хищник способен последовать за любым, оставляющим следы, существом.
- Золотая Тропа, - прошептала она. - Я ОЩУЩАЮ ее, - затем, обдав его
испуганным взглядом, - это так жестоко!
- Испокон веков выживаемость жестока.
- Они не могли спрятаться, - прошептала она. Затем вопросила во весь
голос, - Что Ты со мной сделал?
- Ты пыталась бунтовать - стать Свободной, - сказал он. - А у
Свободных была почти невероятная способность считывать приметы пустыни.
Они могли прочесть даже самый слабый след, оставленный ветром на песке.
Он разглядел в ней зачатки раскаяния, воспоминания о мертвых друзьях
проплыли в ее сознании. Он быстро заговорил, зная, что это быстро сменится
чувством своей вины и гневом на него.
- Разве ты бы мне поверила, если бы я просто привел тебя и рассказал?
Раскаяние угрожало совсем взять верх над ней. Она открыла рот под
своей защитной маской - и поперхнулась судорожным вдохом.
- Ты еще не выжила в пустыни, - сказал он ей.
Ее дрожь медленно унялась. Инстинкты Свободных, которые он пробудил в
ней и запустил в действие, уже начали пробуждаться в ней самообладание.
- Я выживу, - сказала она. Она встретила его взгляд. - Ты ведь
узнаешь нас через проявления наших эмоций, верно?
- Через то, что пробуждает мысль, - сказал он. - Я могу проследить
малейший нюанс поведения до его эмоциональных истоков.
Он видел, что понимание им малейших движений своей души Сиона
воспринимает точно так же, как в свое время Монео, со страхом и
ненавистью.
Это мало что значило. Он заглянул в ожидающее их будущее - да, она
выживет в этой пустыне: есть ее следы на песке рядом с ним... но следы не
выдадут, где сейчас прячется ее живая плоть. Однако же, сразу после ее
следов, он разглядел образовавшийся внезапно провал - там, где прежде был
запретный для него барьер. Своим ясновидением он уловил эхо предсмертного
крика Антеак и тьмы и тьмы нападавших Рыбословш!
"Молки идет", - подумал он. - "Мы опять встретимся - Молки и я".
Лито открыл глаза, возвращаясь в окружающий внешний мир, увидел, что
Сиона все так же сумрачно и жгуче смотрит на него.
- Я все так же Тебя ненавижу! - сказала она.
- Ты ненавидишь вынужденную жестокость хищника.
Она откликнулась со злобным вдохновением:
- Но я вижу совсем другое! Я не оставляю таких следов. чтобы ты мог
меня найти!
- Вот почему ты должна пройти через скрещивание - сохранить это.
Не успел он договорить, как начался дождь. Сразу же за внезапной
тьмой от набежавших туч на них обрушился ливень. Несмотря на то, что
чувства Лито предупреждали о нестойкости погоды, он был потрясен
внезапностью этой атаки. Он знал, что в Сарьере иногда идет быстро
рассеивающийся дождь, вода исчезает на бегу. Редкие лужи высыхают, едва
только проглянет солнце. В большинстве случаев дождь даже не касается
земли, - призрак, испаряющийся в жарком воздухе пустыни, где его
развеивало ветром. Но этот ливень его застиг.
Сиона откинула с лица защитную маску и жадно запрокинула голову
навстречу падающей воде, даже не замечая, как вода действует на Лито.
Едва только первые капли дождя упали на проросшую в него песчаную
форель, он превратился в окоченелый комок страшных мучений. Песчаная
форель и песчаный червь рвались в противоположные стороны - и Лито вновь
узнал, что значит БОЛЬ. У него появилось ощущение, будто он вот-вот
разорвется на части: песчаная форель стремилась ринуться в воду и вобрать
ее в себя, для песчаного червя этот ливень был гибелью. Завитки голубого
дымка брызнули из каждого места, где тела Лито касался дождь. Его
внутренняя фабрика начала производить настоящую эссенцию спайса. Голубой
дым там, где под ним скапливались и натекали лужи воды. Лито корчился и
стонал.
Тучи ушли, и через несколько минут Сиона заметила, что с Лито что-то
не ладно.
- Что с тобой?
Он был не в состоянии ответить. Дождь миновал, но вода оставалась
всюду вокруг: и на скалах, и в лужах, и под ним. От нее некуда было
спастись.
Сиона увидела голубой дымок, поднимавшийся из каждого места, где он
соприкасался с водой.
- Это вода!
Чуть справа был невысокий холмик, где вода не задерживалась. Объятый
болью, он пополз туда, стеная при каждой встречной луже. Бугорок был уже
почти сух, когда он на него взобрался. Страдания медленно унимались, когда
он осознал, что Сиона стоит прямо перед ним, пытая его словами ложной
заботы.
- Почему вода Тебя РАНИТ?
"Ранит? Какое неподходящее слово!" - от вопросов, однако, никуда не
денешься. Она теперь знает достаточно, чтобы добиваться ответа. Ответа она
может добиться и без него. Он вкратце объяснил ей, как связаны с водой
песчаная форель и песчаный червь. Она выслушала его в молчании.
- Но влага, которую Ты мне дал...
- Она обезврежена и действие ее заторможено спайсом.
- Тогда почему же Ты рискнул выбраться сюда без тележки?
- Нельзя быть Свободным в Твердыне или на тележке.
Она кивнула.
Он увидел, как ее глаза опять горят огнем мятежа. Она не чувствовала
себя виноватой или зависимой. Она больше не сможет избегать веры в его
Золотую Тропу, но что это меняет? Его жестокость нельзя простить! Она
может отвергнуть его, не допустит его в свою семье. Он не человек, совсем
не то, что она. Теперь она знает, как его погубить! Окружить его водой,
уничтожить его пустыню, сковать его в неподвижности внутри терзающих его
рвов! Считает ли она, что отвернувшись спрячет от него сейчас свои мысли?
"И что я тут могу поделать?" - удивился он. - "Она должна сейчас
жить, в то время как я не имею права проявлять никакого насилия."
Теперь, когда он кое-что узнал о натуре Сионы, как легко было бы
сдаться, слепо погрузившись в собственные мысли. Это было соблазнительно -
искушение жить только внутри своих жизней-памятей, - но его ДЕТИ до сих
пор продолжают требовать еще одного урока на личном примере, чтобы
избежать последней угрозы для Золотой Тропы.
"Какое же болезненное решение!" - он испытал новое сочувствие к Бене
Джессерит. Его затруднительное положение было сродни тому, что пережили
они, когда столкнулись с фактом появления Муад Диба. "Конечная цель их
программы выведения - мой отец и они не могли вместить его при этом."
"Еще раз вперед, в брешь, дорогие друзья", - подумал он и подавил
кривую улыбку над своим собственным актерством.
43
Предоставляя поколению достаточно времени для развития,
хищник способствует особым приспособленческим механизмам
выживания в своей добыче, которые, замыкаясь, возвращаются к
хищнику и способствуют изменениям в нем - ведущим к новым
изменениям в его добыче - и так далее, и так далее, и так
далее... Многие могущественные силы делают то же самое.
Религию вы можете зачислить в такие силы.
Украденные дневники
- Владыка повелел мне сообщить тебе, что твоя дочь жива.
Эту новость Найла сообщила Монео звенящим от счастья голосом в его
рабочем кабинете, через стол глядя на его фигуру, сидящую посреди хаоса
бумаг, заметок и средств связи.
Монео плотно сложил свои ладони и опустил взгляд на тень, удлиненную
поздним солнцем, тянувшуюся по его столу и пересекавшую драгоценное
пресс-папье в виде дерева.
Не взглянув на кряжистую фигуру Найлы стоявшей перед ним в должном
внимании, он спросил:
- Они оба вернулись в Твердыню?
- Да.
Монео невидящим взглядом поглядел в левое от себя окно, на кремнистую
границу тьмы, нависающую над горизонтом Сарьера, на жадный ветер,
склевывающий с верхушек дюн зернышки песка.
- А то дело, которое мы обсуждали раньше? - спросил он.
- Оно улажено.
- Очень хорошо, - махнул рукой, отпуская ее, но Найла осталась стоять
перед ним. Удивленный Монео в первый раз поднял взгляд на ее лицо.
- Требуется, чтобы я лично присутствовала на этом... - она помялась,
- ...на этой свадьбе?
- Так распорядился Владыка Лито. Ты будешь там единственной,
вооруженной лазерным пистолетом. Это честь.
Она продолжала стоять, как стояла, глаза неподвижно устремлены
куда-то поверх головы Монео.
- Ну? - подсказывающе спросил он.
Огромная западающая челюсть Найлы конвульсивно задвигалась, зазвучали
слова:
- Он Бог, а я смертная, - она повернулась на одном каблуке и вышла из
покоев Монео.
Монео рассеянно подивился, что тревожит эту похожую на медведицу
Рыбословшу, но мысли его влекли к Сионе, как стрелку компаса влечет к
полюсу.
"Она выжила, как и я." Сиона обрела теперь такое же внутреннее чутье,
говорящее о том, что Золотая Тропа остается непрерванной, которое и есть у
меня." Эта их общая сопричастность не будила в нем никаких особенных
чувств, не заставляла ощущать себя ближе к дочери. Это - бремя, которое
неизбежно согнет ее мятежную натуру. Ни один Атридес не сможет пойти
против Золотой Тропы. Лито об этом позаботился!
Монео припомнил дни своего собственного бунтарства. Каждый день -
спишь на новом месте, все время неотложная необходимость бегства. Паутина
прошлого цеплялась и липла к его уму, как усердно он ни старался стряхнуть
прочь докучные воспоминания.
"Сиона попалась в клетку. Как я попался в свою. Как бедный Лито
попался в свою."
С перезвоном колокольчика, включилось освещение в его комнате. Он
поглядел на то, что еще оставалось доделать, готовясь к свадьбе Бога
Императора и Хви Нори. Так много работы! Вскоре он нажал кнопку вызова и
попросил появившуюся Рыбословшу послушницу принести ему стакан воды, а
затем пригласить к нему Данкана Айдахо.
Она быстро вернулась с водой и поставила фужер на стол возле его
левой руки. Он отметил ее длинные пальцы лютнистки, но не поглядел на
лицо.
- Я послала за Айдахо, - сказала она.
Он кивнул и продолжил свою работу. Он слышал как она ушла и только
после этого поднял голову, чтобы выпить воду.
"Некоторые живут с мимолетностью мотыльков", - подумал он. "Но мое
бремя не знает конца."
Вода была безвкусной. Она загасила его ощущения, навела тупую
сонливость на его тело. Он поглядел на закатные краски Сарьера, уже
гаснущие во тьме, подумал, что ему следовало бы проникнуться красотой
этого привычного пейзажа, но он лишь безучастно смотрел на переменчивую
игру света.
"Это меня нисколько не трогает".
Когда наступила полная тьма уровень освещения в его кабинете
автоматически повысился, принося с собой ясность мысли.
Он почувствовал себя совершенно готовым для встречи с Айдахо. Этого
Айдахо надо научить понимать необходимость - и научить быстро.
Дверь открылась, это опять была прислужница.
- Не желаете отужинать?
- Позже, - он поднял руку, когда она собралась удалиться. Пожалуйста,
оставьте дверь открытой.
Она нахмурилась.
- Можешь упражняться в своей музыке, - сказал он. - Я хочу послушать.
У нее было мягкое, круглое, почти детское лицо, лучившиеся при
улыбке. Она удалилась, не переставая улыбаться.
Вскоре он услышал во внешнем покое звуки лютни бива. Да, эта юная
послушница действительно талантлива. Басовые струны - как дождь,
барабанящий по крыше, и шепот средних струн оттеняет основной тон. Может
быть, однажды она дорастет и до балисета. Он узнал эту песню: глубокий гул
осеннего ветра, память о далекой планете, где никогда не знали пустыни.
Печальная музыка, жалостливая музыка, и все же чудесная.
