детьми в школе не дружили, а после виделись лишь несколько раз за тридцать
с лишним лет, да и то мельком. Но Иван Кузьмич счел себя обязанным придти
на его похороны. Погода была так себе, серенькая, и Иван Кузьмич не то
чтобы обрадовался, но почувствовал удовлетворение, когда все закончилось.
Он надел шляпу и, насколько позволяла обстановка, быстрым шагом направился
к выходу. Кладбище было тем единственным в городе, что непрерывно росло и
расширялось, и поэтому не удивительно, что задумавшийся Иван Кузьмич,
думая, что выходит с кладбища, на самом деле шел совсем в другую сторону.
Он пытался вспомнить что-нибудь о Колябине, но на ум приходили какие-то
дырявые мячи, велосипеды, какие-то сопливые мальчишки, но кто из Колябин
Иван Кузьмич уже не помнил. "Э-эх, годы летят! Когда-нибудь и я...
тоже...", - вздохнул Иван Кузьмич. Впереди на тропинке стоял мужчина не по
погоде легко одетый и смотрел на Ивана Кузьмича. "И чего уставился?
Обознался, что ли?" - подумал Иван Кузьмич и вдруг узнал мужчину. "Не может
быть!" - Иван Кузьмич силился сглотнуть, "Просто немного похож... очень
похож... Он!!!" В другой раз он мог бы ошибиться, но сейчас Иван Кузьмич
мог поклясться, что перед ним стоит тот, кого он совсем недавно внимательно
рассматривал и чей гроб закопали минут пять назад. "Ты... ты... ты...
ты...", - пролепетал Иван Кузьмич, поправляя зашевелившуюся шляпу, - "ты
ведь... я сам... но... но... но...". Колябин улыбнулся и шагнул на встречу.
Иван Кузьмич издал дикий вопль и, крича что-то бессвязное, спотыкаясь о
надгробия и ломая венки, побежал прочь. Он постоянно слышал за собой топот,
треск, чье-то тяжелое дыхание, несколько раз его кто-то хватал за полы
плаща, но каждый раз это оказывались кусты или ограды. Наконец,
обессилевший Иван Кузьмич добежал до шоссе и пробив насквозь ветхую ограду
кладбища, вылетел на дорогу. Проезжавший автомобиль только добавил
скорость, когда ему навстречу со стороны кладбища кинулся человек в порван
ном, грязном плаще, без шляпы и со всклоченными волосами. Иван Кузьмич
резко оглянулся. Никого. "Чего это я, с ума сошел, что ли? Да нет, ведь
видел же, своими глазами видел", - и Иван Кузьмич, утираясь рукавом и
постоянно оглядываясь, прихрамывая побрел по шоссе.
Семеныч несколько раз, чертыхаясь, чиркнул спичкой о коробок и, зажгя
огонь, с блаженством затянулся. Тихо (как ему казалось) напевая что-то, он
одел очки и сел у окна. На улице серый облезлый кот с достоинством
прогуливался между деревьями и делал вид, что клевавшие что-то голуби его
ничуть не интересуют. В прихожей загремели ключи. "Принес ее нечистый!"
Семеныч выкинул цигарку в форточку и помахал ладонью, разгоняя дым. Но его
старуха, вбежавшая (что за ней лет двадцать не наблюдалось) в комнату, даже
не заметила табачного запаха. "Ты, дед, только послушай! Сидишь тут, как
пень, и не о чем не слыхал!" Не дав Семенычу как следует обидеться на
"пня", бабка продолжила: "Мне сейчас Антониха рассказала... Ведь знаешь
Антониху из второго подъезда?" - дед не знал, но важно кивнул, - "так вот
она вчерась мужа своего покойного видала! Ночью проснулась, а он на стуле
сидит! А ведь лет десять, как схоронила! Она бежать, а не может! А он к ней
все тянется, сказать что-то хочет. Антониха с перепугу в шкаф залезла,
дверь перекрестила, да так до утра и тряслась тама. А утром в щелочку глядь
- нет никого. Она вот с утра в церкву сходила, свечку поставила - небось,
поможет. А бабки говорят, что это все оттого, что на чертовой горке черти
шабаш устраивают, на той неделе там огни какие-то видали!" "Тьфу! Сама дура
и бабки твои дуры! Делать нечего, вот чепуху и мелят. И я дурак, уши
развесил! Щас вон футбол кажут, а я тебя слушаю!" "Нехристь ты был,
нехристь и есть! Все черта поминаешь - вот припекут тебя сам ого рогатые,
посмотрю я на тебя!" Семеныч плюнул и, махнув рукой, пошел включать
телевизор.
- Я понимаю, капитан, что несерьезно это все. Вернее, сейчас кажется
несерьезным. А тогда я, признаюсь, струхнул порядком. Понимаете, сын-то у
Нины Ивановны уже год как разбился. А тут прибегает она ко мне, бледная
вся, слова толком сказать не может. Я ее успокаивать, а она на дверь
показывает. Я посмотрел... Двери у наших квартир, значит, напротив, моя-то
открыта, а у нее в дверях Игорь стоит, сын ее, значит. Тут я чуть не упал,
пошатнулся, значит, гляжу опять - нет никого. Наверное, надо было не к вам,
а к врачу, так ведь двое сразу не могут, значит, с ума сойти. Да и не знал
я, чего она испугалась, а ведь увидел то же, что и она.
- Да нет, Валерий Павлович, правильно вы к нам обратились. Дело в том, что
не первый это случай. Только вы это не говорите никому, незачем зря людей
пугать. Есть подозрение, что кто-то специально переодевается и пугает. То
ли ограбить хотят, то ли просто хулиганят сдуру. И слухи пускает, мол, не
Чертовой горке завелся кто-то. В общем, не беспокойтесь, разберемся во
всем, обязательно разберемся. А вам спасибо за информацию, пригодится.
Когда штурман вошел, капитал сидел, задумавшись. "Ну что, опять
сорвалось?" - "Опять. Не получается что-то, не додумали мы чего-то".
"Знаешь, о чем я подумал", - тихо сказал капитан и почесал левый нос, - "Та
мысль, что два одинаковых человека не могут существовать на этой планете в
одно время, верна. Но раз они никак не хотят вступать в контакт с кем-то
конкретным, то, может быть, стоит предложить им что-то бесформенное,
размытое, какие-то неясные белые контуры человеческого тела? В конце-то
концов, не в нашем же виде им показываться!"
