Мизантропию Тимона критика иногда отождествляет с позицией самого
Шекспира. Великий драматург в результате горестных наблюдений над ужасами
жизни пришел будто бы к такому же человеконенавистничеству, как и его герой.
Действительно, как и тогда, когда мы читаем "Гамлета", трагедия "Тимон
Афинский" вызывает у нас ощущение того, что гневные речи Тимона так же
близки духу Шекспира, как и раздумья датского принца, но в обеих трагедиях
Шекспир никогда не сливается полностью со своим героем. Несомненно, что все
сказанное Тимоном о пороках общества, одержимого стремлением к выгоде,
выражает взгляд самого Шекспира. Но это не означает, что великий гуманист
отказался от своей веры в человека. Шекспира отделяет от Тимона то, что он
видит и людей, не поддавшихся всеобщему растлению. В этом смысле полна
глубочайшей значительности фигура дворецкого Флавия. В то время как все
другие приходили в лес к Тимону в надежде поживиться найденным им
сокровищем, Флавий пришел к Тимону из любви к нему. Его привело сюда
бескорыстное, чистое, человеческое чувство. Мы не можем не обратить внимания
также и на то, что единственный персонаж трагедии, проявивший подлинную
человечность, - это простой слуга, человек из народа. Вспомнить об этом не
лишне в связи с тем, что "Тимону Афинскому" предшествовала трагедия
"Кориолан", давшая повод утверждать, будто Шекспир с презрением и
враждебностью относился к народу.
С другой стороны, мы не станем отрицать того, что отношение Флавия к
Тимону - последний остаток прежних патриархальных отношений между
"естественным повелителем" и слугой. Но реально Флавий также живет в мире,
где эти патриархальные отношения вконец разрушены. Он тоже отдельная,
обособленная от других личность. И все же он не поддался всеобщей
нравственной порче.
Искренность и бескорыстие Флавия глубоко трогают Тимона. Он молит богов
простить ему поспешность, с которой он "осудил весь мир без исключения":
"Есть честный человек, я признаю,
Но лишь один - не ошибитесь, боги, -
Единственный! И тот всего - слуга" (IV, 3).
И все же даже Флавий не примиряет Тимона с человечеством. Он гонит его
от себя. Почему? Потому что непреклонен в своей ненависти к злу и не хочет,
чтобы добрые люди, существующие как исключение, мешали ему видеть, что зло
сильнее их и царит над большинством человечества.
Тимон умирает непримиренным, завещая людям лишь проклятие, и этим
трагедия не завершается.
В идейном замысле "Тимона Афинского" немалую роль играет вторая линия
действия, связанная с Алкивиадом, Он тоже пострадал от несправедливости.
Прежние заслуги не спасли его от изгнания. Ненависть к обидчикам овладела
им, но она не приняла форму вражды ко всему человечеству.
Тимон сродни философствующим героям Шекспира - Бруту, Гамлету, Лиру.
Алкивиад - человек действия. Он в этой пьесе выполняет функцию Фортинбраса
("Гамлет"). Его фигура, однако, более выразительна, чем образ норвежского
принца, который остается лишь бледной тенью, тогда как характер Алкивиада
представлен весьма рельефно.
Он отнюдь не рыцарь без упрека, но, не будучи идеальным, он живой
человек, в котором лучшие начала сильнее дурных. Если его конфликт с
Афинским государством начался с личной обиды, то, вступив в борьбу из жажды
мести, Алкивиад под конец становится тем человеком, который посредством силы
восстанавливает хотя бы относительное равновесие добра и зла в обществе. Он
воплощает мужественный и воинственный гуманизм, не боящийся прибегнуть к
насилию для восстановления справедливости.
Победившему Алкивиаду, заставившему покорно склониться сенаторов,
сообщают весть о смерти Тимона и эпитафию, которую тот сам начертал на своей
могиле. В ней говорится о ненависти Тимона к миру и людям, но Алкивиад
единственный, кто понимает, что мизантропия Тимона имела своим источником
высокое представление о том, каким человек должен быть, и вместе с тем мы
слышим из уст Алкивиада мысль о том, что война всех против всех, царящая в
обществе, должна смениться миром и социальной гармонией. Если это может быть
достигнуто только насилием над людьми, изменившими своей природе, пусть хоть
это средство поможет благородным целям:
"Пускай война рождает мир, а мир,
Войну смирив, отныне будет свят" (V, 4).
Эти заключительные слова старинной трагедии неожиданным образом
протягивают прямую нить от Шекспира к нашему времени, отвечая мыслям и
стремлениям большей и лучшей части современного человечества, стремящейся к
тому, чтобы изгнать из жизни все то, что делало людей врагами друг Другу, и,
уничтожив все звериное, сделать жизнь достойной человека, а человека
достойным своего благородного звания.
