот у меня уже болел, но я не обращала внимания и вся
надвигалась на него, надвигалась...
Вдруг в мозгу моем вспыхнула молния, она ослепила меня, пронзила, и я
почувствовала, как я лечу к звездам... среди звезд... мой милый наездник
сидит на мне, и мы вдвоем мчимся через мириады созвездий вдаль, в века...
в бесконечность...
Очнувшись, я увидела, что Жюль уже собрался уходить, так как внизу
погас свет и сейчас должен был прийти мой муж.
Вот зашел Анри. Я встала ему навстречу. Он, как всегда, не заметил
моего порыва, а стал ходить по комнате и в восторге рассказывать о
проведенном дне. Он был весел, нежен, внимателен. Я была в рубашке,
которая мягко обрисовывала соблазнительные места моего зада. Меня охватило
любопытство проверить, способен ли мой муж иметь со мной дело дважды в
день. Решившись испытать его, я кокетливо приняла позу, благодаря которой
еще выразительнее вырисовывались части тела, бывшие особенно прекрасными.
Поставив ногу на стул и высоко подняв рубашку, я стала снимать подвязки.
таким образом, стоя сзади, мой муж видел помимо зада, отражение в зеркале
моих ног и весь заветный треугольник с его оперением. О, как властно этот
треугольник приковывает к себе взоры всех мужчин!
Маневр удался вполне. Анри, бывший уже в рубашке, подошел ко мне,
поцеловал меня в шею, отправил руку в убежище, просунув ее сзади.
- Постой, - сказала я ему, - что это с тобой сегодня?
- Милая моя, ты прелестна!
- Но разве я не всегда такая?
- Всегда, но сегодня особенно!
- Чего же ты хочешь?
Сознаюсь, что вопрос был глупым.
Я взяла его член, который, хотя и возвышался, но был далеко не в
лучшем состоянии.
- Видишь, ты не можешь.
- Пожалуйста, приласкай его, прошу тебя, - просил он.
- Что это наводит тебя на такие мысли, мой дорогой?
- Твой прекрасный зад... он такой прекрасный!
- Но в таком случае вы его больше не увидите!
И с этими словами я прикрыла его рубашкой, в то время как другие
части тела прекрасно отражались в зеркале. Но муж не унимался, и тогда,
желая воспользоваться моментом, я усадила Анри на стул и села к нему на
член верхом, но вдруг с ужасом заметила, что орудие ослабло, надо было на-
чинать сначала. Но я была слишком возбуждена, чтобы не довести дело до
конца.
Кроме того, здесь задето мое самолюбие. Я снова начала действовать
рукой, и вскоре член пришел в нормальное состояние. Тогда я поставила стул
перед зеркалом и, обернувшись к нему спиной, помогла ввести его сзади...
На следующий день, прогуливаясь в парке, мы с Жюлем отстали от всей
группы и завернули в беседку, увитую плющем так густо, что в ней царил
таинственный полумрак...
Жюль стал меня просить показать, как я прежде предавалась моим
одиноким удовольствиям - я ему как-то с легким стыдом призналась в этом. Я
хотела лечь на скамью, но он не разрешил мне, усадив на стоящий в углу
беседки стул.
- Садись верхом на этот стул и открой свою милую Леле, действуй при
этом своей маленькой ручкой.
Я была заинтересована и повиновалась. Расстегнув мой корсаж, Жюль
обнажил меня до пояса. Я почувствовала горячее желание. Мои похотливые
желания вспыхнули. Я принялась вполне серьезно заниматься тем, чем
когда-то занималась.
Вдруг я почувствовала, что Жюль засовывает мне под мышку свой
набухший член. Оригинальность этого положения разожгла меня. Наклонив
голову, я с любопытством наблюдала, как головка прекрасного стержня то
появлялась, то вновь исчезала под мышкой. Мой партнер был всецело поглощен
созерцанием моей левой руки, работавшей с большим усердием. Вскоре мы
достигли высшей степени сладострастия и вместе кончили...
Спустя несколько минут мне пришла в голову мысль, и я, очень
заинтересовавшись ею, спросила, могут ли мужчины испытывать удовольствие
без участия женщин. Жюль ответил утвердительно, и я попросила его
показать, как это делается.
- Но ты сама отлично знаешь, берут его рукой и делают так.
- Покажи мне, доставь мне это удовольствие.
Я извлекла на свет божий его член, напряженный и возбужденный нашими
разговорами и имевший свой обычный вид. Я положила его руку поверх члена.
- Ну, сделай, милый!
- Глупости! - рассердился Жюль. - Мне гораздо лучше, когда это
делаешь ты сама своей ручкой и одолжишь свои грудки.
- Ну, исполни мою просьбу. Или ты хочешь меня рассердить?
Но он все же повиновался и я, наклонившись к нему, с любопытством
следила за его движениями. Вскоре я сжалилась над ним: расстегнув корсаж,
опустилась перед ним на колени и дала ему окончить в свои нежные груди.
Мы переехали в город и снова начались страстные но, увы, редкие
встречи с Жюлем. Я уже полагала, что мне нечему учиться. Однако я
ошиблась. Уроки возможны.
Я уже говорила, что мои ягодицы отличались редкой красотой. Они бы
получили тысячу поцелуев от моего любовника, очень любившего класть меня
так, чтобы удобнее пользоваться мною и любоваться зрелищем моих нежных
округлостей.
Он приоткрывал пальцами губы моего тайника и ласкал и целовал и водил
кончиком языка по верхней части моего убежища. Иногда при этом его палец
поднимался выше, и я чувствовала странное, несказанное щекотание у входа,
или, вернее сказать, у выхода, который не имеет никакого отношения к
радостям любви. Случалось даже, что его член, входя до основания, и я
испытывала острое блаженство страсти, я чувствовала, что его палец входит
довольно глубоко в это узкое отверстие. Это было странное, удивляющее меня
впечатление, причем совершенно меня не шокирующее, скорее, наоборот. Эта
ласка доставляла мне совершенно своеобразное сладострастие, которое я не
могла, да и не старалась, проанализировать...
Как-то раз Жюль после обычного очаровательного ритуала лизания
верхних губ верхушки моего убежища, поднялся и поместился сзади меня.
Медленно, едва касаясь, он стал ласкать головкой члена губы моего
