головы. Заканчивая свой полет, она врезалась в висевший на стене
огнетушитель и разбилась. Огнетушитель решил ограничиться тихим шипением. А
уже шел к третьему этажу. На площадке между вторым и третьим этажом стояли
влюбленные, три или четыре пары. Сильно сомневаясь, что могу их смутить, я
все же постарался побыстрее пройти мимо. На третьем этаже царил полный
мрак. Вне пространства висели звуки и запахи неизвестного происхождения.
Поскрипыванья, шорохи, всхлипы, похрюкивание, чмоканье, вскрики, обрывки
фраз, либо неразборчивых, либо нецензурных; издалека нестройный хор душевно
пел - "... дочь камергера..." Запинаясь о чьи-то конечности, я проследовал
далее. Между третьим и четвертым этажом снова стояли парочки. Поднявшись на
четвертый этаж, я столкнулся с группой изможденных людей, стоящих плотным
кольцом вокруг парня со сковородой в руках. Все были в явном шоке, лишь
стоящий в центре шептал упавшим голосом: "А ведь говорили - не подгорает...
С тефлоновым покрытием..." - и ковырял пальцем угольки в сковороде.
Похоронное молчание толпы нарушил субъект с синевой под глазами и с
пустотой в них. Он подходил к каждому и с горячностью говорил: "А ведь
Эйнштейн был прав! И никакой Китаев меня не переубедит! Прав Эйнштейн, тыщу
раз прав! Ведь ты согласен?" - с подозрительностью спрашивал он каждого.
"Прав, прав, конечно прав!" - успокоил я его, - "И все-таки она вертится".
"Ты друг! А вот они все, все там", - он неопределенно махнул рукой, - "они
не понимают! А ведь это все элементарно, как пятый угол в колесе! Стоит
только посмотреть на восход молекулы в лучах турбулентности! Кстати..." -
он снова подозрительно посмотрел на меня. "Я видел, видел. И даже уверен,
что эвтектика напрямую связана с эклиптикой". Вполне удовлетворенный, он
ушел ловить других жертв. Мне редко когда удавалось пройти мимо четвертого
этажа, не встретив его здесь, и на этот раз я еще довольно быстро от него
отделался. Но на лестнице на пятый этаж меня ждало более серьезное
препятствие. Путь преградили трое парней внушительных размеров, с
характерным запахом и в уставных головных уборах. "Нет, ты только скажи -
ты пехоту уважаешь?" - хрипло пробасил, пытаясь пойматься за мой воротник,
- "А все остальные - салаги и сачки, вот ответь!" Двое других тут же
возмутились: "Это-то связисты сачки?!!!" - "Да ты на флоте не служил!"
Первый нашел своим рукам новое применение, перенеся их от моего носа на
челюсти дружков. Уклоняясь от разлетевшихся фуражек, я пробрался на пятый
этаж. Здесь грохотал тяжелый металл. Стоит заметить, что самая различная
музыка окружала меня с того момента, как я проник в здание, но
многочисленные мелодии смешивались, накладывались и образовывали неясный
шумовой фон. Здесь же он глушился одним стилем. Подпрыгивая вместе с полом
в жестком ритме, я прошел по сумрачному коридору. Он делался все сумрачнее
от копоти, летевшей от горевшей проводки пожарной сигнализации. Вдоль
коридора сомнамбулистической походкой двигался тип со свечкой в руках. Он
был в майке с надписью "I Kill You", многоцветных трусах, длинном плаще,
босиком и в вязаной шапочке. Под каждым "жучком" сигнализации он
останавливался и подносил к нему свечку. Сквозь "металл" услышал, что он
напевает "от улыбки станет всем светлей". Под ногами заблестел ручей, а
впереди виднелись лужи и мокрые люди. Они не боролись с новоявленных
Геростратом, они сражались с батареей, стараясь скрутить ей шею. Их усилия
не пропали даром и вода потекла ровным потоком. Впроче м, я успел, не
замочив ноги, заскочить в нужную мне дверь. Не успел я закрыть ее, как на
голову мне упали рога, отшибленные неизвестно у кого. За столом сидел
человек, чьей худобе мог позавидовать и Дон Кихот. Он безуспешно пытался
сделать бутерброд из кусочка сухаря и комбижира. Увидев меня, он оживился.
"Представляешь, захожу я сюда, а здесь двадцать бичей, каждый ростом - во!,
плечи - во! Я одному - раз!, другому - два!, они все шуганулись и в окно!"
Заклеенное ватманом еще в прошлой пятилетке окно наглядно
свидетельствовало, что бичи довольствовались форточкой. "А последнему я нос
откусил. А глаза у него такие добрые-добрые..." Спящий до этого длинный
брюнет поднял голову от плоской подушки и прокричал: "Партизаны не сдаются,
ватава-этого! Я - борт пять! Иду на посадку! И ты, Брут?!! Отбой!" - и
рухнул обратно. Засушенный Геркулес, сидящий за столом, продолжил - "А вот
выхожу в коридор, а там - Шварц идет, который негер, со своей пушкой. Я ему
- "паца-а-ан, десять копеек дай, в натуре на кино не хватает!" - и по роже
ему, по роже. Замолотил, короче". Стук двери, грохот рогов. Ворвавшийся,
казалось, рухнет сейчас же, и, видимо, боясь этого, он торопился
высказаться: "Я - гений, мужики! Но все равно нам всем конец! Я понял!
Завтра - воскресенье и денег нам не видать! Это конец!" Немного
успокоившись, он спросил: "А веревка есть? А талоны на мыло? Э-э-эх, даже
помереть красиво не дадут!", - он опустился на кривой стул, который
моментально сложился и сидевший оказался на полу. "А вот вчера выхожу, а
там Брус стоит, типа Ли, так я его моментом отключил!" - многозначительно
произнес худощавый и захрустел чем-то - не то сухарем, не то зубами. "Я
узнал тебя, ты - Террозини! Пойдем, дружок, постреляем из рогатки!" -
донеслось с кровати, "Вчера я получил патент на трехметровую миллиметровку,
так что завтра стартуем!" "А вот неделю назад захожу сюда, а тут семьдесят
каратистов!" - суд по размерам комнаты, каратисты были уложены штабелями.
"Я первого беру за шкирку - и за дверь!" "А харакири кто-нибудь умеет
делать?" "Нет, сударыня, это не Гваделупа, это всего лишь айсберг! И коту
вашему морду намылим! Ты прав, Аркашка..."
Я разделся и лег на свою кровать. Суббота, тринадцатое января,
подходила к концу. Сессия была в разгаре...
--
25.11.89
Ветер.
Сегодня сильный ветер. Он несет дождь, мокрый снег, мутную морось,
серость. Ветер развеял надежды и унес мечты.
Я самостоятельный человек. Я живу сам по себе и не от кого не завишу.
Я не хочу быть самостоятельным. Я хочу зависеть от него, от нее, от тебя.
Я мыслю, я здравомыслящий человек.
Я не умею думать, научи меня мыслить.
Я все рассчитываю, все просчитываю вперед.
Научи меня считать, я хочу знать, что дважды два - четыре.
Я силен, я сдвигаю все преграды на своем пути.
Я слаб, научи меня ползать.
Я умею мечтать и мой воздушный замок красив и смел, но ветер порвал паруса.
Я смотрю далеко вперед и заглядываю за горизонты мрака.
Научи меня видеть свет.
Я живу в стерильном и чистом мире.
Научи меня не барахтаться в этой грязи.
Я окружен дружбой и товарищами.
Найди мне хоть одного брата по духу.
Я широкими размахами плыву день за днем.
Не дай мне захлебнуться в буднях.
Я кристально честен и правдив.
Не дай мне более лгать.
Я красив и свечу улыбкой.
Убери зеркало с моим уродством, эту грусть я и так вижу.
Я удачлив и счастлив в жизни.
Не дай мне обмануться еще раз.
Я знаю все и вся.
Научи меня хоть чему-то.
Ветер перепутал параллели и унес указатели. Я могу долго и терпеливо идти.
Укажи мне путь.
--
05.12.89
Полет на автопилоте.
Серый зимний день был короток, но вечер был еще короче. Все
пространство загустело и бесполезно было искать линию между
пепельно-голубым небом и голубовато-пепельным снегом. Далекие огни не то
зависли в воздухе, не то ушли под землю. Но на все это я не обращал
внимания. Самолет продолжал уверенно скользить над заснеженными холмами на
оптимальной высоте. "Ветер: направление - 80, скорость - 30",- выдали
датчики. "Не страшно", - решил я и сделал поправку на ветер, немного
скорректировав курс. Самолет летел через рваные клочья не то тумана, не то
облаков. "Перегрев правого двигателя 20",не дремал бортовой компьютер.
"Чуток сбросим обороты, только и всего", - и уменьшил обороты. "Ветер:
направление - 80, скорость - 30",- снова компьютер. "Изменяю курс", - я.
"Опасность обледенения", - снова он. "Снижаемся", - снова я. "Высота
минимально допустимая при данном ветре". "Заканчиваю планировать, выхожу в
горизонтальный полет". "Обледенение поверхностей". "Раз снижаться больше
нельзя, будем греть крылья током". "Ветер: направление - 85, скорость -
35". "Снова корректирую курс". На небе появилось еле заметное бледное пятно
- луна. Хоть какая-то зацепка в этом безразмерном мире. Но я ее не видел. Я
боролся с ветром, кидающимся со всех сторон, со снегом, с высотой, со льдом
на крыльях, боролся оружием рычагов, тяг, трубопроводов, шлангов, проводов,
разъемов, клемм. Самолет замерзал и перегревался, дрожал и качался, спешил
и отставал. Я держался за одну из призрачных точек вдали. Я обеспечивал
полет. До посадки остались минуты. Я сумею и сам посади ть машину, но нужно
будить пилота. Автопилот свою работу выполнил.
--
Звонок - I.
Телефон зазвонил в два часа ночи. Трубку долго не поднимали, но
звонивший был настойчив.
- Да?
- Слушайте меня внимательно и постарайтесь запомнить все с первого раза.
Мне стали известны те стороны вашей деятельности, что вы скрываете. Причем
у мен имеются фотографии, полностью вас изобличающие. Не думаю, что вы
желаете, чтобы они попали куда следует. Вы меня внимательно слушаете?
- Да, но...
- Никаких "но"! Слушайте дальше. Мне лично ничего от вас не нужно. В том
смысле, что я от вас не потребую никакой суммы.
- Но позвольте, я...
- Я же сказал слушать, а не говорить! Так вот, все, что я от вас требую -
это полностью - вы слышите: ПОЛНОСТЬЮ - прекратить всю свою деятельность и
восстановить все, как было. Даю вам неделю сроку. Вам все ясно?
- Так ведь...
- Ясно или нет?!!
- Но я не...
- Да или нет!
- Да...
- Очень хорошо! Прощайте!
Дрожащая рука еще немного подержала трубку и, когда прошло гудков десять,
медленно положила ее.
Сергей отошел от телефона-автомата обратно к дороге. Она была пуста. "Если
за десять минут не появится такси, позвоню еще", - решил он - "Какой бы
номер набрать?"
--
Звонок - II.
- Да, я слушаю!
- "Я" - это кто?
- Ну, вообще-то... Виктор.
- Ага, вот ты, гад, мне и нужен.
- Да сам ты...
- Подожди, не кипятись. И слушай внимательно. А главное - отвечай честно.
Речь пойдет об одной... Ну, ты понял, о ком я говорю. Я - ее брат.
Двоюродный. Мне совсем не безразлична ее судьба. У тебя с ней серьезно?
- Ну, да как сказать... Честно говоря, я как-то не задумывался особо.
- А зря. Ходить с ней постоянно ходишь, а думать - не задумываешься. Нет,
парень, так дело не пойдет. Давай-ка решать: или - или.
- Ну дай хоть проснуться толком, с мыслями собраться. Как-то неожиданно это
все.
- Не тяни!
- Так я, в общем-то, даже не знаю, как она сама ко мне относится. А так
человек серьезный, так что...
- Ты давай не виляй, серьезный человек.
- Да не виляю я, а действительно не знаю. Мне бы и самому неплохо бы
узнать, что она обо мне думает.
- Да-а, сам ты, похоже, не решишь ничего. Тогда, может, проверку устроим?
Скажем, когда у вас следующая встреча?
- В воскресенье в кино собирались...
- Ага, послезавтра, значит... Так вот, ты не придешь. Еще лучше, уедешь из
дома куда-нибудь. Лучше вообще за город. Все очень просто - не придаст она
этому большого значения - ты от нее отстанешь. И уж тогда больше я тебя
возле нее не вижу! Ну а если уж она очень забеспокоится - соответствующие
выводы, да потом вскоре и предложение - тебя ведь, вроде больше ничего
сдерживать не будет?
- Все-таки нехорошо как-то по отношению к ней получится...
- А, по-моему, наоборот, все лучше некуда получается.
- Ну хорошо, я подумаю об этом.
- Вот-вот, думать никогда не вредно. Так чем ты занимаешься в воскресенье?
- М-да... уеду куда-нибудь...
- Вот и молодец! Тебе же добра желаю. Ну и ей, конечно, в первую очередь.
