восковых фигур мадам Тюссо, а потом пойдем на Бейкер-стрит, в
Музей Шерлока Холмса. Вечером поужинаем с американцем, получим
от него дополнительную информацию.
-- Нам нужна не информация, а встреча с Идкиндом, --
сказала я и подумала, что поступаю, как мстительная жена. Могла
бы сразу сообщить, что встреча с Идкиндом состоится, тем самым
снять с него напряжение. Нет, пусть помучается за свои грехи.
Хотя, какой грех? Ну, выпил один раз.
Заместитель помрачнел. Я своей цели достигла.
-- Извини, -- сказала я.
-- За что? -- спросил он.
-- Что злюсь за вчерашнее. Сегодня мы в двенадцать
встречаемся с Идкиндом.
-- Мы пока не можем с ним встретиться.
-- К сожалению, мы не можем отказаться от этой встречи, --
я вздохнула. -- Он сам нам назначил это встречу. Но если ты не
можешь, то надо позвонить сэру Идкинду и отказаться.
-- Рассказывай, темнила! -- потребовал Заместитель.
Я ему рассказала о своей встрече с Борисом и его
адвокатом.
-- Значит, ты еще в Москве решила использовать связи
своего бывшего жениха? -- спросил он.
Его вопрос меня разозлил.
-- Что значит -- использовать? Я хотела его увидеть.
Конечно, я подумала, что, если возникнет такая необходимость и
мне потребуется помощь... Он у меня единственный знакомый в
Лондоне. А если бы ты меня бросил?
-- Судя по всему, не я тебя брошу, а ты меня и, наверное,
очень скоро. Зачем, собственно, я тебе нужен? Ты сама находишь
выход из любого положения.
-- Если бы... Ты мне скажи, как мне быть со своим
отцом-антисемитом? Идкинд ведь спросит об этом.
-- Не спросит. Его интересует только дело.
-- А если по делу, то давай обсудим стратегию. Ведь
придется тебе вести этот разговор. Я по-английски могу только
здороваться, поблагодарить за беседу и попрощаться.
-- Давай обсудим, -- согласился он. Мы вышли на улицу,
сели в небольшом скверике и обговорили, кажется, все повороты,
какие могут возникнуть, но все-таки так и не угадали, как
повернулась эта самая трудная в моей жизни беседа.
x x x
Офис сэра Идкинда оказался на берегу Темзы, как мне
показалось вначале, в старом складе. Это было большое
деревянное двухэтажное здание. Стены внутри были обшиты темными
от старости досками. В большом зале за стеклянными
перегородками находилось десятка два женщин. Работали факсы,
принимая и отправляя информацию, светились экраны компьютеров.
Нас встретила молодая стройная женщина, я не могла
определить, сколько ей лет: то ли двадцать пять, то ли сорок
пять, только когда она улыбнулась, я поняла, что она старше
меня. Вверх, на второй этаж вела довольно крутая лестница, я
подумала, что если женщина будет подниматься первой, будут
видны ее трусики, но первым стал подниматься Заместитель, за
ним шла я, а наша сопровождающая умудрилась на узкой лестнице
идти не впереди, не сзади, а почти рядом со мною.
Кабинет сэра Идкинда оказался точно таким же залом, как и
внизу, но не казался большим, потому что был заставлен шкафами
с книгами, диванами, столом для заседаний, за которым, как у
нас в компании, могло поместиться двенадцать человек. В
кабинете была еще электрическая плита, два больших
холодильника, круглый стол с тремя креслами. Это все я
рассмотрела потом, вначале меня поразила стена из стекла, через
которую просматривалась Темза с парусниками на противоположном
берегу, кирпичными складами, со стрелами подъемных кранов и
баржами.
Бесшумное плавное движение кранов завораживало, напоминая
танец.
Из-за стола поднялся высокий, худой старик в темном
пиджаке и серых полосатых брюках. Он был похож на джентльмена
из кинофильма.
Это был мой первый выезд за границу, но меня не оставляло
ощущение, что все это я раньше видела: и лондонские улицы, и
магазины, и гостиничные номера, и таких джентльменов, как сэр
Идкинд. И я действительно все это видела в кино и по
телевизору.
Я была уверена, что сэр Идкинд поцелует мне руку, в кино
джентльмены всегда целовали руку даме, но он пожал мою руку.
Его ладонь оказалась очень широкой и прохладной, как у всех
стариков, про которых говорят, что их уже кровь не греет. В
нашем микрорайоне таких стариков почти не было. Они не
доживали: их или убили на войне молодыми, или они спивались и
умирали, едва перевалив за шестьдесят.
-- Кофе, чай? -- спросил Идкинд.
-- Кофе, -- сказала я.
И пока мы усаживались за столом, женщина, которая нас
встречала, уже поставила на стол кофейник, сливки, бисквиты и
вазочку с очень мелкими кусочками сахара.
Мы пили кофе, Идкинд молчал, полуприкрыв глаза.
Заместитель представил меня и заговорил по-английски, но Идкинд
прервал его.
-- Говорите по-русски.
Заместитель меня предупредил, что, хотя Идкинд всегда
говорит по-английски, он понимает русский. Уловив некоторое
замешательство Заместителя, Идкинд пояснил:
-- В Москве я говорю по-английски, потому что это удобно
при переговорах. Пока переводчик говорит, можно обдумать,
передумать, осмыслить, внести поправки.
У Идкинда был акцент, как у поляков, хорошо говорящих
по-русски. Заместитель замолчал. Мы распределили роли. Он
должен был говорить, я только уточнять.
-- Передайте Борису, что я очень ценю его, как музыканта,
и всегда бываю на его новых программах, -- обращаясь ко мне,
сказал Идкинд.
-- Непременно, -- пообещала я, не уверенная, что еще раз
увижусь в этот приезд с Борисом, и вообще, буду ли еще в
Лондоне в ближайшее десятилетие. Зарплаты школьной учительницы
хватало только на поездку в ближайшие города: во Владимир,
Ярославль, Суздаль, не больше двухсот километров от Москвы.
Идкинд совсем закрыл глаза, и мне показалось, что он
уснул. А что, может быть и уснул, его попросили, он нас принял,
но его вряд ли волновали наши проблемы, он ничего не терял, как
бы ни переменилась ситуация, и российский рынок для него не
главный.
-- Жаль, -- сказал Идкинд, -- что Россия теряет таких
музыкантов, как Борис.
-- Борис уехал пятнадцать лет назад, -- ответила я. --
Сейчас уезжают меньше.
-- Сейчас уезжают больше, -- не согласился Идкинд. --
Раньше уезжали только евреи, сейчас уезжают и русские.
Он не хочет говорить о делах, подумала я и тоже закрыла
глаза. Со мною такое бывает. Когда я чувствую, что человеку не
интересно говорить со мною, я замыкаюсь. Но Идкинд снова открыл
глаза и спросил:
-- Зачем вы нападали на Шахова в своем интервью на
телевидении? Зачем выносить сор из избы, как говорят русские.
Бизнес -- не помойка. Я ни разу в жизни не имел дело с газетами
и телевидением.
-- Но вы, наверное, не попадали в такую ситуацию, в какой
оказалась я?
-- Я попадал в разные ситуации.
-- Он не коллега, он -- гангстер, -- уточнила я.
-- Очень интересно. Расскажите.
-- Вы знаете, что наш флот стареет. Нам нужно строить
новые суда, чтоб стать конкурентноспособными.
Наконец, выступил и Заместитель. Я получила передышку.
-- Шахов покупает и использует старые суда, уже опасные в
эксплуатации. Он выжимает прибыль.
-- Это нормально, -- вставил Идкинд.
-- Это не нормально, потому что эксплуатация таких судов
угрожает жизни команды, а в случае аварии -- это почти всегда
экологическая катастрофа. Шахов не вкладывал деньги в
строительство новых судов, как наша компания, он выжидал и
скупал по дешевке недостроенные суда компаний, которые
завалились из-за финансовых трудностей. Он обогащался, разоряя
других.
-- Это тоже нормально, -- заметил Идкинд. -- Я поступаю
точно так же. Я очень внимательно, иногда не один год,
присматриваюсь к компаниям, которые начинают заваливаться, и
когда они становятся банкротами, покупаю таких по дешевке.
Идкинд говорил по-русски еще лучше, чем мне показалось
вначале. И еще и тогда подумала, что Шахов успел связаться с
Идкиндом, и теперь уже не мы, а он -- партнер Идкинда по
бизнесу. И, может быть, Шахов сейчас тоже в Лондоне, только в
другой гостинице, более фешенебельной, и теперь ждет конца
нашей беседы. После слов Идкинда Заместитель замолчал,
обдумывая сказанное. Значит, пришла очередь вступить мне.
-- А вы убиваете владельцев вначале, прежде чем купить
компанию, или потом, после покупки? -- спросила я.
-- У вас есть доказательства, что автомобильная авария, в
которую попал Большой Иван, подстроена Шаховым? -- спросил
Идкинд.
Было ясно, что Идкинд хорошо информирован. Он даже знал,
как называют отца его друзья и сослуживцы, а мы вряд ли
когда-нибудь узнаем, как называют между собой Идкинда служащие
его компании.
-- Доказательств пока нет, -- ответила я, -- но у нас есть
и другие факты. Сразу после аварии на меня напали в собственном
доме, пытались похитить мою дочь, стреляли в моего отца в
подмосковном санатории. Шахов сделал все, чтобы мы увезли отца
из России, потому что он не хотел, чтобы отец присутствовал,
когда решался вопрос о тендере. На меня и на него, -- я кивнула
в сторону Заместителя, -- напали, когда мы ехали в машине. Нас
вытащили из машины и начали убивать. Я вынуждена была стрелять.
-- Как стрелять? -- не понял Идкинд.
-- Обыкновенно. Из пистолета.
-- У вас есть пистолет?
-- А вот это не корректный вопрос.
-- Извините, -- сказал Идкинд и встал. Он прошелся по
кабинету и спросил:
-- Вы хотите отомстить Шахову?
-- Нет, -- ответила я. -- Просто я не хочу, чтобы в моей
стране восторжествовали гангстерские методы в деловом мире.
Шахов -- гангстер и мошенник, который не соблюдает законы. Он
работал с моим отцом еще при советской власти, отец помогал
ему, когда он начал заниматься бизнесом. Как только компания
отца стала испытывать трудности, он начал делать все, чтобы
уничтожить ее. Если вы считаете это нормальным, можете с ним
сотрудничать. Но я не удивлюсь, если однажды прочту в газетах,
что в автомобильную аварию в Москве или Сингапуре попал
известный английский бизнесмен сэр Идкинд. Если раньше в
гангстерских разборках погибали в основном члены криминальных
группировок, то сегодня уже отстреливают или взрывают
иностранных бизнесменов тоже.
-- И вы решили объявить крестовый поход против русских
гангстеров? -- спросил сэр Идкинд.
-- Нет. Я буду сопротивляться.
-- Могу ли я поговорить с Большим Иваном? -- спросил сэр
Идкинд. -- И лучше не по телефону.
-- Да, конечно. Ему лучше, он скоро вернется в Россию.
-- Я могу завтра вылететь в Женеву.
И я поняла, что если и не выиграла, то хотя бы не
проиграла.
-- Замечательно, -- сказала я. -- Я собираюсь навестить
отца, мы можем вылететь вместе.
Сэр Идкинд прошел к своему столу, снял телефонную трубку,
и даже я поняла, что он заказал четыре билета на самолет до
Женевы на первый утренний рейс. Он вернулся, сел в кресло и
спросил:
-- Скажите, могут ли коммунисты снова придти к власти?
Пауза, вероятно, затягивалась, пока я обдумывала, что
сказать. Если честно, я не знала, что ответить. Еще студентами
на последнем курсе мы радовались переменам. Я читала все
газеты, смотрела ночные передачи о прениях на съездах. После
путча мы все были против коммунистов. Но сегодня в школе почти
все учителя вспоминали, как хорошо было раньше: зарплату, хоть
и небольшую, платили без задержек, в магазинах ничего не было,
но как-то крутились, доставали одежду и продукты. Как это все
