осторожно спросила она.
- Его нет в магазине, - сказал я.
- Я думаю, он когда-нибудь придет. В конце-концов это его магазин.
- Пока что я не хотел бы встречатся с ним, - признался я наконец.
Она снова взглянула через открытую дверь внутрь магазина.
- Вы разбираетесь в белых воронах? - спросил я.
- Можете проэкзаменовать меня.
- Нет ли у вас Бен Гура 1860 года, третье издание с повторяющимся
стихом на сто шестнадцатой странице?
Она отодвинула юридический труд, протянула руку к толстой книге,
лежавшей на столе, пролистнула несколько страниц, нашла нужную и
просмотрела ее.
- Этого нет ни у кого, - не поднимая глаз сказала она, - ничего
такого не существует.
- Вы правы.
- Ради бога, к чему вы клоните?
- Девушка в магазине Гейгера не знала, что такой книги не существует.
Она посмотрела на меня.
- Да? Вы меня заинтересовали. Но не очень.
- Так уж вышло, что я частный детектив. Быть может я задаю слишком
много вопросов, но узнал пока что гораздо меньше.
Женщина выпустила мягкое серое колечко дыма и ткнула в него пальцем.
Кольцо расплылось на маленькие клочки, а она заговорила - вежливо, но
совершенно равнодушно.
- Ему около сорока по моей оценке, среднего роста, со склонностью к
полноте. Весит примерно семьдесят пять килограммов. У него полное лицо,
усики как у Чарли Чаплина, толстая мягкая шея. Вообще весь он какой-то
мягкотелый. Одевается очень хорошо, никогда не надевает шляпу. Делает вид,
что разбирается в антиквариате, хотя на самом деле ничего в нем не
смыслит. Ах да! Левый глаз у него стеклянный.
- Из вас вышел бы хороший сыщик, - сказал я.
Она сунула каталог обратно на полку рядом с ее столиком и снова
придвинула к себе юридический труд.
- Надеюсь, что нет, - сказала она, надевая очки.
Я поблагодарил ее и вышел. Начался дождь. С бумажным свертком под
мышкой я побежал под дождем к своей машине, запаркованной в боковой
улочке, почти напротив магазина Гейгера. Но пока добрался до нее, промок
до нитки. Забравшись в машину, я поднял оба стекла, вытер сверток носовым
платком и распаковал его.
Конечно, я знал, что в нем может быть. Тяжелая, хорошо переплетенная
книжка, красиво отпечатанная специальным шрифтом на отличной бумаге. Она
была иллюстрирована множеством фотографий на всю страницу. И текст и
снимки были неописуемо похабны. На обложке виднелись даты взятия и
возврата. Книжка, взятая на прокат. В прокатном пункте специальных изданий
с утонченной порнографией.
Я снова упаковал книжку и положил ее на заднее сиденье. То, что столь
омерзительная деятельность ведется в открытую на главном бульваре, могло
означать лишь одно: владелец прокатного пункта находится под опекой
влиятельных лиц. Я сидел в машине, травился сигаретным дымом, слушал, как
шумит дождь и размышлял.
6
Проливной дождь переполнял водостоки и, вырываясь из них, заливал
тротуары потоками воды. Высокие полицейские в блестящих, как стволы
револьверов, прорезиненных плащах развлекались тем, что переносили
хохочущих девушек через самые большие лужи на мостовой. Дождь резко
барабанил по крыше моей машины и проникал внутрь. На полу, как раз под
моими ногами, образовалась лужа. Это было ненормально - такой ливень в это
время года. Я с трудом натянул на себя отсыревший плащ и быстро добежал до
ближайшей закусочной, где купил себе бутылку виски. В машине я сделал из
нее солидный глоток, так что мне снова сделалось тепло и весело. Я стоял
здесь уже гораздо больше, чем это позволяли правила, но, к счастью,
полицейские были слишком заняты переноской девчат и своими свистками,
чтобы беспокоиться о моей машине.
Несмотря на дождь, а может быть, именно поэтому, у магазина Гейгера
царило большое оживление. Из останавливающихся перед ним элегантных
автомобилей выходили весьма прилично выглядевшие люди, исчезали внутри и
появлялись вновь, обремененные свертками. И это были не только одни
мужчины.
Гейгер появился примерно в четыре часа. Я успел заметить полное лицо
с чаплиновскими усиками, когда он вылезал из машины и входил в магазин. Он
был без шляпы, в зеленом кожаном плаще с поясом. С того расстояния, на
котором находился, я не мог разглядеть, стеклянный ли у него глаз. Высокий
молодой и красивый парень в кожаной куртке вышел из магазина и отвел
машину за угол. Он вернулся пешком со слипшимися от дождя блестящими
черными волосами.
Прошел час. Стемнело. Затуманенные дождем огни магазинов терялись в
уличном мраке. С грохотом проезжали трамваи. Примерно в полшестого
красивый парень в кожаной куртке с зонтиком вышел из магазина, подвел
кремовую машину и запарковал ее перед парадной дверью. Когда вышел Гейгер,
парень подержал зонтик над его непокрытой головой. Стряхнув с него воду,
он подал его Гейгеру, когда тот уже сидел за рулем. А сам быстро вбежал
обратно в магазин. Я завел мотор.
Машина Гейгера покатила по бульвару в западном направлении. Это
вынудило меня не по правилам свернуть налево и создало мне много недругов
среди водителей, один из которых даже высунул голову под проливной дождь и
отругал меня. Когда я закончил свой маневр, кремовый автомобиль находился
уже на два квартала впереди. У меня была надежда, что Гейгер едет домой.
Два или три раза мне удалось заметить светлую машину, и наконец я увидел,
что она свернула в один из переулков влево и поехала по кривой
бетонированной улице. Это была Лэйверн-террас, узенькая улочка с домами,
разбросанными по наклонной, расположенными только по одной стороне так,
что их крыши находились почти на уровне шоссе. Окна домов заслоняла чаща
кустов и живой изгороди. Промокшие деревья торчали там и тут на всем
протяжении улицы.
Гейгер включил фары. Я не последовал его примеру, лишь добавил газу и
обогнал его на повороте. Он как раз тормозил. Отметив в памяти номер дома,
я остановился за перекрестком. Фары гейгеровской машины освещали гараж
рядом с небольшой виллой, окруженной таким сложным лабиринтом живой
изгороди, что ее почти не было видно за ней. Я наблюдал за тем, как Гейгер
с раскрытым зонтиком вышел из гаража и исчез в доме. Он вел себя так,
словно вообще не ожидал, что за ним кто-нибудь может следить. Внутри виллы
зажегся свет. Я подъехал к ближайшему дому, производящему впечатление
нежилого. Припарковался, проветрил машину, хлебнул из бутылки и,
вооружившись терпением, стал ждать. Не знаю чего, но какой-то внутренний
голос велел мне ждать. Время тянулось немилосердно медленно.
За все время мимо меня проехало каких-нибудь две машины,
направлявшиеся к вершине возвышенности. Это была очень спокойная улица.
Вскоре после шести часов сквозь струи дождя пробился какой-то свет. Вокруг
царила настоящая тьма египетская, а свет был светом фар автомобиля,
остановившегося перед домом Гейгера. Фары сияли еще некоторое время, потом
погасли. Дверца машины открылась и из нее вышла женщина. Маленькая
стройная женщина в большой фетрофой шляпе и прозрачном дождевике. Она
направилась через лабиринт живой изгороди к вилле. Слабо прозвучал звонок.
Сквозь дождь блеснул свет, до меня донесся звук закрывающейся двери и
снова воцарилась тишина.
Из ящичка под приборной доской я достал фонарик, вылез из машины и
отправился посмотреть на автомобиль, стоявший перед домом Гейгера. Это был
"паккард". Темно-красный или темно-коричневый. Я нащупал водительские
права в рамке под целлулоидной пленкой и осветил их. Документ был выписан
на имя Кармен Стернвуд, 3765 Альта Бри Кресчент, Вест-Голливуд. Я вернулся
к своей машине, снова забрался внутрь и стал ждать. Капли дождя стекали
мне на колени, виски жгло желудок. Никто больше не проехал по
Лэйверн-террас, ни малейшего проблеска света не появилось в окнах дома,
перед которым стояла моя машина. Прекрасные условия для совершения
запретных поступков.
В двадцать минут восьмого в доме Гейгера вспыхнул яркий белый свет,
как молния в летнюю грозу. Прежде чем тьма поглотила его, раздался высокий
истерический крик и почти тотчас заглох в намоченных дождем деревьях. Я
выскочил из машины еще до того, как он успел отзвучать.
В этом крике не было страха. Он производил впечатление скорее
радостного ужаса, в нем слышалось что-то пьяное, какая-то нота чистого
безумия. Это был странный звук. Он наводил на мысль о людях в белых
халатах, размещенных в домах с зарешеченными окнами, и о твердых узких
нарах с прикрепленными к ним кожаными ремнями для рук и ног.
Прежде чем я добрался до калитки, в доме снова воцарилась полнейшая
тишина. К двери была прибита металлическая львиная голова со свисающим из
ее пасти кольцом, служившим вместо колотушки. Я протянул руку и приподнял
кольцо. В тот же миг, словно кто-то ожидал сигнала, в доме прогремели три
выстрела. После них послышался звук, напоминавший глубокий хриплый вздох.
Затем - словно упало что-то мягкое и безжизненное. И наконец раздались
быстрые удаляющиеся шаги.
Задняя дверь черного хода выходила на узкую, как мостик над потоком,
тропинку, тянувшуюся в узкой щели между живой изгородью и домом. Не было
никакой веранды, никакого иного пути, по которому можно было бы добраться
до задней части дома. От черного хода вниз, на улицу, вели деревянные
ступеньки, загромыхавшие под чьими-то ногами. Взревел мотор машины, но и
этот звук быстро затих вдали. Мне казалось, что я слышу шум еще одного
автомобиля, но полной уверенности у меня не было. Дом стоял передо мной
тихий, как кладбищенский склеп. То, что было внутри, наверняка там и
останется.
Усевшись верхом на забор, я наклонился к окну и попытался заглянуть
внутрь через щель между шторами. Мне удалось увидеть свет лампы, падавший
на одну из стен, и часть книжного шкафа. Я слез вниз, вернулся к фасадной
двери и попытался вышибить ее плечом. Это был не очень толковый поступок.
В любом калифорнийском доме есть только одна вещь, которую невозможно
выломать - это фасадная дверь. Единственным следствием этой операции была
боль в плече, приведшая меня в ярость. Я снова взобрался на забор, ногой
выбил стекло и, используя шляпу вместо перчатки, рукой удалил осколки из
нижней рамы. Теперь я легко мог дотянуться до шпингалета. Остальное уже
было забавой. Защелка уступила и окно открылось. Я влез внутрь и раздвинул
шторы. В комнате находилось два человека. Ни тот, ни другой не обратил
внимания на способ, каким я вошел. Но мертвый был только один из них.
7
Это была большая просторная комната, шириной равная ширине всего
дома, с низким бревенчатым потолком и коричневыми стенами, густо
увешанными вышитыми китайскими шелками, а также японскими и китайскими
гравюрами в деревянных резных рамах. В ней стояло несколько низеньких
стеллажей для книг, а пол прикрывал темно-красный китайский ковер, такой
пушистый, что если бы какой-нибудь суслик вздумал в нем поселиться, то мог
бы круглые сутки не высовывать из него нос. На ковре лежали подушки в
наволочках из случайно подобранных кусков шелка. Это выглядело так, словно
у хозяина дома под рукой должно было находиться что-нибудь, что он мог бы
швырнуть в любой момент. Там стояла также широкая тахта, покрытая старым
розовым ковриком. На ней лежала груда одежды и кучка фиолетового шелкового
белья. На узкой подставке стояла большая резная лампа, а у двух других
были изумрудно-зеленые абажуры с длинной бахромой. Тяжелый черный стол
покоился на двух чудовищах в виде драконов, за ним черное кресло с резными
