Телефоны в кабинете Жукова работали непрерывно, поток тревожных сообщений
нарастал. Обстановка разъяснилась вскоре после трех часов утра - немецкая
авиация обрушилась на наши аэродромы, посыпались бомбы и на приграничные
города. После четырех часов с минутами поступили донесения: под прикрытием
ураганного артиллерийского огня немцы перешли советскую границу. Война!
Тот страшный день навсегда запал в память Жукова. В 4.30 утра собралось
Политбюро, куда приехали Тимошенко и Жуков. Вскоре последовало сообщение:
Германия объявила войну. Тягостное молчание. Бледный Сталин задумался.
Затянувшуюся паузу прервал резкий голос Жукова: нужно немедленно обрушиться
всеми силами на вторгнувшегося врага и задержать его продвижение.
Предложение, видимо, показалось недостаточным, раздались реплики: не
"задержать", а "уничтожить". Что и приказали войскам. Очень скоро
выяснилось, что приказ не отвечал складывавшейся обстановке - войска, еще
вчера . жившие мирной жизнью, просто не могли тягаться с готовым на все и ко
всему агрессором.
Танковые колонны вермахта уже продвигались в глубь нашей страны.
Поднятые по тревоге советские войска с ходу вступали в бой с врагом. Они
вводились в действие по частям, пройдя через ад массированных ударов с
воздуха. Небо потемнело от германских самолетов, а наша авиация, застигнутая
врасплох на аэродромах, понесла тяжкие потери: в первый день войны было
уничтожено 1200 самолетов. Это резко осложнило организацию отпора врагу.
Хотя Сопротивление не было организованным, с первого часа войны враг
вступил в борьбу, какой не видел да Западе. Дрались до. последнего человека
пограничные заставы, началась героическая оборона Брестской крепости,
советские летчики сражались самоотверженно, а в крайних случаях шли на
таран. В воздушных боях 22 июня было уничтожено до 200 вражеских самолетов.
Бойцы и командиры совершали бесчисленные подвиги, о многих из которых стало
известно позднее, а о некоторых только после войны. По большому счету
Германия начала проигрывать войну с момента, когда первый немецкий солдат
переступил нашу границу.
В исторической ретроспективе это не вызывает сомнения. Но тогда, в
первый день войны, Г. К. Жуков все пытался разобраться в противоречивых
донесениях, чтобы принять обоснованные- решения. Около часа дня позвонил
Сталин. Он раздраженно бросил в трубку: командующие фронтами (их было
создано три: Северо-Западный, Западный и Юго-Западный) "несколько
растерялись". Сталин приказал Жукову немедленно вылететь в штаб
Юго-Западного фронта, разобраться в обстановке и помочь на месте. Жуков
должен отбыть в качестве представителя только что созданной Ставки Главного
Командования.
Жуков торопливо позвонил домой, коротко сказал, что уезжает, и менее
чем через час был в воздухе. Поздним вечером в тот же день он в штабе фронта
в Тернополе. Тут его настиг звонок из Москвы. Заместитель Жукова генерал Н.
Ф. Ватутин сообщил: Сталин отдал новую директиву - перейти в
контрнаступление, разгромить врага на главнейших направлениях с выходом на
территорию противника.
- Но мы еще не знаем, где и какими силами противник наносит свои удары,
- возразил Жуков. - Не лучше ли до утра разобраться в том, что происходит на
фронте, и уж тогда принять нужное решение.,
- Я разделяю вашу точку зрения, но дело это решенное, - ответил
Ватутин.
Приказ был приказом и для начальника Генерального штаба, оказавшегося в
Тернополе.
Маршал Советского Союза И. X. Баграмян, в ту пору полковник,
возглавлявший оперативный отдел штаба Юго-Западного фронта, оставил
зарисовки о считанных днях пребывания там Жукова. Какие бы внутренние
сомнения ни терзали Жукова, подчиненным он дал пример дисциплинированности.
"Георгий Константинович Жуков, всегда отличавшийся конкретностью и четкостью
в организации управления войсками; одобрил принятое командованием фронта
решение и предложил не теряя времени отдать при-.каз о подготовке
контрудара".
Коротко информировав Генеральный штаб об общей обстановке на фронте,
Жуков выехал в войска.
Фашистские танки горят!
По плану "Барбаросса" германской группе армий "Юг" предписывалось
"уничтожить русские войска, находящиеся на Украине, еще до выхода последних
к Днепру. С этой целью главный удар наносится из района Люблин в общем
направлении на Киев". Во исполнение этого плана, мощная 1-я танковая группа
Клейста, пробив 50-километровую брешь, катилась на восток. Жуков и
командующий фронтом генерал-полковник М. П. Кирпонос решили нанести
контрудар по обоим флангам врага с севера и юга на первый случай силами
четырех механизированных корпусов.
С 23 июня в районе Луцк - Броды - Ровно неделю полыхало встречное
танковое сражение, в которое с обеих сторон втянулось больше тысячи танков.
Жуков, выезжавший в штабы корпусов, по его словам, "вспомнил славную 11-ю
танковую бригаду, ее командира - отважного комбрига М-.П. Яковлева, и то.
как они громили противника в 1939 году у горы Баин-Цаган на Халхин-Голе. Да,
эти люди будут драться не хуже". Они дрались не хуже, но обстановка была
иной.
На нас внезапно навалилась гремящая гадина - вооруженные до зубов,
отлично обученные танковые дивизии, укомплектованные молодыми убийцами,
напичканными дремучим фашистским бредом о расовом "превосходстве". Хотя
наступавшая группа германских войск превосходила по силам то. что могли
поспешно собрать и бросить против нее Жуков и Кирпонос, под натиском наших
танкистов она остановилась, а кое-где и попятилась. Понеслись просьбы о
помощи высшему командованию вермахта, ряд немецких дивизий был повернут
против наших механизированных корпусов. На пополнение Клейсту пришли сотни
танков! Гальдер, занимавший пост, аналогичный посту Г. К. Жукова, -
начальника Генерального штаба по ту сторону фронта, отмечает в дневнике 26
июня: "У противника, действующего против группы армий "Юг", отмечается
твердое и энергичное руководство. Противник все время подтягивает из глубины
новые, свежие силы против нашего танкового клина". Указав на "значительные
потери" гитлеровских войск, он неожиданно заканчивает:
"Будем уповать на бога". На следующий день он записывает: "...русское
командование на Украине (следует отдать ему должное) действует хорошо и
энергично".
Так писал Гадьдер уже в первые дни войны о сражении, управление которым
осуществляли Кирпонос и Жуков как представитель Ставки Главного
Командования. Ему приходилось направлять, поправлять и рекомендовать по
самым разнообразным вопросам. А они были порой неожиданными для кадрового
военного, во всяком случае, теоретически не входили в компетенцию генерала
армий. В ответ, например, на утверждение одного из командующих, что тяжелые
Танки КВ со 152-миллиметровыми орудиями .стоят без снарядов, Жуков
разъясняет: "152-миллиметровые орудия КВ стреляют снарядами 09 - 30 гг.,
поэтому прикажите немедля выдать бетонобойные снаряды 09 - 30 гг. и пустить
их в ход. -Будете лупить танки противника вовсю". Приходилось вмешиваться
даже в подбор боеприпасов к орудиям!
В этом исполинском приграничном танковом сражении враг нередко терпел
поражения и нес урон в ожесточенных схватках. Обстановка стремительно
менялась, иной раз гитлеровцы, пришедшие победителями из Европы, бежали от
советских танков на десятки километров.
Дважды Герой Советского Союза генерал-полковник танковых войск В. С
Архипов в то время был капитаном, командиром разведывательного батальона
танковой дивизии. С наступлением темноты его танкисты обрушились на
вражескую колонну. В эту огненную ночь наши танкисты расстреляли и раздавили
множество вражеских машин и легких танке".
Рассвело. Броня советских танков Т-34 почернела от сажи. Архипову
доложили, что "раненый немецкий офицер-танкист просит позвать "руссиш
командир". Он был очень плох, говорил как в бреду. Он сказал, что русский
танкист таранил его танк. А сороковой год во Франции - разве это война? Он
видел русскую пехоту под Сокалем. Как она шла в штыковую атаку! Вот это -
война! Так он говорил, а переводчик пересказывал нам, и било немного странно
слушать этот панегирик из уст умирающего врага на раннем июньском рассвете,
в чаду горящих бензовозов".
В этих боях было захвачено немало пленных. "Пленные, - заканчивает
Архипов, - как правило, спешили заявить, что не принадлежат к
национал-социалистам, и очень охотно давали показания. Подобное
психологическое состояние гитлеровских войск, подавленность и панику
наблюдать мне довелось очень и очень не скоро - только после Сталинграда и
Курской битвы". Таковы были первые последствия контрудара, подготовленного с
участием Жукова, для настроения гитлеровских вояк.
Баграмян вспоминает об одной из встреч с Жуковым, только что
вернувшимся из войск в эти неве- селые дни: "Начальник Генерального штаба
был хмур. Он молча кивнул в ответ на мое приветствие; из разговора я понял,
что Жуков считает действия командования фронта недостаточно энергичными и
целеустремленными. По его словам, много времени уделяется решению
второстепенных задач и слишком медленно идет сосредоточение корпусов. А
нужно определить главную опасность и против нее сосредоточить основные
усилия. Такой главной угрозой являются танковые и моторизованные группировки
противника, глубоко вклинившиеся в глубь нашей обороны. Поэтому основные
силы фронта при поддержке всей авиации должны быть брошены именно на эти
направления. Только так можно добиться .перелома в ходе пограничного
сражения".
Но перелома не случилось, хромало взаимодействие и управление войск,
подводила связь, неважно была организована разведка. Жуков надеялся
выправить положение. Его кипучую деятельность прервал 26 июня вызов в
Москву. Сталин просил немедленно вернуться - "на Западном фронте сложилась
тяжелая обстановка. Противник подошел к Минску". Когда в этот день он
вылетал в Москву, враг так и не добился оперативного прорыва советского
фронта. Это случилось уже 28 июня.
Впоследствии, возвращаясь к этим дням, Г. К. Жуков требовал от
историков "детально разобрать" это сражение; ибо "в результате именно этих
действий наших войск на Украине был сорван в самом начале вражеский план
стремительного прорыва к Киеву". |
К глубокому сожалению, совершенно по-иному складывалась обстановка на
Западном фронте.
Генеральный штаб. Июль 1941 года
Когда поздним вечером 26 июня Жуков прямо с аэродрома направился к
Сталину, он застал в его кабинете Тимошенко и Ватутина. Шел напряженный
разговор, собеседники бледные, осунувшиеся. Военные стояли навытяжку Сталин,
едва поздоровавшись, бросил на стол карту Западного фронта и потребовал
ответить, что можно сделать в сложившейся обстановке. Жуков попросил сорок
минут на размышление. Военные удалились в соседнюю комнату. Положение на
карте выглядело угрожающим - враг прошел уже сотни километров по советской
земле. Гитлеровские танки смыкают клещи у Минска, а далеко во вражеском тылу
продолжают биться насмерть окруженные советские войска.
Жуков предложил: создавать оборону по линии Западная Двина - Полоцк -
Витебск - Орша - Могилев. А на рубеже Смоленск - Рославль - Гомель
незамедлительно оборудовать тыловой рубеж. Замысел Жукова состоял в том,
чтобы остановить врага на пути к Москве на одном из оборонительных рубежей,
