- Я не знаю этого района.
- Хочешь узнать его?
- Да, - прошептала она.
- На каком крючке держит тебя Эдди Марз?
Тело ее застыло в моих объятиях, дыхание сделалось хриплым. Она
откинула голову и взглянула на меня большими расширившимися глазами.
- Так значит, это тебе было нужно, - сказала она тихим, угасшим
голосом.
- Да, мне нужно было это. Можно действительно потерять голову, целуя
тебя, но твой отец нанял меня не затем, чтобы я спал с тобой.
- Ты сукин сын, - тихо сказала она, не двигаясь с места.
Я рассмеялся прямо ей в лицо, потом сказал:
- Пусть тебе не кажется, что я просто кусок льда. Я не слепой и не
лишен других чувств. В моих жилах течет кровь, так же, как и в жилах
других мужчин. Слишком легко тебя можно получить, чертовски легко. На
каком крючке держит тебя Эдди Марз?
- Если спросишь меня еще раз, я начну кричать!
- Не сдерживайся, ори!
Резким движением она отодвинулась от меня и осталась сидеть
неподвижно возле окна.
- Бывало, людей убивали за более глупые вещи, Марлоу.
- Бывало, людей убивали ни за что. Беседуя с вами первый раз, я
сказал, что я детектив. Обдумай хорошенько это своей прелестной
головкой! Я работаю детективом, а не играю в детектива!
Вивиан порылась в сумке, вынула платочек и отвернулась от меня.
Слышно было, как она рвет батист зубами - медленно и размеренно.
- Почему вам кажется, что он держит меня на каком-то крючке?
-прошептала она наконец голосом, приглушенным платком.
- Он позволяет вам выиграть кучу денег, после чего посылает за вами
наемника с револьвером, чтобы отобрать их. А вы даже не особенно
удивлены. Вы даже не говорите мне спасибо за то, что я спас вас. Ведь
этот инцидент был обыкновенной комедией. А если бы я хотел польстить
себе, то сказал бы, что сыграна она специально для меня.
- Вы считаете, что он может выигрывать и проигрывать когда захочет?
- Безусловно. При равномерных ставках четыре раза на пять игр.
- Должна ли я сказать, что ваша наглость отвратительна, мистер сыщик?
- Вы ничего не должны. Мне уже заплатили.
Она выбросила в окно порванный на кусочки платок.
- Вы восхитительно ведете себя с женщинами!
- Я с большим удовольствием целовал вас.
- Но при этом ни на мгновение не потеряли головы. Это слишком
унизительно. Кого мне за это поблагодарить - вас или отца?
- Я в самом деле с удовольствием целовал вас.
Голос Вивиан вдруг зазвучал холодно.
- Увезите меня отсюда, - процедила она, - будьте любезны. Я мечтаю о
том, чтобы оказаться дома.
- Вы не желаете относиться ко мне как сестра к брату?
- Если бы у меня была бритва, я перерезала бы вам горло...
Чтобы проверить, что вытечет из раны!
- Зеленая жидкость, как из гусеницы, миссис Риган.
Я завел мотор, развернулся и вскоре мы пересекли железную дорогу,
въехали на автостраду, а затем в город. Вивиан не разговаривала со мной.
Она сидела неподвижно всю дорогу. Наконец я проехал через ворота и по
осевшей подъездной дорожке подъехал к дому. Резким движением она открыла
дверь и выскочила из машины прежде чем я успел как следует затормозить.
Она по-прежнему молчала. Я смотрел на ее спину, пока она нажимала кнопку
звонка. Дверь открылась и на пороге показался Норрис. Она разъяренно
протиснулась возле него и исчезла внутри дома. Дверь с треском
захлопнулась, а я сидел и глазел на нее.
Потом развернулся и поехал домой.
Глава 24
На этот раз холл был пуст. За пальмами, растущими в больших
деревянных кадках, меня не ждал ни один наемник с револьвером, чтобы
отдать мне какие-то приказы. Поднявшись на лифте на свой этаж, я
направился в сторону приглушенного дверью голоса, звучавшего по радио.
Мне необходимо было что-нибудь выпить и я спешил, чтобы побыстрее
сделать себе коктейль. Войдя в комнату, я не стал включать свет, а
прошел прямо в маленькую кухоньку, но вдруг почувствовал, что что-то не
так. В воздухе витал какой-то запах. Занавески на окнах были задернуты и
сквозь них с улицы сочился слабый свет. Я остановился, прислушиваясь.
Запах, витающий в воздухе, был тяжелым дурманящим запахом духов.
Однако ничего не было слышно, ни малейшего шороха. Наконец мои глаза
привыкли к темноте и тогда я увидел на полу перед собой что-то, чего там
не должно было быть. Я отступил, нащупал большим пальцем выключатель и
зажег свет.
Кровать-диван была разложена и из нее доносилось чье-то хихиканье.
Светловолосая голова была погружена в мою подушку, виднелись два голых
плеча, а две принадлежавшие им руки, сплелись под головой. Кармен
Стернвуд лежала в моей собственной кровати и смеялась. Волна светлых
волос покоилась на подушке, как будто специально уложенная с этой целью
опытными руками. Серо-голубые глаза глядели на меня со свойственным им
выражением -были пусты как два темных отверстия револьверных стволов.
Она смеялась. Ее маленькие острые зубы блестели.
- Правда, я красивая?
- Как пьяный негр в воскресную ночь, - жестко ответил я.
Я подошел к торшеру, зажег его и погасил верхний свет. Затем вернулся
назад и склонился над шахматной доской, стоявшей на маленьком столике.
Это была задача "мат в шесть ходов". Я не мог решить ее, как, впрочем, и
много других своих проблем. Взяв офицера, я передвинул его на другое
поле, затем снял шляпу и пальто и бросил их, не глядя куда.
С кровати до меня доносилось тихое хихиканье, похожее на попискивание
крыс за деревянными панелями старого дома.
- Держу пари ты не угадаешь, как я сюда вошла.
- Держу пари, что угадаю. - Я взял сигарету и хмуро взглянул на нее.
- Ты проникла в замочную скважину, как святой Петр.
- А кто это такой?
- Малый, с которым я играл однажды в биллиард.
Она хихикнула.
- Ну ты и чудак.
Я хотел посоветовать ей, чтобы она не забывала про свой большой
палец, но она меня опередила. Напоминать ей это не было нужды. Она
вытащила из-под головы правую руку и начала сосать палец, глядя на меня
круглыми бесстыжими глазами.
- Я совсем голая, - сообщила она, видя, что я кончил курить и гляжу
на нее.
- Боже мой, - сказал я. - Это вертелось у меня на кончике языка. Еще
чуть-чуть и я сказал бы: "Держу пари, что ты совсем голая. А я в постели
обычно ношу галоши, чтобы не поскользнуться на скользком полу, когда
проснусь в плохом настроении".
- Ты хорошенький, - сказала она, игриво вертя головой как маленький
котенок. Затем вынула левую руку из-под головы, взялась за край одеяла и
после драматической паузы - откинула его. Действительно, она была в том,
в чем ее мать родила. Она лежала в кровати голая и в свете настольной
лампы поблескивала, как жемчужина. Обе Стернвудовские девчонки многое
приносили мне в жертву.
Я смахнул крошку табака с нижней губы.
- Это прекрасно. Жаль только, что я уже видел это однажды. Помнишь? Я
тот парень, с которым ты все время сталкиваешься, когда на тебе ничего
нет.
Она хихикнула и снова прикрылась одеялом.
- Итак, скажи, пожалуйста, как ты сюда вошла? - спросил я.
- Меня впустил администратор. Я показала ему твою визитку, которую
стащила у Вивиан. Я сказала ему, что ты меня вызвал и я должна подождать
тебя. Конечно я...
Я была очень таинственной.
- Отлично, - сказал я. - Администраторы тоже проявляют иногда
мягкость. А теперь, раз уж я знаю, как ты вошла, может, скажешь мне еще
и то, как собираешься выйти отсюда?
Она засмеялась.
- О, пока еще не собираюсь. Еще долго нет... Мне здесь очень
гравится, да и ты хорошенький...
- Послушай, - я наставил на нее сигарету. - Не заставляй меня еще раз
одевать тебя. Я устал. Конечно, я ценю все, что ты мне предлагаешь.
Однако это больше, чем я могу принять. Догхауз Рэйли никогда не смог бы
так использовать своего друга. А я твой друг и не могу использовать тебя
даже вопреки себе самому. Мы должны остаться друзьями, а этот путь не
ведет к дружбе. Теперь ты могла бы одеться, как маленькая послушная
девочка?
Она отрицательно завертела головой.
- Послушай, - продолжал я, - ты же совсем ничего не чувствуешь ко
мне. Просто хочешь показать, какой непослушной ты можешь быть. Но тебе
не нужно доказывать мне. Я давно знаю это. Ведь я же тот парень, который
нашел тебя...
- Погаси свет, - засмеялась она.
Я бросил сигарету на пол и затоптал ее. Потом вынул из кармана платок
и вытер потные ладони. И сделал еще одну попытку.
- Поверь, это не из-за соседей, - сказал я. - Им нет до этого дела. В
таких домах, как этот, всегда можно встретить ветренных женщин... Одной
больше, одной меньше - какая разница. Дом от этого не рухнет. Но для
меня это дело профессиональной чести. Ты знаешь, что значит
профессиональная честь? Я работаю на твоего отца. Это очень больной
человек, очень слабый и нуждающийся в помощи. И он мне полностью
доверяет, без всяких оговорок. Кармен, очень прошу тебя, оденься!
- Тебя зовут не Догхауз Рэйли, - заявила она. - Тебя зовут Филипп
Марлоу. Ты меня не обманешь.
Я снова посмотрел на шахматную доску и понял, что неправильно
поставил коня, и передвинул его на прежнее место.
Конные рыцари в принципе не входят в расчет в этой игре. Это игра не
для рыцарей. Я снова посмотрел на Кармен. Теперь она лежала тихо.
Бледное лицо на фоне подушек, большие потемневшие глаза, пустые, как
колодцы во время засухи. Одна из ее маленьких рук нервно комкала одеяло.
Я понял, что неопределенный проблеск сомнения шевельнулся в ее душе.
Полностью она еще не осознавала этого. Это слишком трудно для женщины,
особенно для очень хорошенькой, осознать, что ее тело не всегда
прельщает.
- Пойду в кухню, приготовлю себе коктейль, - сказал я. - Может, ты
тоже выпьешь один?
- Ага. - Темные, таинственные глаза, полные смятения, глядели на меня
серьезно, в них росло сомнение, вползало неотвратимо, как кот,
подкрадывающийся в высокой траве к птенцу.
- Если оденешься к тому времени, когда я вернусь, получишь стаканчик,
хорошо?
Сжатые зубы Кармен разошлись и изо рта у нее вырвалось очень странное
шипение. Она ничего не ответила. Я прошел в кухню, смешал виски с
содовой и налил в два стаканчика. Увы, у меня не было настоящих
возбуждающих напитков, таких как нитроглицерин или дистиллированная
слюна тигра. Она не шевельнулась, когда я вернулся. Шипение
прекратилось. Глаза ее снова были мертвы, губы начали улыбаться мне.
Вдруг она вскочила, сбросила с себя одеяло и протянула руку.
- Дай мне!
- Когда оденешься, Кармен. Не дам, пока ты не оденешься.
Я поставил стаканы на шахматный столик, сел и закурил новую сигарету.
- Одевайся, Кармен. Я не буду смотреть.
Я смотрел в другую сторону. И вдруг снова услышал то странное
шипение, резкое и громкое. Это заставило меня взглянуть на нее. Она
сидела нагая, упираясь руками в матрац. Рот ее был широко раскрыт, а
лицо похоже на маску из слоновой кости. Звук, вырывавшийся из ее рта, не
имел ничего общего с этим застывшим лицом. В глубине ее глаз, - хотя они
и были пусты, как всегда, - таилось что-то такое, чего я никогда еще до
сих пор не видел в женских глазах.
Наконец ее губы шевельнулись медленно и осторожно, как будто были
искусственные и приводились в движение с помощью проводков.
Она грязно обозвала меня.
Меня это не тронуло. Мне было безразлично, как она меня назовет...
Или как назовет меня кто угодно другой. Но эта комната была местом,
где я жил. Она была тем, во что я мог вложить понятие "мой дом". В этой
комнате было все, что принадлежало мне, что было как-то связано со мной,
все мое прошлое. Это было не так уж много - радиоприемник, шахматы,
несколько книжек, картин, старые письма и разные прочие пустяки.
