вниз на ее крышу и стали ждать. После бесконечных пятнадцати минут гондола
отделилась от порта. Два гидравлических рычага отделили ее от направляющих
и опустили на рельсы. Потом рычаги отсоединились и бесшумно катящаяся на
рельсах конструкция терминала стала медленно уплывать вперед по мере того,
как гондола теряла скорость.
Вскоре сзади показался еще один такой же терминал, кажется, тот, что
соединялся с агрокультурной станцией 3, если МакКейн в своем затуманенном
состоянии не ошибался. Теперь весь терминал нависал над ними. Гондола,
замедляя ход, проворачивалась вокруг продольной оси, возвращаясь к земной
вертикали. Когда мимо пронеслась очередная спица, то она нависала над ними
под полным углом, на который ее необходимо было отклонить на этом радиусе.
И крыша туннеля и внутренняя стена галереи теперь, в свете фонариков
двигались очень медленно. Наконец гондола свернула в боковое ответвление,
в туннель в стене и остановилась у порта, похожего на терминал. Пока она
освобождалась от своего содержимого, четверо спустились с ее крыши.
Первое, что заметил МакКейн - это как легко он себя чувствует. Он глянул
вниз, потопал одной ногой, затем другой. Боже, каким облегчением было
снова очутиться на твердой земле, пусть даже в Сибири. Остальные, похоже,
чувствовали то же самое. Но на расслабление времени было мало. Теперь им
нужно было выбраться из вакуума.
Об этом частично позаботились подумавшие о технике безопасности
советские инженеры. Скэнлон припомнил свои тренировки, когда его назначили
на "Потемкин". Иногда работникам обслуживания необходимо было выходить
наружу и работать в переходном отсеке, где стыковались гондолы. Так как в
отсеке был жесткий вакуум, то это значило влезать в скафандры и
пользоваться шлюзом. На тот случай, если кто-то окажется там запертым,
шлюзы можно было открывать снаружи. Более того, Скэнлон знал, где они
находятся, и как их открывать. Единственная проблема была в том, что
открывшаяся дверь шлюза включит сигнализацию на пульте управления.
Скэнлон выбрал шлюз, расположенный в самом дальнем конце отсека -
вряд ли в его окрестностях сейчас было много людей. Цепочка оранжевых
лампочек привела беглецов к шлюзу, над которым горел зеленый свет. Ниже,
на стене рядом с дверью, был небольшой пульт с рядом кнопок. Скэнлон нажал
на одну из них и дверь отъехала в сторону, затопив их светом, особенно
сильно ударившим в глаза после нескольких часов работы в темноте. Они,
толкаясь, забрались внутрь, прикрывая лицо руками, и Скэнлон склонился над
внутренним пультом управления, чтобы закрыть дверь и впустить воздух.
Звук!
МакКейну хотелось кричать от радости и облегчения, когда вокруг снова
возник привычный мир шума. Легкий шумок и жужжание звучали в его ушах
почти, как рев шторма, шипение воздуха в трубе, шорох и движение друзей
вокруг... и смех! Рашаззи предупреждал их, что слишком резкое
восстановление давления может привести к болям в ушах и над глазами, но
никто не обращал на это внимания. Скэнлон сорвал с себя маску, вдохнул
полную грудь воздуха и протяжно застонал. Рашаззи и Ко помогли снять маски
друг другу, потом сняли маску с МакКейна. Свежий прохладный воздух,
сквознячок после нескольких часов в маске, замкнутость кислорода в которой
лишь подчеркивала полную изоляцию тишиной. МакКейн глотал воздух, пил его,
как воду.
- Ну как? - выдохнул улыбающийся Рашаззи.
- Это лучше, чем дублинский Гиннесс, - вздохнул Скэнлон,
остановившись лишь на мгновение.
- Определенно... одна из запоминающихся минут жизни, - отозвался
смакующий Ко.
В этот момент МакКейну было все равно, прибегут сейчас русские, или
нет.
Но Скэнлону было не все равно. Он уже влез в блок управления шлюза и
выдергивал оттуда какой-то проводок, так, чтобы казалось, что индикатор
открытого шлюза на пульте загорелся из-за поломки. Затем он открыл внешнюю
дверь. Перед ними была большая широкая комната с рядом стальных шкафов и
несколькими стульями, а дальше шел коридор, множество дверей и в самом
конце, рядом с лифтом, железная лестница вниз.
Скэнлон повел их по коридору, к лестнице. Они спустились на уровень
вниз, попали на пересечение двух коридоров с колодцем, открывавшем с одной
стороны лабиринт труб, а затем через одну из дверей прошли в тесное
машинное отделение, похожее на те, что они встречали под Замком. Здесь
было жарко и воняло машинным маслом, а шум напоминал МакКейну об
Ниагарском водопаде. Но здесь никого не было, а это обещало немного
отдыха...
МакКейн с трудом, чувствуя боль, оперся спиной о стену. Рашаззи уже
упал на свободный кусок пола и лежал с закрытыми глазами, хватая широко
открытым ртом воздух и устало, но триумфально улыбаясь. Ко рухнул рядом с
еле слышным облегченным стоном. Скэнлон тихо закрыл дверь, включил свет и
усмехнулся, глядя на МакКейна.
- Так все ж решился ты еще немного остаться с нами, здесь, в земле
живущих? - ехидно спросил он. МакКейн кивнул, ничего не говоря.
- Ну что ж, это очень приятно слышать. Как сказала стриптизерка жене
священника...
МакКейн сполз вниз по стене и отключился, прежде чем услышал все
остальное.
55
Американцы называют некоторые идеи достаточно сумасшедшими, чтобы
сработать. Первая реакция генерал-лейтенанта Владимира Федорова на
предложение создать в Сибири двухкилометровую копию космической колонии и
использовать ее, как декорацию, была именно такой. Он решил, что все
руководство его страны коллективно свихнулось, и начал было подумывать о
том, чтобы сбежать на Запад. А сейчас, глядя вместе со своим адъютантом
полковником Меникиным и несколькими помощниками на построение заключенных
блока В, он не мог не согласиться - идея действительно была достаточно
сумасшедшей и сработала.
Пока охрана выгоняла заключенных из камер на построение, в воздухе
стоял возбужденный шепот. Все работы были отменены, заключенные
возвращались с площадки для прогулок, с улицы Горького, из Центра.
Носились слухи о том, что будет массовая амнистия, что в Москве пало
правительство, и что на Земле началась война. Отделение охранников,
очищавшее камеру В-3, было особенно занято. У дверей камеры стояли
комендант блока майор Бочавин с несколькими офицерами, староста блока
Супеев и староста камеры Лученко.
Замок отслужил свое. Теперь самое важное происходило уже за его
стенами, и что бы там не случилось, внутри нужно было наводить порядок.
Пришло время навести строгую дисциплину, усилить охрану и отбирать тех
заключенных, которые казались наиболее многообещающими и показывали
готовность быть полезными для новой эры режима. Какое, интересно, место
ожидает в этой новой эре меня, задумался Федоров.
На поясе одного из помощников запищал коммуникатор. Тот поднял его к
уху, послушал и протянул полковнику Меникину.
- Это от полковника Гаджовского, товарищ полковник.
- Хорошо, - Меникин принял коммуникатор. Гаджовский командовал
отделением, отправленным, чтобы очистить якобы секретную мастерскую,
которую заключенные устроили на машинной палубе. Он перебросился с ним
несколькими словами, а потом взглянул на Федорова.
- Внизу обнаружены трое заключенных, все из камеры МакКейна.
Зигандиец Мунгабо, поляк Боровский и бурят. Их ведут вверх.
Федоров кивнул в ответ.
- Отлично. Известите майора Бочавина.
Он проводил Меникина глазами. Тот что-то сказал группе, стоявшей у
дверей В-3. Затем выражение на лице Федорова изменилось, брови поползли
вверх. Бочавин, Супеев и Лученко возбужденно замахали руками. Мгновением
позже староста одной из верхних камер сбежал вниз по лестнице,
присоединился к ним и сказал что-то Супееву. Федоров прошелся генеральским
взглядом по площадке блока, а когда снова посмотрел на спорящих, к нему
уже шли Меникин и Бочавин с Супеевым. Судя по выражению их лиц, что-то
было не так.
- В камере В-3 все еще не хватает троих заключенных, - сказал
Меникин, покосившись на Супеева.
- Двое ученых, Рашаззи и Хабер. И азиат, Накадзима-Лин, - доложил
Супеев. - И еще отсутствует англичанин Сэрджент, из верхней камеры, В-12.
Федоров неуверенно нахмурился.
- Но они не могут быть где-то в колонии. Мы все время следим за
транспортной системой. Они, наверное, спрятались где-то на машинной
палубе, - он повернулся к Меникину. - Свяжитесь с Гаджовским, пусть он
перекроет там все выходы и пошлите вниз майора Ковалева с его людьми,
пусть там все прочешут, все.
- Есть, - Меникин подхватил свой коммуникатор и снова вызвал
Гаджовского. Федоров тем временем обрушился на Бочавина.
- Я никогда не полагался только на одних лишь информаторов. Там нужно
было установить системы подслушивания, чтобы муха не пролетела без нашего
ведома.
- Да, но если бы заключенные нашли их, товарищ генерал?...
- Аа! Нужно было это делать незаметно. Кто не рискует, тот не
выигрывает.
Меникин прервал их, озабоченно оторвавшись от коммуникатора.
- Майор Гаджовский сообщает...
- Ну?
- Он обнаружил, почему Истамел не смог вовремя выйти на связь. Его
только что нашли без сознания, в шахте лифта. Сейчас его доставляют в
госпиталь. Рядом с ним лежит кусок оборванной веревки. Трое заключенных,
которые задержаны внизу, утверждают, что он упал, а они шли сообщить об
этом.
- А те четверо, которых недостает?
- Никаких следов, товарищ генерал!
Федорову это начинало не нравиться. Он отвернулся и холодно посмотрел
на ряды заключенных и строящихся охранников. Если через несколько минут
заключенные найдутся, значит, все в порядке. Но если нет, то...
последствия будут скверными. Такова жизнь: те, кому сообщают плохие вести,
теряют голову так же легко, как и гонец, принесший эту дурную весть.
Американцы почему-то называли это "Уловка - 22", почему - он не знал до
сих пор.
Федоров подождал еще немного и снова повернулся к Меникину.
- Свяжитесь с Тургеневым, с кабинетом генерала Протворнова.
56
Человеческое тело - это сообщающаяся жидкостная система. Кровь должна
поступать к каждой точке организма, чтобы снабжать клетки кислородом и
удалять из них отходы метаболизма. Но если между различными частями тела
существует разница в давлении, то кровь, как и любая жидкость, будет
перемещаться из областей высокого давления в области низкого давления, и
тонкие капилляры просто разорвутся, если давление крови внутри них будет
слишком большим.
Когда, немного отдохнув в машинном отделении, четыре беглеца
разрезали с стащили с себя самодельные скафандры, в которых они шли через
вакуум, они обнаружили, что их тела покрыты длинными, распухшими
черно-красными рубцами. Хуже всего было на поясницах и суставах. Конечно,
когда они сгибались и тянулись, взбираясь на стену, в их импровизированных
герметических костюмах открылись трещины, в которые кожу буквально
всосало, и кровяные пузыри сдерживала только нижняя одежда. Спина Рашаззи
выглядела так, будто его избили резиновым шлангом, левая кисть Скэнлона
распухла, как шар, и была практически неподвижна, у Ко была та же беда с
плечом и коленом. Душераздирающее зрелище, вот как это называется, подумал
МакКейн. Вдобавок к такой же коллекции увечий, как и у других, у него были
два жутких синяка под глазами.
- Похоже, что я надышался толченого стекла, - пожаловался он, когда
они отчищались от герметика и переодевались в принесенную с собой
