жестами объяснил, что в случае нападения каждый должен подтолкнуть
стоящего справа.
Именно это и спасло мне жизнь. Вторая туча дротиков появилась с
другой стороны несколько часов спустя. Я почувствовал толчок, толкнул
соседа справа, обернулся и увидел, как летят дротики. Я едва успел
прикрыться щитом.
Положив на снег лук, я начал вытаскивать застрявшие в нем дротики,
когда началась следующая атака.
Невероятно, жуткое это было зрелище. Около трехсот тельциан вошли в
купол плечом к плечу, взяв нас в кольцо. Они шагали плечом к плечу вперед,
у каждого имелся круглый щит, едва прикрывавший его массивную грудь. Они
метали дротики.
Я поставил щит вертикально перед собой - у нижнего края имелось
специальное ребро - и, выпустив первую стрелу, понял, что у нас есть шанс.
Стрела ударила тельцианина в центр щита, пробила его насквозь и пронзила
изоляцию его костюма.
Это было избиение. Дротики никакого вреда нам не причиняли, хотя,
когда один из них проплыл у меня над головой, появившись из-за спины, по
коже у меня пробежали мурашки.
Двадцатью стрелами я убил двадцать тельциан. Когда кончились стрелы,
я попытался бросать их же дротики, но тельцианские щиты оказались
непроницаемыми для их наконечников.
Половину тельциан мы уничтожили стрелами и копьями прежде, чем они
подобрались к нам на расстояние рукопашного боя. Я вытащил шпагу и
приготовился. Их все еще было в три раза больше, чем нас.
Когда до тельциан оставалось метров десять, в бой вступили метатели
ножей - чакр. Хотя летящий диск ножа легко заметить, ему требовалось
полсекунды, чтобы покрыть расстояние до шеренги противника, большинство
попыталось закрыться щитами... Тяжелые, острые, как бритвы, ножи
пронизывали щиты, словно картон.
В рукопашную первыми вступили паличники. Палица достигала двух метров
в длину, на ее конце имелось обоюдоострое лезвие. Но с ними тельциане
расправились хладнокровно - они просто хватали лезвие и умирали. Пока
человек пытался вырвать оружие из мертвой хватки трупа, вооруженный
метровым ятаганом второй тельцианин делал шаг вперед и убивал.
Кроме ятаганов у них имелось что-то вроде резинового лассо -
эластичный шнур с куском колючей проволоки на конце и грузиком для
метания. Это было опасное оружие, эластичный шнур тянул грузик и проволоку
обратно и вполне приканчивал непокорную жертву. Но тельциане бросали эту
штуку весьма метко, целясь по незащищенным ступням и лодыжкам.
Став спина к спине с рядовым Эриксоном, мы ухитрились оставаться в
живых еще несколько минут. Когда от тельциан осталось дюжины две, они
просто повернули кругом и замаршировали обратно. Мы побросали им вслед
дротики, убили еще троих, но преследовать не решились. Нас осталось
двадцать восемь. Убитых тельциан было в десять раз больше, но радоваться
было нечему.
Они могут повторить все сначала, со свежими тремя сотнями. Мы собрали
разбросанные тут и там стрелы и копья и снова заняли кольцевую оборону
вокруг шлюпки. Я занялся счетом: Чарли и Диана были еще живы (Холлибоу
пала жертвой своей палицы), кроме того, еще два офицера из
вспомогательного персонала: Вилбер и Шидловска. Рудковский ухитрился
уцелеть, а Орбан попал под дротик.
Через сутки начало казаться, что враг решил вести войну на измор и не
повторять атаки. Хотя продолжали время от времени появляться дротики, но
уже не роем, а по два или по три. С разных точек и под разными углами.
Постоянно быть настороже мы не могли, каждые три-четыре часа кто-то
погибал.
Мы установили вахты и спали по два человека на кожухе генератора
поля. Упрятанный непосредственно под днищем шлюпки он был самым безопасным
местом в куполе.
Время от времени на границе поля появлялся одиночный тельцианин -
чтобы проверить, наверное, сколько нас еще осталось. Мы от скуки стреляли
по ним из лука.
Через два дня они перестали бросать дротики. Я решил, что у них
кончился запас, или что они считают два десятка выживших достаточно
минимальным числом.
Делались и другие, более реальные предположения. Я взял одну палицу и
подойдя к границе поля, высунул кончик наружу. Когда я втащил обратно, он
был оплавлен. Я показал его Чарли и он покачался взад-вперед (так в
боекостюме можно было изобразить кивок головой) - это был уже не первый
случай в истории войны.
Тельциане охватывали купол сплошной линией лазерного огня и ждали,
пока один из нас не свихнется от страха и не выключит генератор. Сидят
себе, наверное, в катерах и играют в тельцианский пинокль своими
тельцианскими картами.
Я пытался думать. Трудно было сосредоточиться на одной мысли в таком
угнетающем окружении, каждую секунду ожидая дротика в спину. Что-то ведь
такое придумал Чарли. Что-то он говорил только вчера. Я никак не мог
поймать мысль. Помнил только, что его идея не пошла нам. Тогда. И тут я
вспомнил.
Я собрал всех вместе и написал на снегу: "СНЯТЬ НОВА-БОМБУ С КОРАБЛЯ,
ОТТАЩИТЬ К ГРАНИЦЕ ПОЛЯ, ПЕРЕМЕСТИТЬ КУПОЛ".
Шидловска знала, где на шлюпке лежат нужные нам инструменты. К
счастью, перед включением поля мы оставили открытыми все люки - они
управлялись компьютерами и теперь бы мы не смогли проникнуть в шлюпку.
Шидловска знала, как снять защитный кожух с бомбового гнезда в кокпите, и
я последовал за ней по метровой ширины трубе.
Обычно здесь, думаю, всегда было темно, как под землей. Но теперь
стазис-поле наполняло все тем же мутным серым свечением. Вдвоем там было
трудно повернуться, и я остался в проходе.
Шидловска открыла люк бомбовой камеры - это был простой ручной
штурвал - но вытащить саму бомбу оказалось тяжеловато. Наконец, она
вернулась в двигательное отделение и отыскала там лом. Я подвел бомбу, она
выкатила ее из держателя. Таким же манером мы освоили и вторую бомбу.
Когда мы спустились на грунт, сержант Ангелов уже возился со
взрывными механизмами. Это было несложно - требовалось только отвинтить
крышечку на носу бомбы, привести в действие часовой механизм.
Мы быстро оттащили бомбы к границе купола - каждую несла шестерка
человек - и положили рядом. Потом мы помахали людям у генератора. Они
взялись за рукоятки и перенесли генератор шагов на десять в
противоположном направлении. Бомбы исчезли за стеной купола.
Они взорвались, в этом не было сомнений. На несколько секунд
пространство снаружи превратилось в недра звезды, даже стазис-поле не
смогло полностью игнорировать факт - на мгновение часть купола засветилась
бледно-розовым, и опять погасла. Мы почувствовали некоторое ускорение,
купол сползал на дно кратера. Не погрузимся ли мы в расплавленный камень,
словно мухи в янтарь? Не стоило даже гадать. Если случится это, то не беда
- пробьемся наружу с помощью гигаваттного лазера на шлюпке.
Двенадцать выживших пробьются наружу.
- СКОЛЬКО? - нацарапал Чарли на снегу у моих ног.
Чертовски удачный вопрос. Я знал примерно только общее количество
энергии, высвободившееся при взрыве двух бомб. Я не знал размеров кратера,
ни теплопроводности местных скал, ни точки плавления местного камня. -
НЕДЕЛЯ? НАДО ПОДУМАТЬ.
Компьютер на шлюпке мог бы сказать мне срок с точностью до тысячной
доли секунды, но он был нем. Я начал набрасывать уравнение на снегу,
пытаясь определить минимальное и максимальное время охлаждения ближайшей
местности до 500 градусов. Ангелов, имевший более современную подготовку
по физике, тоже делал вычисления по другую сторону шлюпки.
У меня получилось что-то от шести часов до шести дней (шесть часов -
это если местная скала обладает теплопроводностью меди), у Ангелова - от
пяти часов до четырех с половиной дней. Я проголосовал за шесть дней,
никто не стал возражать.
Почти все время мы спали. Чарли с Дианой играли в шахматы, рисуя
фигурки на снегу. Я несколько раз проверял вычисления и все время
получалось шесть дней. Я проверил вычисления Ангелова, ошибки в них не
нашел, но остался при своем мнении. Ничего страшного, если лишний день
просидим в боекостюмах. Мы с ним добродушно спорили, царапая реплики на
снегу.
Шесть дней спустя я опустил руку на выключатель генератора. Что нас
ждет снаружи? Бомбы уничтожили тельциан поблизости, но они могли оставить
где-нибудь резерв. Теперь они терпеливо ждут у гребня кратера. Правда, мы
уже зондировали обстановку с помощью палицы, она возвращалась обратно
целой и невредимой.
Я велел людям растянуться по всей площади купола, чтобы они не
накрыли нас одним выстрелом. Потом, готовый снова включить поле в случае
опасности, я повернул выключатель.
8
Коммуникатор у меня был включен по-прежнему на общую частоту, а после
недельной тишины меня оглушило счастливое тарахтенье в телефонах.
Мы стояли в центре кратера почти километровой длины и глубины. Его
стены покрывала сверкающая белая корка, местами ее пересекали красные
трещины. Было горячо, но в пределах безопасности.
Полушарие грунта, входившее в сферу поля, погрузилось на дно кратера
метров на сорок. Теперь мы стояли на своего рода пьедестале.
Нигде ни следа тельциан.
Мы бросились в шлюпку, задраили люки, наполнили кораблик прохладным
воздухом и расстегнули боекостюмы. Я не стал требовать первой очереди на
посещение единственного душа. Просто сидел на противоперегрузочной койке и
дышал чистым воздухом, который не отдавал регенерированным выдохом
Манделлы.
Корабль был рассчитан максимум на двенадцать человек, поэтому мы по
очереди выходили наружу, чтобы не перегружать систему жизнеобеспечения. Я
посылал сообщения второму штурмовику, который все еще был в шести неделях
пути. Сообщалось, что мы в хорошей форме и ждем, чтобы нас подобрали. Я
знал, что у него найдется семь свободных мест - обычно боевой экипаж
составлял три человека.
Хорошо было снова ходить и разговаривать. Я приказал отставить всю
армейскую рутину до прибытия на Старгейт. Несколько человек из выживших
были раньше в команде Брилл, но они не выказывали никакой враждебности по
моему адресу.
Мы придумали грустную игру, называемую ностальгия - сравнивали родные
эпохи и пытались представить, какой будет Земля через 700 лет после нашего
отбытия, когда мы туда, наконец, доберемся.
Никто не упомянул факта, что нам дадут, в лучшем случае, несколько
месяцев передышки, а потом - новый оборот колеса. Мы будем назначены в
новые ударные группы.
Колесо. Чарли в один из дней спросил, из какой я страны, моя фамилия
казалась ему очень странной. Я сказал, что происходит она из-за отсутствия
словаря под рукой, и если бы ее написали правильно, она показалась бы ему
еще более странной.
Я убил добрые полчаса, объясняя ему все детали. Родители мои, стало
быть, принадлежали к числу "хиппи" (нечто вроде субкультуры,
существовавшей в Америке второй половины двадцатого века, не признавшей
материализма и основанной на множестве экзотических учений) и жили с
другими хиппи в сельской коммуне. Когда мать забеременела, они,
естественно, и не подумали пожениться - это повлекло бы изменение фамилии
женщины на фамилию мужа, подразумевая, что она становится, якобы, его
собственностью. Они решили оба изменить фамилию на одну. Они поехали в
ближайший город, и всю дорогу спорили, какое имя будет лучшим образом
символизировать связавшую их любовь - я едва не получил куда более
короткую фамилию - остановились на Манделле.
