Вдруг тетя легла на любовника, он прижал ее к себе, обняв за белоснежный
зад... Они стонали от счастья, страсть охватила их одновременно...
Немного погодя Берта отделилась от него и прилегла рядом.
Я возвратилась в свою комнату и легла в постель в каком-то
необыкновенном состоянии. Я перебирала в памяти все виденное. Мое
воображение запылало. Грудь лихорадочно вздымалась, огонь разлился по
жилам. Я легла, как моя тетя, на спину, и подняла рубашку. Потрогав свои
груди, я увидела, что они как-то вздулись, и, глядя на свое тело, я дошла
до деликатного уголка и с любопытством стала его исследовать. Я нашла, что
губы маленького убежища вспухли, тогда я принялась искать то место,
которое у тети поглощало огромную штуку барона. Но я нашла только
маленькую дырочку, в которую даже мой палец проникал с трудом и болью. Я
подвинула этот палец кверху, и неясное чувство охватило меня всю. Тогда я
стала быстрее повторять слова тети: "Ах, как хорошо, ах, как хорошо... Я
наслаждаюсь, я наслаждаюсь!" Вдруг какой-то спазм охватил меня, я была вне
себя от блаженства... Когда я очнулась, то отняла влажную руку, поудобнее
улеглась на постели и уснула.
Утром я встала свежая и бодрая. Было очаровательное утро, я
прогуливалась по парку и вспоминала вчерашнее. Желая освежить впечатления,
я заглянула в тот таинственный павильон, и с удивлением увидела там
садовый стул, которого раньше не было. Не без основания я заключила, чтоздесь что-то должно случиться, и поэтому вечером заняла свой пост задолго
до появления любовников.
С предосторожностями они оба вошли и заперлись. Берта сказала: "Очень
хорошо, что ты догадался принести этот стула. Мое положение в прошлый раз
было не очень приятное. Что ты собираешься делать?"
Барон сел на стул и, поставив тетю перед собой, высоко поднял ее
юбку. Берта верхом уселась на его колени и, взяв в руки его штучку, стала
медленно вводить ее себе, опускаясь по мере того, как она входила. Я
помещалась так, что могла наблюдать это сзади. Благодаря этому ни одна
деталь не могла ускользнуть от моего взгляда.
Вскоре огромное орудие исчезло совершенно. Тогда тетя подняла ноги и,
упершись ими в перекладину стула, принялась попеременно подниматься и
опускаться. Вскоре послышались вздохи, поцелуи и бессвязные речи. На этот
раз я уже не ограничилась ролью наблюдателя. Я подняла свою юбку тоже, как
тетя, вставила своего Мими-палец затем, соразмеряя свои движения с ее
движениями, то замедляя, то ускоряя, дошла до страстного пароксизма в одно
время с ними...
На другой день я была в своем тайнике и видела, как в павильон пришел
сначала Поль, за ним тетя. Мне показалось, что лицо ее покрыто облаком
печали, тем не менее она бросилась в его объятия и стала покрывать лицо
поцелуями. Он пытался осуществить свое намерение, но тетя остановила его
руку.
- Нельзя сегодня, мой дружок, уверяю тебя... Я сама раздосадована...
но... ты знаешь... Отложим немного! Ах, как жаль, я до слез сожалею, что
приходится упускать такую чудесную вещь... Но не буду эгоисткой! Милый
Мими, научись обходиться без своей подружки...
Говоря это, тетя проворно расстегивала брюки сидящего на стуле барона
и доставая оттуда предмет своей страсти, орудие любви. Прикрыв его сверху
платком с монограммой и встав на колени, тетя взялась за него рукой и
стала производить движения взад и вперед...
По-видимому, это доставляло Полю неслыханное удовольствие: "АХ, как
ты хорошо это делаешь, дорогая. Не торопись только... открой его
хорошенько, еще... еще... О! О!...
Берта, следя за выражением лица любовника, поняла, что у него
приближается сладостный миг, и сильнее сжала в руках свою милую игрушку...
Немного погодя она запрятала ее на прежнее место, в брюки, а носовой
платок, с легкой гримасой, в фарфоровый унитаз. Затем они вышли из
павильона. Я слышала, как Берта игриво сказала: "Ах ты, гадкий! Зачем ты
получил удовольствие один, без меня? Я сержусь на тебя и накажу тебя при
первом же случае!"
Подождав немного, я вошла в павильон возбужденная и истомленная. Мне
чего-то хотелось. Вообще-то я довольно ясно представляла, чего именно. Я
села на стул, подняла юбку, подняла на сиденье обе ноги. Подставив палец,
я опустилась на него своей маленькой щелью и стала подражать движениям
Берты, раздвигая ноги как можно шире и воображая, что в меня входит
желанный орган. Довольно сильная боль остановила меня. Я удвоила усилия, и
палец вошел почти до конца. Наконец спазм охватил меня, я была вне себя от
восторга и удовольствия. Рука моя и стул носили следы моего блаженства. Я
поторопилась их уничтожить и вернулась в замок.
Днем барон имел разговор с бабушкой и официально испросил у нее руки
тети Берты. Бабушка дала согласие, и было решено, что они должны поехать в
Париж для приготовления к свадьбе. Вскоре сыграли свадьбу. Мне очень
хотелось присутствовать при первой брачной ночи, но, к сожалению, тут не
было той обсерватории, как в замке, и мне оставалось удовлетворить своими
средствами желание разгоревшегося воображения, рисовать картины
сладострастия.
Через три дня молодые уехали в свадебное путешествие по Италии. Моя
жизнь снова стала монотонной и скучной. Я нет находила себе места,
непрестанно мечтала о свадьбе, и Поль казался мне идеалом супруга. Я часто
посещала мой павильон, доставивший мне неизгладимое впечатление, и
сохранила там стул, ставший для меня троном моих уединенных удовольствий.
Это средство облегчения стало для меня положительно необходимым, так как
меня часто охватывало самое настоящее блаженство, мои глаза заволакивались
туманом, в ушах шумело, ноги подкашивались подо мною. Сжимая ноги, я
чувствовала, как становилась влажной та часть тела, которая дает
наслаждение и право называться нам женщиной. В такие минуты никакое
сопротивление не было бы возможным. Приходилось уступать желаниям... Я
прибегала к пальцу и после того, как получала удовольствие и чувствовала
спокойствие во всем теле. Я совершенно уверена, что если бы я не
развлекалась подобным образом, то я бы заболела, ведь мне уже
восемнадцатый год, и я была хороша собой.
2. УТРАЧЕННЫЕ ГРЕЗЫ
Бабушка моя, боясь умереть, не пристроив меня, подыскала мне мужа.
Ничего не говоря мне об этом, один наш знакомый представил нам графа Анри
Эрве де Кер, бретонца древнего рода, среднего роста, очень элегантного
молодого человека, холостого и с недурным состоянием. Он не обладал
мужеством Поля, хотя и такой, каким он был, мне он понравился с первого
взгляда. Что касается его, то он влюбился в меня с первого взгляда. Таким
образом, мы были согласны пожениться, и свадьба была назначена через два
месяца.
На свадьбу приехала тетя Берта с бароном. Она была по-прежнему
прелестна. Я рассказала Берте свои впечатления о женихе, находя его
холодным и сдержанным, хотя всегда внимательным и любезным. Берта
внимательно слушала и смеялась: "Это очень скоро изменится!"
Наконец, настал день. Мы повенчались. С чувством сильного желания и в
то же время страха я ожидала первой ночи. Отлично мне знакомый в теории
акт, который мне предстояло совершить, внушал мне страх. Долгий вечер,
наконец, окончился, и Берта увела меня в брачную комнату. Это была
комната, в которой спала Берта. В ней стояла та же самая кровать, на
которой тетя предавалась любовным наслаждениям. На этой кровати мне
предстояло стать женщиной.
Берта помогла мне раздеться. Она присела на край моей кровати, чтобы
посвятить меня в целый ряд вещей, которые были, как она считала, мне
совершенно неизвестны. Она сделала это с большим тактом и, пожелав мне
присутствия духа, удалилась.
Я с замиранием, точно над пропастью, сердцем залезла под холодное
одеяло и, дрожа от ожиданий и страха перед тем, что сейчас должно
произойти, смотрела на входную дверь. Вошел мой муж. Он снял халат,
потушил свечи и лег ко мне. Лежа рядом со мной, он стал целовать и сжимать
меня в объятиях. Прикосновение ко мне голого его тела заставило задрожать
меня. Он прижался ко мне еще теснее, ласково уговаривал меня ничего не
бояться. Его правое колено протиснулось между моих ноги и отделило их одну
от другой. Сначала я интуитивно сопротивлялась. Однако вскоре Анри уже
лежал на мне. Я чувствовала ногами кончик предмета, так долго и сильно
ожидаемого мной.
Это первое прикосновение произвело на меня действие искры, упавшей на
пороховую бочку. Весь пыл моего темперамента сосредоточился в атакованном
месте, и я ждала почти уже с наслаждением. Анри, однако, весьма неловко
принялся за дело. Он долго не мог найти дороги. Он попадал то слишком
высоко, то вбок, раздражая меня этим до самой крайней степени, но я не
смела ему помочь и лежала неподвижно. Но наконец я почувствовала, что ему
удалось выбраться на настоящий путь.
Я почувствовала острую боль и вздрогнула и отодвинулась, едва не
вскрикнув. Смущенный Анри умолял меня потерпеть немного и опять занял свое
место. Твердо решив претерпеть все, я лежала неподвижно и даже приняла
более удобное положение для него. Боль возобновилась, но я не поддалась
ей, и даже подвинулась навстречу его движению, чтобы скорее покончить с
этим... Мне показалось, что Анри действует слишком вяло, и что величина
орудия оставляет желать лучшего. К тому же Анри не произносил ни единого
слова, без которых, по моему мнению, не могла обойтись такая болезненная
операция.
Наконец Анри собрался с силами. Он сделал очень сильное движение, на
которое я ответила обратным движением бедер.Боль такая сильная, что я
вскрикнула, но в то же время я почувствовала, что препятствие пройдено, и
вошел в меня целиком. Некоторое время мой муж продолжал ритмичные
движения, потом вздрогнул несколько раз и остался лежать неподвижным.
Тогда я почувствовала, как в меня бросилась теплая жидкость и немного
уменьшила пожирающий меня жар. Анри слез с меня и, усталый, лег рядом со
мной.
Несмотря на пыл моего воображения, я не почувствовала никакого
удовольствия. Я не удивилась этому, наученная Бертой, что первый раз так и
должно быть. Анри поцеловал меня и пожелав спокойной ночи, вскоре уснул. Я
была искренне удивлена. Мне казалось, что он непременно повторит свои
занятия. Со своей стороны я была готова к ним, несмотря на боль. Ничего
подобного не случилось и я, огорченная этим, уснула.
На другой день я проснулась поздно. Я была одна. Вскоре из соседней
комнаты вышел мой муж, он приблизился, поцеловал меня в лоб, ласково
осведомился, как я себя чувствую, но все это было проделано с холодком. Я,
уже готовая броситься к нему навстречу, остановилась. Мне казалось, он
ожидал моего пробуждения, чтобы сжать меня в своих объятиях, говорить о
любви, о счастье... наконец, повторить ласки, начатые накануне. Тогда я с
увлечением ответила ему, несмотря на боль и никакое страдание не помешало
бы мне вновь принять его.
Мою грудь сдавили опасения за мою будущую жизнь. Увы! Это было не то,
что я ожидала. Муж ушел, сказав мне, что будет одеваться, но, охваченная
своими переживаниями, я не думала об этом.
Вдруг раздался веселый голосок моей тети. Едва она вошла, как я
бросилась к ней на шею и разрыдалась.
- Что с тобой, дитя мое? - говорила она. - Откройся мне!
Я была в затруднительном положении. Что я могла сказать ей? Я только
почувствовала, что мой муж не будет меня любить так, как я надеялась. Я
сомневалась, что мой муж утолит этот огонь, который сжигал мое существо.
