любознательность, пренебрегающая страхом".
- Тогда я останусь, - сказала она. - Возьмем столько радости из
пребывания вместе, сколько получится. Я думаю, это самое лучшее, что мы
можем сделать. Если это означает, что нам следует пожениться, то так тому
и быть.
- Тогда я должен доверить тебе знание, которое я не доверял ни одному
другому человеку, - сказал он. - Оно даст тебе такую власть надо мной,
которая...
- Не делай этого, Владыка! Что, если кто-нибудь заставит меня...
- Ты никогда больше не покинешь пределы моего домашнего круга. Мои
апартаменты здесь и в Твердыне, безопасные места в Сарьере будут твоим
домом.
- Как пожелаешь.
"До чего ласково и открыто ее тихое согласие", - подумал он. Надо
укротить болезненную пульсацию внутри себя. Чем цепче она врастает, тем
опасней и для него самого, и для Золотой Тропы.
"До чего Икшианцы умны!"
Молки повидал на своем веку, как всесильные поневоле сдавались
несмолкающей песне сирены - желанию пожить в собственное удовольствие.
"Ведь любая малейшая прихоть сразу напоминает об имеющейся у тебя
власти".
Хви приняла его молчание за признак неуверенности.
- Мы поженимся, Владыка?
- Да.
- Не следует ли как-нибудь позаботиться, чтобы тлейлаксанские
сплетни, что...
- Не следует.
Она поглядела на него, припоминая их прежние разговоры. "Посев зерен
распада на множество частей".
- Я боюсь, Владыка, что ослаблю Тебя, - сказала она.
- Ты обязательно должна найти способ меня усилить.
- Может ли усилить Тебя, если мы уменьшим веру в Бога Лито? В ее
голосе прозвучало нечто от Молки - оценивающее взвешивание, делавшее Молки
столь отталкивающе очаровательным. "Мы никогда не избавляемся до конца от
учителей нашего детства".
- Твой вопрос требует ответа, - сказал он. - Многие будут продолжать
поклоняться мне, согласно моему замыслу. Другие будут считать это ложью.
- Владыка... Ты просишь меня лгать ради тебя?
- Разумеется, нет. Но я попрошу тебя хранить молчание, когда у тебя
может появиться желание заговорить.
- Но если они будут поносить...
- Я протестовать не буду.
И опять слезы потекли у нее по щекам. Лито так хотелось их коснуться,
но они были водой... причиняющей боль водой.
- Вот как следует тому совершиться, - сказал он.
- Объяснишь ли Ты мне это, Владыка?
- Когда меня больше не будет, они должны называть меня шайтаном,
Императором геенны. Колесо должно катиться, катиться и катиться по Золотой
Тропе.
- Владыка, разве нельзя направить гнев на меня одну? Я бы не...
- Нет! Икшианцы сделали тебя намного совершеннее, чем даже задумали
сами. Я действительно тебя люблю, ничего с этим не поделаешь.
- Я не хочу причинять Тебе боль! - эти слова словно насильно
вырвались из нее.
- Сделанного не переделаешь. Не скорби об этом.
- Помоги мне понять.
- Ненависть, расцветшая пышно после того, как меня не станет, тоже
исчезнет, неизбежно канет в прошлое. Пройдет много времени, потом, в очень
далеком будущем, найдут мои дневники.
- Дневники? - она опешила от такой резкой смены темы.
- Хроники моего времени. Мои доводы, мои апологии. Копии существующих
и разрозненных фрагментов сохранятся, некоторые в искаженной форме, но
истинные дневники будут ждать, ждать, и ждать. Я хорошо их спрятал.
- И когда их откроют, то?..
- Люди обнаружат, что я полностью отличался от их представлений обо
мне.
Ее голос понизился до дрожащего шепота.
- Я уже знаю, что они узнают.
- Да, моя дорогая Хви, по-моему, знаешь.
- Ты не дьявол и не бог, а просто нечто, никогда не виданное прежде,
нечто, чего никогда больше не увидят в будущем, потому что Твое
возникновение - необходимость.
Она смахнула слезы, стекавшие у нее по щекам.
- Хви, Ты понимаешь, насколько Ты опасна?
На ее лице промелькнула тревога, руки ее напряглись.
- У тебя есть все задатки святой, - сказал он. - Ты понимаешь, как
страшно это может оказаться - столкнуться со святой не в том месте и не в
то время?
Она покачала головой.
- Люди должны быть подготовлены для святых, - объяснил он. Иначе они
становятся просто последователями, просителями, попрошайками, слабыми
лизоблюдами, навсегда в тени святого. Людей это губит, ведь так
воспитывается лишь слабость.
Секунду подумав, она кивнула, затем спросила:
- А будут ли святые, когда Ты уйдешь?
- Такова цель моей Золотой Тропы.
- Дочь Монео, Сиона, будет ли она...
- Пока что, она только мятежница. Что до святости, предоставляю
решать ей самой. Может быть, она сделает только то, для чего выведена.
- Что, Владыка?
- Перестань называть меня Владыкой, - сказал он. - Мы будем Червь и
его жена. Называй меня Лито, если хочешь. Владыка совсем не то.
- Да... Лито. Но что...
- Сиона выведена для того, чтобы править. Есть опасность в такой
селекции. Имея власть, обретаешь знание и силу. Это может привести к
заносчивой безответственности, к болезненным крайностям, а затем и к
жестокому разрушителю - безудержному гедонизму.
- Сиона бы...
- Все, что мы знаем о Сионе - что она верна своему пониманию
уготованной ей роли, отчаянно держится за эту стереотипы поведения,
определяющие ее восприятие. Она, никуда не денешься, аристократка - но
аристократия большей частью смотрит в прошлое. В этом и есть неудача. Не
много увидишь в прошлом, если только Ты не двуликий Янус, глядящий
одновременно вперед и назад.
- Янус? Ах да, тот бог с двумя противоположными лицами, - она
облизнула губы. - А Ты - Янус, Лито?
- Я Янус, увеличенный в миллиард раз. Но я и нечто, много меньшее
Януса. Я, например, то, чем больше всего восхищаются мои управляющие -
тот, чьи решения всегда правильны, каковы бы они ни были.
- Но если Ты подведешь их...
- Тогда они обернутся против меня, да.
- Сиона заменит Тебя, если...
- Ах, какое же огромное "если"! Ты видишь, что Сиона угрожает мне
лично. Однако, она не представляет угрозы для Золотой Тропы. Примем во
внимание, к тому же, что мои Рыбословши испытывают определенную
привязанность к нынешнему Данкану.
- Сиона кажется... такой юной.
- Да, я ее любимый объект нападения - мошенник, удерживающий власть
под фальшивыми предлогами, никогда не интересующийся нуждами своих
подданных.
- Не могла бы я поговорить с ней и...
- Нет! Ты никогда не должна пытаться хоть в чем-нибудь убедить Сиону.
Обещай мне, Хви.
- Конечно, если Ты просишь, но я...
- У всех богов есть эта проблема, Хви. Я часто вынужден не обращать
внимания на непосредственные нужды, поскольку провижу более глубокие. А не
откликаться на непосредственные нужды - оскорблять молодых.
- Может быть обратиться к ее разуму и...
- Никогда не пытайся обращаться к разуму людей, которые думают, что
правы...
- Но когда они узнают, что не правы...
- Ты веришь в меня?
- Да.
- Если кто-нибудь постарается убедить тебя, что я величайшее зло всех
времен...
- Я очень рассержусь. Я бы... - она осеклась.
- Разум ценится только тогда, когда он обращается к бессловесному
физическому фону нашего мироздания, - проговорил Лито.
Ее брови задумчиво сдвинулись. Лито восхитило в ней ощутимое
вызревание глубокого понимания.
- Ага!.. - выдохнула она.
- Ни одно мыслящее существо теперь уже не сможет отрицать опыт Лито,
- сказал он. - Я вижу, Ты уже начинаешь постигать. Начало! Это почти все,
вокруг чего вращается жизнь!
Она кивнула.
"Никаких споров", - подумал он. - "Когда она видит следы, она идет по
ним, чтобы выяснить, куда они приведут".
- До тех пор, пока существует жизнь, каждый конец есть начало, -
сказал он. - Я спасу человечество, даже от него самого.
Она опять кивнула. Следы продолжали вести вперед.
- Вот почему никакая смерть, не может быть полным поражением, если
человечество ею укрепляется, - сказал он. - Вот почему нас так глубоко
трогает рождение. Вот почему трагичнейшая смерть - это смерть юности.
- Икс продолжает угрожать Твоей Золотой Тропе? Я уже поняла, что они
замышляют что-то недоброе.
Они ЗАМЫШЛЯЮТ. ХВИ НЕ СЛЫШИТ, КАКИМ ВНУТРЕННИМ СМЫСЛОМ НАПОЛНЯЮТСЯ ЕЕ
СОБСТВЕННЫЕ СЛОВА. ЕЙ НЕТ НУЖДЫ ЭТО СЛЫШАТЬ.
Он во все глаза рассматривал то чудо, каким была Хви. В ней была та
форма честности, которую некоторые могли назвать наивностью, но Лито
распознал ее как просто отсутствие застенчивости. Честность была не просто
сутью ее натуры, это была сама Хви.
- Тогда я распоряжусь, чтобы завтра на площади нам сыграли спектакль,
- сказал Лито. - Это будет спектакль в исполнении оставшихся живыми
Лицевых Танцоров. После этого будет объявлено о нашей помолвке.
33
Да не останется сомнений, что я - собрание моих
предков, арена, на которой они о себе заявляют. Они - мои
клеточки, а я - их тело. То, о чем я говорю - это ФАВРАШИ,
душа, коллективное бессознательное, источник архетипов,
хранилище боли и радости. Я - выбор их пробуждения. Моя
САМХАДИ - их самхади. Их жизненные опыты - мои! Их знание
сущностей - мое. Это миллиарды, составляющие меня одного.
Украденные дневники
Утренний спектакль Лицевых Танцоров занял около двух часов, а затем
состоялось оглашение помолвки, вызвавшее волны шока по всему Фестивальному
Городу.
- Прошли века с тех пор как он выбирал невесту!
- Больше тысячи лет, моя дорогая.
Парад Рыбословш был короток. Они громко его приветствовали, но
чувствовалось, что они выбиты из колеи.
"ВЫ МОИ ЕДИНСТВЕННЫЕ НЕВЕСТЫ", - говорил он им. Разве не в этом
значение Сиайнока?
Лито подумалось, что Лицевые Танцоры играли неплохо, несмотря на их
явный ужас. В запасниках музея Свободных отыскались подходящие одеяния -
черные плащи с капюшонами и с белыми веревочными ремнями, на спинах вышиты
широко распахнувшие крылья зеленые ястребы - официальное облачение
бродячих жрецов Муад Диба. Лицевые Танцоры представили темные усохшие
лица, и через танец, исполненный в этих одеяниях рассказали, как легионы
Муад Диба распространили свою религию по всей Империи.
На Хви было сверкающее серебряное платье и ожерелье зеленого жадеита.
Весь спектакль она сидела рядом с Лито на королевской тележке. Однажды она
наклонилась вплотную к его лицу и спросила:
- Разве это не пародия?
- Для меня, возможно.
- А Лицевые Танцоры понимают?
- Подозревают.
- Значит, они не настолько напуганы, как представляются.
- Они еще как напуганы. Просто они намного храбрее, чем считает
большинство людей.
- Храбрость не может быть настолько глупой, - прошептала она.
- И наоборот.
Она одарила его оценивающим взглядом перед тем, как опять перенести
свое внимание на представление. Почти две сотни Лицевых Танцоров остались
живы и невредимы. Все они были задействованы в этом танце. Сложные
переплетения и позы очаровывали глаз. Глядя на них, было возможно на
некоторое время забыть все кровавое, что предшествовало этому дню.
Лито как раз припоминал это, покоясь незадолго до полудня в
одиночестве, в малой палате аудиенций, когда прибыл Монео. Монео проводил
Преподобную Мать Антеак на лайнер Космического Союза, побеседовал с
командующей Рыбословшами о побоище предыдущей ночи, совершил быстрый полет
