делал глубокие затяжки, и спасительная пелена колышущимся щитом
восстанавливалась между нами...
Пленник чуть пошевелился, и я повернул к нему голову.
- Лежать, - равнодушно приказал я. Манта послушно замер.
До сих пор я даже не задумывался, чего стоила ему эта двухдневная
неподвижность - в мешке, без пищи, без возможности поговорить, оправиться
по-человечески. Чувствовал он себя, должно быть, скверно, но это меня
ничуть не беспокоило. Это была малая малость, ничтожная доля того
наказания, которое он заслуживал. Манте оставалось жить совсем недолго.
Равнодушно, а это являлось главным определением всех моих нынешних
поступков, моих атрофированных чувств, я отметил про себя приближение
моторного гула. Фыркая выхлопами, из-за низеньких домишек вынырнул помятый
автобус и резво покатил в нашу сторону. Бродяжки радостно загалдели.
Увидеть специальный транспорт - вот так, на случайной улочке, означало
редкую удачу. Правда, затишье не обещало быть долгим. Слухи о подобных
спецрейсах проносились по городу со скоростью света. Через минуту-другую
наша тишина могла превратиться в оглушающий шторм.
Я заметил, что бандиты спешно собираются в кучку, о чем-то
возбужденно перешептываясь. Тот же квелый парень услужливо подбежал ко
мне, на ходу разматывая толстый капроновый шнур.
- Как вы узнали, па? Честное слово, мы в шоке! Это высший пилотаж!
Не отвечая, я забрал у него веревку. Автобус уже притормаживал.
Скрипуче простонали металлические дверцы, что-то грозно выкрикнули
высунувшиеся контролеры, и бродяжки с воплями рванулись заполнять тесное
пространство фургона. Перешептываясь, бандиты недоуменно поглядывали на
меня и на автобус. Это жило и в них. Сумасшествие, заставляющее мчаться и
ехать, остервенело драться за колесное право и снова ехать и ехать...
Не обращая на них внимания, я обошел машину кругом и, опустившись на
мостовую, ползком пробрался под задний ведущий вал. Все, что от меня
требовалось, это накрутить на валу пару прочных узлов. Отряхиваясь, я
вылез обратно и снова присел на обочине. А далеко-далеко уже летели крики
приближающегося урагана. Вся моя шайка в истерике подпрыгивала возле
транспорта и недоуменно посматривала на меня. Они ничего не понимали.
Обернувшись, я оценил силу приближающихся волн и решил, что автобус
отчалит раньше. Капитан маленькой шхуны, конечно, разбирался в подобных
делах. Он завел двигатель, как только показались первые фигурки бегущих.
Ударами сноровистой кобылицы колеса выплеснули из-под себя ошметки грязи.
Люди продолжали бежать, но бег их превратился уже в бессмыслицу. Машина
плавно набирала ход. Веревочная вязка размоталась в мгновение ока,
натянувшись, рванула за собой тело Манты. Крик ужаса и боли улетел вдаль.
Проводив машину глазами, я достал сигарету, рассеянно помял в
пальцах. Я исполнил все, что задумал, украсив мир еще одной жестокой
нелепицей. Жить далее было незачем.
- Ловко вы его, па!
- Но ведь пустой ехал! Совсем пустой!.. Влезли бы всей капеллой.
Банда толпилась вокруг меня, лопоча на все голоса. Я обратил лицо к
хмурому небу и напряг свой одурманенный мозг.
- Господи!..
Мне хотелось вспомнить хоть какую-нибудь молитву, но я не мог
подобрать ни единого слова. Я знал только как Его зовут, но понятия не
имел, каким языком с ним следует разговаривать. Я был бы рад повторить что
угодно, но мозг был пуст, память отказывала в помощи. И снова я пролепетал
единственное, что знал. Обращение слетело с губ, по буквам рассыпалось в
воздухе...
Я перевел глаза на сигарету. Она опять потухла. Ко мне услужливо
подскочили, щелкнув зажигалкой, поднесли огонек. Рядом присел
неопределенного пола и возраста волосатик, страстно зашептал:
- С Мантой это вы здорово, па! Еще бы вон тех купчишек пощупать. Его
маслянистый взгляд скользнул по группе оборвышей, прибежавших на шум
двигателя. Оказавшись в нашей компании, те чувствовали себя явно неуютно.
Крохи достоинства не позволяли им удрать, но даже отсюда угадывалось их
напряженное состояние. Волосатик продолжал глядеть на них облизывающимся
шакалом. Я вдруг понял, что если не отвечу ему, меня обязательно вырвет.
- Поразвлечься хочешь? - я сухо сглотнул. Медленно протянул к его
руке окурок, мягко прижал к коже.
- За что, па! - он дернулся, но ровно настолько, чтобы не оторваться
от жгущей сигареты. По телу волосатика прошла крупная дрожь. Окурок потух,
придушенный его плотью, и он, поскуливая, отполз в сторону. Банда
загоготала. Даже тот, с лошадиным оскалом, тоже мелко попрыскивал в свой
единственный кулачок. Отвращение не ушло, напротив, этот смех только
подстегнул его.
- Уходите, - с трудом произнес я. - Все! Куда-нибудь!..
Они продолжали стоять.
- Ну! - угрожающе процедил я. - Или мне сосчитать до трех?
Они попятились, развернувшись, побрели вниз по улице нестройным
стадом.
Черт подери!.. Даже в их удаляющихся спинах присутствовало нечто
такое, отчего хотелось ругаться и молотить кулаками по асфальту. Не
выдержав, я поднялся и торопливо зашагал в противоположную сторону.
ЭПИЛОГ
Все мое дальнейшее существование можно было бы определить достаточно
просто: жизнь тела, лишенного души. К счастью, наступил очередной из моих
провалов, память замкнулась, и я не запомнил ровным счетом ничего.
Мытарства обезличенного существа, бродячего сгустка материи - не слишком
лакомый эпизод для пересказа. Тело мое, должно быть, мерзло возле костров,
просило подаяния и толкалось в автобусных давках. Кажется, оно удостоилось
чести еще раз побывать в резиденции черного властелина. Властителей
интересовали подробности исчезновения Манты. Они пытали мое тело в
подвалах, расспрашивали за столом. Тело осталось безучастным. Вероятно,
там, в фокусе взоров великих и полувеликих оно показалось изрядно скучным.
Оно разочаровало их, оно надоело им, и его выбросили вон. И вот тогда
снова потянулись города и дороги. Бессмысленный и длинный Путь...
Когда сознание вновь возвратилось в свою законную оболочку, было
яркое утро. Золотя пески, солнце плавно взлетало к зениту. Я сидел на
неровном гребне бархана и смотрел вперед, не веря разуму и зрению. Это не
было миражом или обманом зрения. Передо мной лежала Лагуна.
Поверить в нее было непросто. Но я поверил. И, испустив протяжный
крик, припустил по обжигающему песку. Грудью упав на мелководье, долго и
жадно вбирал в себя глотками соленую воду.
Море! Волны!.. Моя Лагуна!..
Только вволю напившись, я нашел в себе силы оглядеться. Сверкающая
зелень воды выжимала из глаз слезы. Она тянулась до самого горизонта и не
собиралась исчезать. Она простиралась так далеко, что крепнущим сознанием
я наконец сообразил, что она всегда была здесь, и это я покинул ее, колеся
по чужим, ненужным мне землям. Она не могла исчезнуть, потому что обладала
жизненным постоянством, а мы появлялись и исчезали, топтали ее бархатные
пески и, неудовлетворенные, куда-то снова уходили. Она оставалась и
терпеливо ждала нас всех на том самом месте, на котором мы ее оставляли...
Обернувшись на плеск воды, я замер. Из волн, на мгновение загородив
собой солнце и потому украсившись сияющим нимбом, выходил старик - худой,
обросший длинным седым волосом, с закатанными по колено штанами. Жилистыми
руками он вытягивал за собой сеть. И по мере того, как он выбирался на
берег, вода на мелководье все больше оживала, вскипая плавниками и рыбьими
спинами.
- Пэт! - тихо позвал я.
Старик выпрямился, приложил ладонь козырьком ко лбу, посмотрев в мою
сторону. Стоило ему чуть повернуться, и чудо разрушилось. Он не был Пэтом,
он лишь отчасти походил на него. И снова вернулся страх. Может быть, и
Лагуна была чем-то совершенно иным?
Старик подошел ближе. Но теперь я уже не решался на него смотреть.
Зачерпнув в пригоршню несколько тысяч песчинок, я опустил глаза вниз.
Легкие как пыль крупинки посыпались через щель между пальцами, струйкой
щекоча колено. Я шумно вздохнул. Когда упадет последняя, бред окончательно
развеется. Лагуна и старик пропадут, а я снова окажусь в каком-нибудь
каменном городе, наводненном автобусами и рыбьими богами, возбужденными
толпами и смыслом Великого Пути, который я разучился понимать.
Голосом робота я спросил:
- Старик, заезжают ли сюда автобусы?
- Автобусы? - он поскреб в затылке и, вернувшись к своим сетям, стал
перебирать ячеистый капрон, выгребая трепещущую рыбу, бросая ее в
просторное корыто.
- Это надо на станцию шагать. А если ног не жаль, то и в город, -
старик швырнул опустевшую сеть на песок и, наклонившись, скупыми
движениями стал стряхивать с себя рыбью чешую.
- И как же ты здесь живешь?
- А почему не жить? - он удивился. - Солнце греет, море кормит...
Наверное, он давно не видел людей. Управившись с рыбой и прикрыв
корыто щитом от солнца, он приблизился ко мне и привычно присел на
корточки. Как всякому старику ему хотелось казаться спокойным и
рассудительным, но долгое одиночество допекает и более крепких. Начав
размеренную речь, он не мог уже остановиться. Его несло, и он рассказывал
про себя, про ветхие сети, про то, что трудно уже выходить в море одному и
что копченая рыба куда вкуснее вяленой, но плохо хранится. Раньше здесь
был целый поселок, рыбак на рыбаке. Сейчас пусто. Все перебрались в
города, уехали на больших автобусах. А за какой нуждой, спрашивается?
Горизонт приближать? Так ведь планета - шар, говорят. И говорят, не очень
большой. Приблизь горизонт, и свернется все, как скатерть, ничего не
останется. А ловить одному - труднее и труднее. Спина постреливает, а ноги
по ночам ломит - особенно в ступнях. Не хватает каких-нибудь солей или
наоборот - переизбыток. Вот если бы я согласился ему помогать, тогда
другое дело. Вдвоем - оно всегда веселее, четыре руки, четыре ноги. Два
старика, как ни крути, лучше, чем один...
Упала последняя песчинка, затерялась среди миллиона близняшек. Я
поднял глаза.
- Ты назвал меня стариком?
На морщинистом лице его отразилось недоумение. Сухонькие плечи
передернулись.
- Обычное дело. Все стареем. Как и положено... Иной раз, правда,
бывает - и лицо молодое, и голос, а глаза - два пустых стеклышка...
Не слушая его, я порывисто склонился над водой. Лаковая поверхность
Лагуны должна была подсказать мне правду. И она в самом деле подсказала...
Слова рыбака подтвердились, - слабая рябь покачивало отражения двух
обросших седыми бородами людей, сгорбленных и тусклолицых. Поднеся руку к
подбородку, я ухватил в щепоть жесткие волосы. Почему я заметил это только
сейчас? Куда подевались положенные мне природой десятилетия?
- Может, останешься, а? У меня вон и хижина, и лодка. Сетей пара
штук...
- Подожди!
Больше всего я хотел бы сейчас услышать совет Пэта. Все-таки он тоже
был стариком. Но он молчал, и я почему-то знал, что он уже никогда не
заговорит со мной. Волнуясь, я зачерпнул еще одну пригоршню песка, крепко
зажмурился. Я давал себе последний шанс отмахнуться от настоящего. В
прошлое, в будущее, куда угодно!..
Я ждал. С последней песчинкой все должно было уйти, уступив место
каменным домам, тротуару, скамье, на которой сидели бы Барсучок, Чита и
Чак. Все это обязательно где-нибудь меня поджидало. И почему нет?
Вселенная сумела предложить мне вторую Лагуну, - стало быть, в состоянии
