Институт - это нечто большее, чем собрание рассеянных чудаков-ученых.
Среди них есть кое-кто, способный заняться поисками Тайи, и если они его
найдут, беды не миновать.
- Что ж, пришло время бед, - отозвался Банкрофт холодно, - а если
нет, то скоро придет. Мы могли бы прекрасно об этом догадаться.
Разговор перешел на другие темы и превратился в ленивую болтовню.
Далгетти простонал про себя. Они ни разу не заговорили о том, где спрятан
пленник.
Ладно, маленький человек, что дальше? Томас Банкрофт ведет большую
игру. Его общественное положение очень прочно. Он член Конгресса и
Кабинета. Даже в лейбористской партии он пользуется уважением. У него
друзья в правительстве, в деловых кругах, в союзах и клубах от Мэна до
Гаваев. Ему стоит лишь сказать слово, и одной из темных ночей у Далгетти
будут выбиты зубы. О, если только Далгетти заинтересуются, он очень быстро
окажется под арестом, возможно по обвинению в нелегальной деятельности, и
следующие шесть месяцев будет находиться под следствием.
Итак, он убедился, что подозрение Ульриха из Института было верным:
именно Томас Банкрофт похитил Тайи. Однако это мало что дает. Пойди он с
этой историей в полицию, ему рассмеются в лицо и, пожалуй, запрут для
психиатрического обследования или - что самое худшее - передадут историю
Банкрофту, открыв ему, что воспитанники Института способны принять
ответные меры.
2
Конечно, это было лишь начало. Ниточка тянется далеко. А времени
остается чудовищно мало - скоро они начнут переворачивать мозги Тайи. И по
следу рыскают волки.
С пугающей ясностью Симон Далгетти осознал, в какое дело ввязался.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Банкрофт и его люди ушли.
Далгетти проводил их взглядом - четверо мужчин и женщина. Все спокойные,
выдержанные, очень представительные в дорогих темных костюмах. Даже
неуклюжий телохранитель явно был выпускником колледжа, хоть и не самого
престижного. Вы ни за что не приняли бы их за убийц и похитителей, за слуг
тех, кто собирался вытащить на свет божий политический гангстеризм.
"Однако, - размышлял Далгетти, - им, возможно, это и не приходило в
голову".
Все тот же враг, хоть и в новом обличьи. Каких только масок он не
надевал за кровавое столетие: фашисты, нацисты, маоисты, коммунисты,
атомисты, американисты и еще бог знает кто... Он сделался более хитроумным
и теперь способен обмануть даже себя.
Чувства Далгетти пришли в норму. Внезапно он с огромным облегчением
ощутил себя просто человеком, сидящим в тускло освещенной кабине рядом с
хорошенькой девушкой. Но все же чувство ответственности - сосущее и
тревожащее - затаилось в уголке его сознания.
- Прости, что это заняло так много времени, - сказал он. - Выпей
что-нибудь еще.
- Я только что это сделала. - Она улыбнулась.
Он заметил, что на диспенсере сияет надпись "10 долларов" и скормил
ему две монеты. Потом - чтобы унять нервную дрожь - заказал себе еще
порцию виски с содовой.
- Ты знаешь этих людей из соседней кабины? - спросила Гленна. - Я
видела, как ты наблюдал за ними, когда они уходили.
- Конечно, мне известна репутация мистера Банкрофта, - ответил он. -
Он ведь здесь живет, не так ли?
- У него есть квартира за Галл-стейшн, но бывает он там нечасто.
Главным образом, на материке, я думаю.
Далгетти кивнул. Он приехал в Колонию Тихого океана два дня тому
назад и рыскал в надежде, что Банкрофт даст ему какой-то ключ к разгадке.
Так и произошло, но добытая информация стоила немногого. Она лишь
подтвердила то, что Институт и так уже считал в высшей степени возможным.
Ему нужно было обдумать следующий шаг. Он осушил свой бокал.
- Пожалуй, мне пора закругляться, - заметил он.
- Ты мог бы здесь пообедать, - предложила Гленна.
- Спасибо, я не голоден. - Это была правда. Нервное напряжение,
сопутствующее концентрации его силы, проделывало дьявольские фокусы с
аппетитом. Да и с деньгами следовало обращаться поаккуратнее. - Может
быть, позже.
- О'кей, Джо, возможно, увидимся. - Она улыбнулась. - Забавный ты
парень. Но очень милый. - Она коснулась губами его губ и вышла. Далгетти
подошел к двери и ступил в лифт.
Ему пришлось подняться на много уровней. Таверна находилась под
станционными кессонами, возле главного кабеля, в зоне глубоких вод. Над
ней размещались склады, помещения для машин, - изнанка современного
существования. Он вышел из кабины на верхней палубе, находившейся на
высоте тридцати футов над поверхностью. Там никого не было, и он подошел к
поручням и перегнулся через них, глядя на воду и наслаждаясь одиночеством.
Внизу уходили вдаль, к главной палубе, пирсы, изгибались линии
широких улиц из светлого пластика, виднелись движущиеся сигналы, трава и
цветники маленьких парков. Торопливо или лениво шли люди. Огромный
гидростабилизаторный пузырь двигался незаметно вдоль выпуклости Тихого
океана. Станция "Пеликан" была "нижним городом" колонии. Здесь были
сосредоточены магазины, театры, рестораны, станции обслуживания и
учреждения.
На воде цвета индиго собирались сгустки пены причудливых очертаний, и
он мог слышать, как ворчат волны, разбиваясь об отвесные стены. Вечернее
небо было высоким. Лишь в западной его части, виднелось несколько легких
перистых облаков. Парящие в нем чайки казались золотыми сгустками. Темная
полоска на востоке напоминала о близости южного побережья Калифорнии. Он
глубоко вобрал в себя воздух, дав отдых нервам и мускулам и запретив мозгу
работать. На некоторое время он превратился в организм, просто живущий и
радующийся жизни.
Видимость во всех направлениях ограничивалась контурами других
станций, переплетениями стремящихся вверх линий. Несколько воздушных
мостов должны были связать их между собой, но все еще существовало
интенсивное водное движение. К югу он мог видеть черное пятно на воде -
там было морское ранчо. Тренированная память подсказала ему что, согласно
последним данным, 18,3% мировых запасов пищи добывалось теперь из
модифицированных морских водорослей. И эта цифра будет быстро расти.
Повсюду были фабрики минеральных веществ, рыбоводческие базы,
экспериментальные и научно-исследовательские станции. Под плавающим
городом, на шельфе, находилось подводное поселение. Здесь бурили нефтяные
скважины, дававшие сырье для промышленного синтеза, а также данные для
исследований, направленных на поиски новых ресурсов. Поле бурения
расширялось, по мере того как человек забирался все дальше в мир холода,
темноты и высокого давления. Это обходилось дорого, но у перенаселенной
планеты не было выбора.
Низко над сумеречным горизонтом зажглась яркая холодная звезда -
Венера. Далгетти набрал в легкие сырой, остро пахнущий воздух и с
некоторой жалостью подумал о людях на Луне, на Марсе, между мирами. Они
делали невероятно сложную и нужную работу, но вряд ли более сложную и
нужную, чем та, что шла здесь, в океанах. Или та, что совершалась в тесных
помещениях Института.
Довольно. Далгетти настроил себя на ощущения ищейки. Он здесь тоже
для работы. Силы, которые ему следовало сосредоточить на ней, казались
просто чудовищными. Он в одиночку выступал против загадочной организации.
Ему нужно было спасти человека раньше, чем история изменится и ринется по
ложному пути, по долгому, извилистому пути вниз. У него есть знания и
способности, но они не могут остановить летящую пулю. И до сих пор ему не
доводилось вести подобных войн, которые и не войны вовсе, но обдумывание
комбинаций, мучительные поиски крупиц информации и анализ.
Банкрофт где-то прячет Тайи. Институт не может просить помощи у
правительства, несмотря на свой высокий статус. Даже если в помощь
Далгетти пришлют несколько человек, это не принесет большого облегчения.
Время неумолимо наступало на него.
Чувствительный человек обернулся, внезапно осознав чье-то
присутствие. Незнакомец - средних лет, сутулый и седовласый, с
интеллигентным лицом - прислонился к поручням и спокойно сказал:
- Приятный вечер, не так ли?
- Да, - ответил Далгетти. - Очень приятный.
- Оно дает мне ощущение подлинной гармонии, это место, - продолжил
незнакомец.
- Каким же образом? - спросил Далгетти, который был не против
поговорить.
Человек посмотрел на море и произнес тихо, как будто про себя:
- Мне пятьдесят лет. Я был рожден во время третьей мировой войны и
вырос под гнетом голода и массовой истерии. Я сражался в Азии, когда
неконтролируемый рост населения угрожал истощением ресурсов. Я видел
Америку, которая балансировала между упадком и безумием. И все же сейчас я
могу стоять и смотреть на мир, делами которого вершат Объединенные Нации,
в котором снизился прирост населения, а демократические правительства
возникают в одной стране за другой. Мы осваиваем моря и даже уходим на
другие планеты. Все изменилось со времен моего детства, но в целом
изменилось к лучшему.
- А! - протянул Далгетти. - Поворот души к добру. Хотя, боюсь, все не
так просто.
Человек поднял брови:
- Значит, вы голосовали за консерваторов?
- Лейбористская партия действительно консервативна, доказательством
чего является коалиция с республиканцами или неофедералистами, а также с
некоторыми группами. Нет, меня не беспокоит, останутся ли у власти
лейбористы, или будут процветать консерваторы, или возьмут верх
республиканцы. Главный вопрос в том, в чьих руках основные силы.
- В руках членов партии, я полагаю.
- Но кто конкретно ее члены? Вы знаете не хуже моего, что огромным
недостатком американского народа всегда было безразличие к политике.
- Что? Но ведь они голосовали, не так ли? Каковы были последние
цифры?
- Восемьдесят восемь против тридцати семи. Конечно, они голосовали,
раз уж им дано такое право. Но кто из них имеет хоть какое-то отношение к
выдвижению кандидатов или определению платформы? Кто нашел время
задуматься над этим или хотя бы написать своим конгрессменам? Кличка
"Прихлебатель политикана" все еще в ходу. Слишком часто в истории
голосование сводилось к выбору между двумя хорошо смазанными машинами.
Достаточно умная и решительная группа и теперь может навербовать
достаточно сторонников, выдвинуть какое-то имя и лозунги и орудовать под
их прикрытием. - Далгетти говорил быстро и уверенно: этой проблеме он
посвятил свою жизнь.
- Две машины, - не сдавался незнакомец, - или четыре, или пять, - что
мы имеем теперь, - по крайней мере, лучше чем одна.
- Только не в том случае, если все их контролируют одни и те же люди,
- мрачно ответил Далгетти.
- Но...
- Если не можете их разбить, лучше к ним присоединиться. А еще лучше
присоединиться ко всем сторонам. Тогда вы не проиграете.
- Не думаю, что это произошло.
- Нет, этого не произошло, - согласился Далгетти, - не произошло в
Соединенных Штатах, хотя в некоторых других странах... Впрочем, неважно.
Это все еще впереди - только и всего. Сегодня за ниточки дергают не нации
и не партии, но... философы, если вы предпочтете такое название. Все
сводится к двум типам человеческого сознания, стоящим выше национальных,
расовых и религиозных течений.
- И что же это за два типа? - спокойно спросил незнакомец.
- Я бы назвал их либеральными и тоталитарными, хотя не все носители
тоталитарного мышления признают себя таковыми. Общеизвестно, что неистовый
