против течения.
- Это сом? - повторил Повондра-младший.
Старик выронил удочку.
- Это? - пробормотал он, указывая дрожащим пальцем. -
Это?
Черная голова скрылась под водой.
- Это был не сом, Франтик, - сказал старик каким-то чужим
голосом. - Пойдем домой. Это конец.
- Какой конец?
- Саламандра. Значит, они уже здесь. Пойдем домой... -
повторял он, неверными руками складывая удочку. - Значит,
конец.
- Вы весь дрожите, - испугался Франтик. - Что с вами?
- Пойдем домой, - взволнованно бормотал старик, и
подбородок у него жалобно вздрагивал. - Мне холодно!.. Мне
холодно... Этого только недоставало! Понимаешь, теперь
конец. Значит, они уже добрались сюда. Господи, как
холодно! Мне бы домой...
Молодой Повондра внимательно посмотрел на него и
схватился за весла.
- Я вас провожу, папочка, - сказал он тоже каким-то не
своим голосом и сильными ударами весел погнал лодку к
острову. - Бросьте, я сам ее привяжу.
- Отчего так холодно? - удивлялся старик, стуча зубами.
- Я вас поддержу, папа. Идемте же, - уговаривал сын,
подхватывая его под руку. - Наверное, вы простыли на реке.
А то был просто гнилой пень.
Старик дрожал как лист.
- Да, гнилой пень... Рассказывай! Я лучше знаю, что
такое саламандры. Пусти!
Повондра-младший сделал то, чего не делал еще ни разу в
жизни: подозвал такси.
- На Вышеград, - сказал он, вталкивая отца в машину. - Я
вас отвезу, папа. Поздно уже.
- Еще бы не поздно, - стучал зубами Повондра-отец. -
Слишком поздно. Конец, Франтик. Это был не гнилой пень.
Это они.
Дома, по лестнице, молодому Повондре пришлось почти нести
старика на руках.
- Мама, постелите, - быстро прошептал он в дверях. -
Надо уложить папашу, он у нас расхворался.
И вот Повондра-отец лежит под пуховиком; нос его как-то
странно торчит на лице, а губы что-то жуют и невнятно
бормочут; каким старым он кажется, каким старым! Сейчас он
немного утих...
- Лучше вам, папа?
В ногах постели плачет и сморкается в передник мамаша
Повондрова; сноха растапливает печь, а дети, Франтик и
Марженка, уставились широко открытыми глазами на дедушку,
словно не узнавая его.
- Не позвать ли доктора, папаша?
Повондра-отец смотрит на детей и что-то шепчет; вдруг
по щекам у него покатились слезы.
- Вам что-нибудь нужно, папаша?
- Это я, это я, - шепчет старик. - Так и знай, это я во
всем виноват. Если бы я тогда не пустил капитана к пану
Бонди, ничего бы не случилось...
- Да ведь ничего и не случилось, папа, - успокаивал его
молодой Повондра.
- Ты не понимаешь, - хрипел старик, - ведь это конец,
ясно? Конец света. Теперь и сюда придет море, раз
саламандры уже здесь... И это все наделал я, не нужно было
пускать капитана... Пусть люди узнают когда-нибудь, кто
виноват во всем...
- Ерунда, - непочтительно возразил сын. - Выбросьте это
из головы, папаша. Это сделали все люди. Это сделали
правительства, сделал капитал. Все хотели иметь побольше
саламандр. Все хотели на них заработать. Мы тоже посылали
им оружие и всякое такое... Мы все виноваты.
Повондра-отец беспокойно ворочался.
- Прежде везде море было, и опять будет то же самое. Это
конец света. Мне как-то говорил один человек, что и здесь,
на том месте, где Прага, тоже было морское дно... Наверное,
и тогда это сделали саламандры. Ох, не надо мне было
докладывать об этом капитане. Что-то мне все время
говорило: "Не докладывай", - но я подумал, - быть может,
капитан даст мне на чаек... А он и не дал. И вот так, за
здорово живешь, человек погубил весь мир... - Старик
проглотил слезы. - Я знаю, я хорошо знаю, что нам пришел
конец. И я знаю, что все это сделал я...
- Дедушка, не хотите ли чайку? - участливо спросила
молодая Повондрова.
- Я хотел бы одного, - прошептал старик, - я хотел бы
только, чтобы дети мне простили...
11. АВТОР БЕСЕДУЕТ САМ С СОБОЙ
- И ты это так оставишь? - вмешался тут внутренний голос
автора
- Что именно? - несколько неуверенно спросил писатель.
- Так и дашь пану Повондре умереть?
- Видишь ли, - защищался автор, - я сам неохотно делаю
это, но... В конце концов пан Повондра немало пожил на
свете, ему сейчас, скажем, далеко за семьдесят...
- И ты дашь ему переживать такие душевные муки? И не
скажешь: дедушка, дело не так плохо; мир не погибнет от
саламандр, и человечество спасется; вы только погодите
немного и доживете до этого... Послушай, неужели ты ничего
не можешь для него сделать?
- Ну, я пошлю к нему доктора, - предложил автор. - У
старика, вероятно, нервная лихорадка; в его возрасте это
может осложниться воспалением легких, но надо надеяться, что
он поправится; он еще будет качать Марженку на коленях и
расспрашивать, чему ее учили в школе... Старческие радости,
господи, пусть этот человек и в старости найдет еще радость!
- Хорошенькие радости!.. - насмешливо возразил
внутренний голос. - Он будет прижимать к себе ребенка
старческими руками и бояться, да, бояться, что и Марженке в
один прекрасный день поидется бежать, спасаясь от клокочущей
воды, которая неотвратимо поглощает весь мир; охваченный
ужасом, он насупит свои косматые брови и будет шептать:
"Это я сделал, Марженка, это я..."
- Слушай, ты в самом деле хочешь дать погибнуть всему
человечеству?
Автор нахмурился.
- Не спрашивай, чего я хочу. Думаешь, по моей воле
рушатся континенты, думаешь, я хотел такого конца? Это
простая логика событий; могу ли я в нее вмешиваться? Я
делал, что мог; своевременно предупреждал людей; ведь Икс -
это отчасти был я. Я взывал: не давайте саламандрам оружия
и взрывчатых веществ, прекратите отвратительные сделки с
саламандрами и так далее - ты знаешь, что получилось... Все
приводили тысячи безусловно правильных экономических и
политических доводов, доказывая, что иначе поступить нельзя.
Я не политик и не экономист; я не мог их переубедить. Что
делать, по-видимому, мир должен погибнуть; но по крайней
мере это произойдет на основании общепризнанных
экономических и политических соображений; по крайней мере
это совершится с благословения науки, техники и
общественного мнения, причем будет пущена в ход вся
человеческая изобретательность! Никакой космической
катастрофы - только интересы государственные и
хозяйственные, соображения престижа и прочее... Против
этого ничего не поделаешь.
Внутренний голос помолчал с минуту.
- И тебе не жалко человечества?
- Постой, не торопись! Ведь не все человечество
обязательно погибнет. Саламандрам нужно только побольше
берегов, чтобы жить и откладывать свои яйца. Они, наверное,
нарежут сушу, как лапшу, чтобы берегов было как можно
больше. На этих полосках земли останутся, скажем, какие-то
люди, не так ли! И будут изготавливать металлы и другие
вещи для саламандр. Ведь саламандры не могут сами работать
с огнем, понимаешь?
- Значит, люди будут служить саламандрам.
- Да, если хочешь, назови это так. Они просто будут
работать на фабриках и заводах, как и сейчас. У них только
переменятся хозяева.
- Ну, а человечества тебе не жалко?
- Оставь меня, пожалуйста, в покое! Что же я могу
сделать? Ведь люди сами этого хотели; все хотели иметь
саламандр; этого хотела торговля, промышленность и техника,
хотели политические деятели и военные авторитеты... Вот и
молодой Повондра говорит: все мы виноваты. Еще бы мне не
жалко человечества! Но больше всего мне было жалко его,
когда я видел, как оно само неудержимо стремится в бездну.
Прямо плакать хотелось. Кричать и махать обеими руками, как
если бы ты увидел, что поезд идет по поврежденной колее.
Теперь уж не остановишь Саламандры будут размножаться
дальше, будут все больше и больше дробить старые континенты
Вспомни, что доказывал Вольф Мейнерт. люди должны уступить
место саламандрам; и только саламандры создадут счастливый,
целостный и однородный мир...
- Сказал тоже - Вольф Мейнерт! Вольф Мейнерт -
интеллигент. Есть ли что-нибудь достаточно пагубное,
страшное и бессмысленное, чтобы не нашлось интеллигента,
который захотел бы с помощью такого средства возродить мир?
Ну ладно, оставим это. Ты не знаешь, что делает сейчас
Марженка?
- Марженка? Думаю, играет в Вышеграде. Веди себя
смирно, сказали ей, дедушка спит. Ну, и она не знает, чем
заняться, и ей ужасно скучно...
- Что же она делает?
- Не знаю. Скорее всего, пробует кончиком языка достать
кончик носа.
- Вот видишь! И ты готов допустить нечто вроде нового
всемирного потопа?
- Да отстань ты от меня! Разве я могу творить чудеса?
Пусть будет что будет. Пусть события идут своим неумолимым
ходом! И в этом есть даже некоторое утешение все
происходящее свершается в силу внутренней необходимости и
закономерности.
- А саламандр никак нельзя остановить?
- Никак Их слишком много. Им нужно жизненное
пространство.
- А нельзя ли, чтобы они отчего-нибудь вымерли?
Допустим, среди них начнется какая-нибудь эпидемия или
вырождение...
- Слишком дешево, братец. Неужели природе вечно
исправлять то, что напортили люди? Значит, и ты не веришь,
что они могут сами себе помочь? Вот видишь, вот видишь! Вы
всегда хотите иметь в запасе надежду, что кто-нибудь или
что-нибудь спасет вас! Скажу тебе одну вещь: знаешь, кто
даже теперь, когда пятая часть Европы уже потоплена, все еще
доставляет саламандрам взрывчатые вещества, торпеды и
сверла? Знаешь, кто днем и ночью лихорадочно работает в
лабораториях над изобретением еще более эффективных машин и
веществ, предназначенных разнести мир вдребезги? Знаешь,
кто ссужает саламандр деньгами, кто финансирует Конец Света,
весь этот новый всемирный потоп?
- Знаю. Все промышленные предприятия. Все банки Все
правительства.
- То-то же. Были бы только саламандры против людей -
тогда еще, наверное, что- нибудь можно было бы сделать; но
люди против людей - этого, брат, не остановишь.
- Погоди-ка!.. Люди против людей... Мне пришло в
голову... Ведь в конце концов могли бы быть и саламандры
против саламандр!
- Саламандры против саламандр? Как ты себе это
представляешь?
- Предположим... когда саламандр станет слишком много,
они могли бы передраться между собой из-за какого-нибудь
куска побережья, бухты или еще чего-нибудь в этом роде;
потом предметом распри станут все более и более обширные
побережья; и в конце концов им придется воевать друг с
другом за господство над всеми морскими берегами, не так ли?
Саламандры против саламандр! Скажи-ка сам, разве это не
логично с точки зрения истории?
- ...Да нет, не годится. Саламандры не могут воевать
против саламандр. Это противоречит природе. Ведь
саламандры - один род.
- Люди тоже один род. А, как видишь, это им нисколько не
мешает. Один род, а смотри - из-за чего только они не
воюют! Сражаются даже не за место под солнцем, а за
могущество, за влияние, за славу, за престиж, за рынки и уж
не знаю, за что еще! Почему бы и саламандрам не начать
между собою войну, скажем ради престижа?
- Зачем им это? Ну, скажи, пожалуйста, что им это даст?
- Ничего, разве только то, что-одни временно имели бы
больше берегов и были бы более могущественны, чем другие. А
через некоторое время наоборот...
- Да к чему им это могущество? Ведь они все одинаковы,
все - саламандры; у всех одинаковый скелет, все одинаково
противны и одинаково посредственны... Зачем же им убивать
друг друга? Скажи сам, во имя чего им воевать между собой?
- Ты их только не трогай, а уж причина найдется. Вот
смотри-ка- здесь европейские саламандры, а там африканские;
тут разве сам черт помешает, чтобы в конце концов одни не
захотели быть чем-то большим, чем другие! Ну, и пойдут
доказывать свое превосходство во имя цивилизации, экспансии
или чего-нибудь еще; всегда найдутся какие-нибудь
идеологические, политические соображения, в силу которых
саламандры одного побережья обязательно станут резать
саламандр другого побережья. Саламандры столь же
цивилизованны, как и мы, и у них не будет недостатка в
