клавиатурой.
И я продолжал ехать по улицам темного страшного города.
Тут на плече у меня оказалась чья-то рука, неожиданно, невероятно.
Спокойная рука, спокойный голос, который сказал:
- Джейк.
Я знал, кто это. Почему-то я не удивился.
- Юрий, - сказал я, не оглядываясь.
- Подумай, Джейк, - сказал он, - каждый угол - это путь к проходу в
разные Эпохи истории вселенной.
- Это ты об этом подумай, Юрий. Я занят.
- Разумеется. Но тебе снова понадобится Субстрат.
- Я бы с удовольствием воспользовался.
Тяжеловоз завихлял, словно что-то ударило нас сзади.
- Господи, - сказал я, - он же совершенно сошел с ума. Он пытается
нас всех убить. - Машина Мура еще раз налетела на трейлер, откатилась
назад, потом с размаху снова наехала на нас. Трейлер задрожал, завилял из
стороны в сторону, потом снова выровнялся.
- Впереди резкий поворот влево, флегматично сказал компьютер. - Очень
опасный поворот при нынешних обстоятельствах.
Он говорил так, словно докладывал прогноз погоды.
- Не сейчас, Джейк, - мягко сказал Юрий.
- Нет?
- Попал!!! - завопил Сэм, когда главный мотор снова взревел.
Я рванул вперед, предпочитая уж скорее рискнуть, чем дать Муру
возможность натолкнуть нас прямо на Цилиндр. Но я проиграл этот раунд.
Что-то приподняло тяжеловоз, подняло нас с полотна дороги... потом
передумало и опустило нас снова. Часть тяжеловоза при этом опустилась за
пределами липни безопасности, кабина оказалась под углом сорок пять
градусов к прицепу. Я сражался с рулем, пока все механизмы машины пытались
выровнять наше положение на дороге. Прицеп встал на дыбы с такой же
легкостью, как приподнимается на ветру брошенный наземь листок бумаги,
потом снова мягко опустился, на сей раз в пределах коридора безопасности,
но его занесло вправо. Я рванул рычаги управления, снова выровнял машину.
Трейлер лениво выправился, потом его занесло вправо, мне снова пришлось
выравнивать его.
Теперь тяжеловоз вихлял, как змея, решившая скинуть старую кожу. Он
не мог остановиться. Каждый корректирующий маневр вызывал к жизни новую
противодействующую силу, сбивая настройку на ровный ход. Казалось, я уже
ничего не мог сделать, чтобы остановить машину, прекратить ее виляние,
извивание, прыжки, я ничего не мог сделать, исчерпав возможности
корректировки.
- Ты пропустил поворот налево, - сказал мне компьютер.
Мы уже не ехали назад в земной лабиринт. Нам никогда уже не попасть в
земной лабиринт.
- Он едет рядом с нами! - заорал Сэм, выглянув в окно слева.
Я не видел его, но чувствовал, как Мур намеренно ударялся о бок
нашего тяжеловоза, чтобы столкнуть его с дороги. Видимо, коридор
безопасности был настолько широк, что оставалось еще место для машины
Мура, и он мог протиснуться рядом с нами. Я не мог управлять тяжеловозом и
не мог ничего сделать с Муром.
- Он не в коридоре безопасности! - закричал Сэм. - Он...
Тут я увидел машину Мура. Она поднялась над дорогой, поднятая
невидимой гравитационной лапой. На краткий миг я увидел через стекло
улыбку Мура, и от нее у меня кровь похолодела в жилах. Он смотрел прямо на
меня.
Встретимся в аду - казалось, говорила его физиономия.
Потом машина исчезла.
- Закрой глаза!
Очень странная команда, если учесть, что она обращена к звездному
толкачу, пока он ведет машину. Но я-то знал, почему. Атомы машины Мура,
после того, как их разорвет, еще несколько раз покрутятся вокруг цилиндра,
прежде чем их засосет, а в это время они испускают синхронную радиацию,
что означает множество света.
Вспышка не ослепила меня, но сверкающие звездочки прыгали у меня
перед глазами довольно долго. Поэтому, наверное, я не увидел, что дорога
впереди резко поворачивает вправо. Компьютер это углядел, попытался
предупредить меня, но было слишком поздно. Сэм выскочил со своего сиденья
и попытался перехватить управление.
Слишком поздно. Мы вылетели из коридора безопасности, совсем сошли с
дороги, но все еще были на земле. Чудовищные кулаки, казалось, колотили
нас, невидимые силы тянули и толкали. Мне все чуднее было, что мы
по-прежнему живы, все еще путешествуем. Я все еще пока был в своей машине,
в тяжеловозе. Теперь все мои чувства обострились, в последние моменты
моего существования. Я все еще был там, где хотел быть, делал то, что мне
всегда нравилось, Сэм был рядом, а мы ехали по ровной, красивой дороге.
Тут Юрий сказал мне:
- Ты вот-вот войдешь в историю, Джейк. Причем в буквальном смысле.
Вдруг тяжеловоз полетел по воздуху, влетая в портал, словно неуклюжий
самолет в своем первом и последнем полете, он пронесся через портал, через
дыру в небе - эта дыра с размытыми краями вырастала перед нами, готовая
засосать нас. Я сказал в пространство, что это похоже на дыру во
временно-пространственном континууме - мы как раз через похожие и
проскакиваем в порталах. Оно так и было. Я решил, что когда-нибудь спрошу,
что эта портальная дыра делает так высоко над землей, в небе, они же
обычно гораздо ниже, словно на уровне дороги, чтобы в них могли проехать
машины. Я как раз думал об этом, когда тяжеловоз торжественно въехал в эту
дыру ровненько и плавно.
И тут больше ничего не было. Абсолютно ничего.
28
Ничего. Я подумал, что такого не может быть, поэтому я заполнил
пустоту тем, что мне пришло в голову.
- Пусть хоть что-нибудь будет, - попросил я.
И на тебе. Возле меня был Юрий.
- Рассматривай следующие события как события, происходящие вообще вне
времени, - сказал он.
- Ну, знаешь, мне это не по зубам, - ответил я.
Он рассмеялся.
- Я тебя знаю очень мало времени, Джейк, но могу сказать, что ты один
из самых примечательных людей, какие только попадались мне на веку.
- А мне это все говорят.
- Так и должно быть. Пойдем?
- Куда? Тут же ничего нет, куда можно было бы пойти. Собственно
говоря... - я обнял его за плечи. - Слушай, Юрий, старина. Ты же не
собираешься мне сказать, что ты - дух прошедшего рождества, как у
Диккенса, или что-нибудь в этом роде?
Он на миг задумался.
- Диккенс? Да, Диккенс. Боюсь, что я очень плохо знаю английскую
литературу.
- А я, наоборот. Я всегда обожал Достоевского. Могу тебе построчно и
постранично цитировать "Идиота".
- Я его никогда не читал.
Я был потрясен.
- И ты еще называешь себя образованным человеком?
- Вряд ли. Вселенную надо защищать от ученых, чьи интересы связаны с
литературой.
- Ну хорошо, ты выполнил свой долг. Ну, а что ты хотел сказать?
- Давай пройдемся, Джейк.
- По чему именно мы собираемся пройтись? Не понимаю... Ох! - Тут я
почувствовал под ногами пол, слегка скользкий, словно свеженатертый. Я
посмотрел. Пол блестел.
Мы пошли. Пока мы шли, я чувствовал, что нас как будто окружает
огромный зал. Невидимый, словно черное на черном, но он чувствовался.
Крыша его была где-то в нескольких километрах над нами. Наши шаги
отдавались эхом.
- Это мой собственный спектакль? - спросил я.
- Частично. Мне нравится то ощущение пространства, которое ты создал.
- Огромный домище, - сказал я. - А что это?
- Может быть, конференц-зал. Может быть, что-нибудь еще.
- У меня есть вопрос.
- Давай.
- Он довольно приземленный. Насчет порталов. Они создают не один
проход?
- А, ты имеешь в виду тот портал, через который как раз сейчас
проезжаешь?
- Ну, пусть так...
- Да, обычно проход не один. Комплекс цилиндров создает целое
множество пространственно-временных искажений. Большая часть вторичных
проходов на самом деле непроходима. Они не используются. Это уже какое-то
время известно, разумеется, результаты этих исследований широкой публике
неизвестны. Как ты понимаешь, колониальные власти подвергают строгой
цензуре все публикации. Вторичные эффекты довольно трудно увидеть, если не
знаешь, что искать.
- Ясно. Спасибо.
Вдалеке я что-то увидел. Мы подошли поближе, и я увидел, что это был
Прим, вернее, какая-то огромная его статуя. Если это и была статуя, то она
говорила.
- Теперь мы пришли к заключению, - сказала статуя, а голос звучал,
как голос Прима. Статуя была километра два в высоту.
- Воистину, - раздался голос Богини.
Прим сказал:
- Ты удовлетворена конструкцией? Его логические элементы больше не
оскорбляют тебя?
Я повернулся и посмотрел. Богиня надвигалась на нас из такой огромной
дали, что я мог протянуть руку и коснуться ее.
- Не столько логика меня оскорбляет, сколько отсутствие элегантности
решения, - ответила Богиня.
- Тогда ответь - что важнее? Элегантность или действенность?
- И то, и другое - первостепенной важности.
- Тогда в том, что ты говоришь, есть правда. И все же я нахожу изъяны
в твоем цветовом решении мыслеразветвления.
Я наклонился к уху Юрия.
- Кто что в чем находит?!
- Не каждая идея может быть выражена словом, увы, - ответил Юрий. Он
говорил шепотом. - Ну, это очень трудно передать.
- А о чем они вообще, черт побери, говорят?
- О тебе.
- Н-да.
И снова голос Прима разнесся в темном зале.
- Неужели это решение так трудно принять?
- Оно абсолютно неприемлемо.
- Так же неприемлема негибкость, косность и слепой отказ позволить
водам течь туда, куда они текут. (Последнее, наверное, лингвистически
неправильно.)
- И столь же зловредна непоправимая небрежность. Сила, которая
протекает через наше сознание, подчиняется каналам, которые все же
сдерживают ее в нужном русле. Самый сильный стебель сгибается под ветром.
Я наклонился и прошептал:
- Я знаю, что она имеет в виду. Сила, которая выталкивает росток
сквозь землю из зерна, ведет мою машину через день.
Юрий поморщился.
- Извини, что все так туманно и загадочно. Действительно, звучит, как
чушь.
- Значит, я больше не имею никакой власти над тем, что тут сейчас
творится? Это больше не мой спектакль?
- Ну, не совсем. По крайней мере, не содержание. Может быть...
Видения исчезли.
- Так что же все это значит, Юрий?
Он рассмеялся.
- В этом весь вопрос, правда? Возможно, это связано с тем, что
вселенная сама с собой схватилась. Что же касается Космострады - моего
личного занятия и головной боли, - то достаточно сказать, что во
вселенной, полной тайн, это еще одна тайна. Космострада не существовала,
следовательно, ее надо было изобрести. Миллионы разумных рас, на
миллиардах миров, а между ними немыслимые расстояния и неумолимые законы
физики. Одиночество! Невозможная проблема, которую существа, создавшие
Дорогу, решили с помощью науки, которой потребовались миллиарды лет, чтобы
развиться. Науки, которая перегнула и сломала все известные законы...
- Юрий, - сказал я, - позволь тебе кое-что сказать. Я по уши сыт
метафизикой. Мне совершенно неинтересно. Я хочу знать только одно: что
случилось с Дарлой?
- Мне очень жаль, Джейк. Сочувствую твоему горю.
Мне хотелось его ударить.
- А моему гневу ты тоже сочувствуешь?
- Да, конечно... но...
Лицо Юрия стало расплывчатым, потом снова сфокусировалось.
- Не надо, Джейк. Не надо ни грустить, ни гневаться. Ты можешь мне
поверить?
- Что? С ней все в порядке?
- Разреши мне употребить выражение, которое, по-моему, родилось в
Америке: потом все всплывет.
- Это успокаивает. Я снова спрашиваю тебя: что случилось с Дарлой?
