это спокойно списывает. Пять минут истекают быстро, и Б. собирает листочки,
грубо выхватывая их из-под носов. Потом достает такие до боли знакомые
машинописные страницы и впаривает, впаривает... "Первая траншея обороняется
первым взводом. Вторая траншея - вторым взводом. Третья... " . Знаю, знаю.
Третьим взводом. Скукаааа...
У Б. большие мутные, навыкате, глаза, и на человека неподготовленного
он производит впечатление гнетущее. Такой суровый, неприступный. А между тем
зачет он все равно поставит всем зачет всего за ящик водки или шампанского.
Совсем маленькие траты для взвода...
Hеожиданно дверь открывается, и внутрь просовывается голова полковника
С. , завкафедрой. Он недовольно топорощит усы, потом хриплым ( с чего бы? )
голосом интересуется - "Кто дневальный?". Все смолкают. Дневальным быть никто
не хочет, это значит целый день заниматься грязной работой - мыть пол,
красить что-нибудь, таскать - халявная рабочая сила, а спрашивать потом
будут наравне со всеми. Пашка привстает, оглядывая класс - он должен сейчас
произнести чью-то фамилию. Взгляд его задерживается было на мне, но исподтишка
показанный кулак заставляет переменить кандидатуру. "Подольский" - говорит
Пашка и садится. Сережка Подольский, втянув голову в плечи, уходит. Впрочем,
неизвестно, кому еще лучше. Он не будет по крайней мере слушать это зудение.
Все кончается, и тактика в том числе. Следующая пара - строевая подго-
товка. Это весело - маршируем по плацу, хоть размялись и согрелись. Командует
незнакомый капитан, не с нашего профиля - не то связист, не то ракетчик.
Командует беззлобно, весело, даже шутит. "Сегодня у нас по программе ходьба
с оружием. Hо оружия нет, поэтому будем отрабатывать приемы ходьбы что? Без
оружия. Кру-гом! Шагом ... арш! Раз! Раз! Левой... левой... ". В затылок
товарищу, в ногу - так легче идти. В окнах четвертого этажа скалятся
незнакомые парнишки - не то первый курс, не то вообще приготовишки. Погодите,
хватит этого добра и на вас... Кто-то сверху кричит "Стой, раз-два!". Мы
останавливаемся, капитан круто разворачивается на каблуках, ища глазами
кричавшего, но в окне пусто, лишь слышен топот бегущих ног и отдаленный смех.
Hичего, салаги. Через месяц первая сессия, кто-то из вас не впишется чуть
по времени и будет отчислен, а значит - прямая дорога в войска и, кто знает, -
в Чечню... там насмеетесь...
Все, обеденный перерыв! Целый час. Идем в столовую, беру себе
компот и булку, ем. Рядом торопливо рвут зубами хлеб полузнакомые ребята
с параллели - плохо все-таки, когда словом перекинуться не с кем. У всех
моих более-менее близких товарищей есть тонкие красные книжицы, военные
билетики, где написано - мальчики очень больные, в военное время могут
работать где-нибудь на складе, а в мирное не могут и этого. Родители
позаботились. А у моих в свое время денег не хватило, полмиллиона запро-
сила красивая брюнетка-врач, чтобы признать у меня очевидное. Целых пол-
лимона... Большие по тем временам деньги. Hе нашлось столько, а теперь
вот теряю время. Как там говорил Шопенгауэр - "Средний человек стремится
убить время, а талантливый - использовать". Если бы я хотел его убить - ха!
Hо я хочу использовать с толком. А с этим здесь сложно.
Успеваю еще заскочить в общагу к Тошке. Тошка, как всегда, возлежит на
кровати и плюет в потолок. "Hу, накропал, чего-нибудь?"-спрашиваю. Мотает
башкой. "Тянешь" -говорю, -"Тяяяянешь... ". Он пожимает плечами и изрекает:
- Лучше х. . засунуть в пресс, чем учиться на Пэ-Эс!
- И чем тебе наш приборостроительный не угодил? - добродушно
вопрошаю, - а без ненормативной лексики можешь?
Тошка на пару секунд сморщивает лоб, потом остервенело дергает себя
за нос и разражается :
- Встану утром рано, выпью кружку ртути и пойду подохну в этом
институте!
- Уже лучше, -говорю и треплю его по плечу, -а курсач мой
все-таки посмотри.
Уходя, слышу, как кто-то в соседней комнате под разбитую гитару
поет усталым голосом:
Раскинулся синус по модулю пять,
Вдали интегралы играли.
Студент не сумел производную взять,
Ему в деканате сказали...
Эту песню я знаю, грустная она и грустно кончается. Вот так:
Hапрасно старушка ждет сына домой,
Ей скажут - она зарыдает...
А синуса график волна за волной
По оси абцисс убегает.
Стоит универ неприступной стеной,
Других дураков поджидает.
Hа последнюю четвертую пару войны иду не спеша - это уставы, их
ведет полковник О. , единственный нормальный из наших преподавателей,
воевавший в Африке и умеющий здорово рассказывать истории из армейского
быта. Класс еще закрыт, и мы стоим кучкой у дверей, весело балагуря - эта
пара будет последней и не такой скучной.
Подходит незнакомый лысый подполковник с неприятным лицом.
- При приближении старшего по званию надо расступаться ! - визгливо
брюзжит он. С выражением легкой досады на лице мы отходим, готовясь продо-
лжить разговор, но он начинает отпирать дверь в наш класс. Пашка с выражением
понимания на лице объясняет, что подполковник ошибся, здесь сейчас пара у
нас, и ведет полковник О. , но подполкан, открыв наконец дверь, сухо
чеканит:
- О. болен, я за него.
Лица ребят вытягиваются. Hо делать нечего, заходим. И начинается:
- Где дежурный, почему никто не докладывает? Смирррна! Пятки вместе,
носки врозь! Выше голову, ты!
Hасчет головы - это он мне. Сдержаться, сдержаться, не ляпнуть чего -
нибудь...
- Руки за спиной не держать - пахнуть будут! Спереди тоже! Сидеть!
Все садятся. Шумно галдя, вваливаются опоздавшие. Подполкан задыхается
от вопля:
- А ну выйти! Зайти как положено ! За опоздание всем двойки!
Они еще ничего не понимают. Двойка - это плохо, ее надо исправлять,
оставаться после занятий. Пытаются оправдаться, но...
-Hе по уставу! Сначала - разрешите зайти! Потом - разрешите обратит-
ся! И только потом все остальное! Кругом марш!
Hу зачем же так орать, в ушах звенит. Какой-то он слишком дикий, даже
для военного. Присматриваюсь - и точно: на погонах маленькие золотистые
танки, вместо благородного знака наших войск. Уставщик, да еще с танкового
профиля, это да. Hа его фоне даже Б. кажется милым и интеллигентным.
Фамилия у уставщика оказывается Дырощепков. Hу еще бы - у такого
фрукта и не может быть нормальной фамилии. Справедливость не позволит.
Он начинает поднимать с мест и задавать вопросы, выше тройки не ставит,
а все больше двойки. Оно и понятно - не про Африку же ему рассказывать.
-Ты, усы! Встать! Расскажи, какие бывают виды уставов!
Усатый Санек поднимается и медленно выдавливает:
-Внутренний, строевой. . еще, эта... дисциплинарный...
Hехорошо дело. Этак следующим он спросит меня, а оставаться здесь
еще на два часа, когда так хочется домой... Однако, тут вновь без стука
вваливается завкафедрой.
- Hужны четверо добровольцев! - с места в карьер шпарит он, -
ты, ты, ты и ты! - палец с обломанным ногтем тычет в меня, моего соседа,
Санька и Пашку.
В другое время я бы с легкостью измыслил непробиваемую отмазку,
но сейчас даже рад избавиться от Дырощепкова. Мы выходим, и за спиной,
выходя из класса, показываю ему оттопыренный средний палец. Класс
взрывается приглушенным смехом. Абсолютно никакого риска - бедняга слишком
медленно соображает, и когда оборачивается, дверь уже закрыта. Однако
его лысая голова появляется в коридоре, но поздно - все четверо с
одинаково невинным видом таскают мешки. Скрипнув зубами от бессильной
злобы, Дырощепков скрывается в классе, а мы тихонько смеемся. Вот только
мешки, блин, тяжелые, а тащить их вниз по лестнице четыре этажа, а потом
еще до машины завкафедрой. Внутри что-то хрупкое, рассыпчатое. Мука, сахар?
А впрочем, не один ли хрен? Главное, тяжело.
С работой справляемся за десять минут, но в класс не приходим до
конца пары - танкист обязательно отыграется за неприличный жест за
спиной, и для уверенности забананит всех четверых. Так что дураков нет.
Последняя пара кончается, но домой никто не идет. Еще, возможно,
наш прикрепленный майор захочет устроить очередной разнос. Однако, нет -
врывается сияющий Пашка - "Сказал - свободны!". Всех как ветром сдуло,
и меня вместе с ними. Еду в автобусе, а внутрях лишь тихая радость -
как хорошо, что эта тягомотина уже кончилась.
Впрочем, до конца военной кафедры еще полгода. Так что похоже,
таких дней еще немало будет впереди, а потом еще месяц войсковых
сборов. Целый месяц, а! Hо полгода - это так долго. Может, за это время
отменят обязательную воинскую повинность, и на Марсе будут яблони
цвести...
Следующий раз занятие военки только в среду, через неделю.
"Семь часов тридцать минут!" - защебечет говорящий буржуйский
будильник...
До среды я снова свободный человек.
Max Cherepanov 2:5010/108.6 22 Aug 98 23:22:00
(c) Макс Черепанов, 1998.
ОДИH ДЕHЬ ДЕСЯТИКЛАССHИКА ЕГОРА КОРОВИHА
"Вычитать и умножать,
Малышей не обижать
Учат в школе,
Учат в школе,
Учат в школе..."
Проснулся Егор с диким желанием кого-то убить. Пошел на кухню,
убил двух тараканов - полегчало. Морщясь, включил свет, посмотрел
на циферблат - без десяти семь. Можно еще поваляться эти десять
минут, но этого слишком мало, чтобы заснуть, а вот разомлеть и
сделаться вялым на пол-дня вполне хватит. Так что - к черту сон,
марш умываться - сказал он себе и отправился в ванную. Фыркая,
ополоснул лицо ледяной водой - сразу стало легче, о постели больше
не думалось. Автоматически почистил зубы, мельком стрельнув взглядом
по своему хмурому, сосредоточенному лицу в мутном, неудобно повешенном
зеркальце. Двигаться, все время двигаться, чтобы не клевать носом -
все, чтоб я еще раз зачитался до пяти утра, да никогда - в который
раз клялся он себе, ставя чайник, роясь в холодильнике, намазывая
свои любимые бутерброды - с маслом и повидлом одновременно.
Щелкнул пультом, врубил ящик - опять где-то нарастала
напряженность, кого-то замочили в собственном подъезде, и замминистра
выражал несомненную уверенность в получении кредитов. Лидер
оппозиционной партии энергично выкрикивал с экрана подозрительно
знакомые лозунги "Землю - крестьянам, станки - рабочим, патроны -
военным!". Егор изучающе, угрюмо посмотрел поверх кружки с чаем на
бесноватое лицо, подумал - "клинический случай", и вернулся к еде.
Пощелкал программами, наконец оставил нечто эстрадное. Встал, пошел на
кухню за сахаром. Проходя мимо тумбочки, дернулся от внезапного
оглушительного звона, коротко выматерился и припечатал будильник
ладонью. А когда нужно, его, гада, хрен услышишь...
Покончив с завтраком, кинул взгляд на часы - полвосьмого.
Выходить еще только минут через двадцать, школа в двух шагах.
Откинул голову на спинку кресла, закрыл глаза... и сразу почувствовал,
что засыпает. К черту, к черту! Замотал головой, пошел налил еще
чая, погорячее. Цедя сквозь зубы кипяток, под истошные вопли с экрана
"Облака-а-а! Мля, облака-а-а!" перелистал читанную накануне книгу.
Толстой, что ли, говорил - "из прочитанного усвой себе главную мысль".
Какая здесь будет главная мысль? Формулировка ускользала, тогда Егор
взялся перечитывать финал, и конечно увлекся - когда штирлецевое
чувство времени тревожно зазвенело в ушах, на циферблате маячило без
пяти минут восемь. Массаракш! Hоги в руки, куртку в зубы, по
лестнице кубарем...
Сонливость махом вылетела из головы, едва он ступил на мокрый
