его не видим. Фаза завершена. Из ее завершения произрастает начало ее
противоположности. Отсюда у нас будет Кразилек. Потом все вернется в
измененном виде. Ты ощущал и ощущаешь мысли в своей голове - твои потомки
ощутят их нутром. Возвращайся в съетч Табр, Стилгар. Там к тебе
присоединится Гурни Хэллек, моим представителем в твоем Совете.
- Ты не доверяешь мне, милорд? - тихо проговорил Стилгар.
- Доверяю полностью, иначе бы не послал к тебе Гурни. Он начнет
вербовку новых сил, которые нам скоро понадобятся. Я принимаю твою присягу
верности, Стилгар. Ты можешь идти.
Стилгар низко поклонился, задом спустился со ступеней, повернулся и
вышел из залы. Остальные наибы шаг в шаг потянулись за ним, в соответствии
с принципом Свободных, что "последние будут первыми". Но некоторые из
вопросов уходящих доносились до трона.
- О чем вы там говорили, Стил? Что это значит, эти слова на воде Муад
Диба?
Лито обратился к Фарадину:
- Ты ничего не упустил, Писец?
- Нет, милорд.
- Моя бабушка говорит, что хорошо тебя подготовила по мнемонике Бене
Джессерит. Это славно. Мне не хочется, чтобы ты строчил рядом со мной.
- Как прикажешь, милорд.
- Иди сюда, встань передо мной, - сказал Лито.
Фарадин повиновался, более чем когда-либо благодарный Джессике за
науку. Когда принимаешь тот факт, что Лито больше не человек, не может
больше мыслить по-человечески - курс Золотой Тропы становится еще более
пугающим.
Лито посмотрел на Фарадина. Стражи находились далеко, вне пределов
досягаемости слуха. В Великой Зале оставались лишь советники Внутреннего
Присутствия, но их заискивающие группки были далеко от первой ступени.
Ганима подошла поближе и положила руку на спинку трона.
- Ты все еще не согласен отдать мне своих сардукаров, - сказал Лито.
- Но ты согласишься.
- Я должен тебе многое, но не это, - сказал Фарадин.
- Ты думаешь, они не сойдутся с моими Свободными?
- Сойдутся не хуже этих новых друзей, Стилгара и Тайканика.
- И все же ты отказываешься?
- Я жду твоего предложения.
- Я должен делать мое предложение, только зная, что ты никогда не
предашь его огласке. Молюсь, чтобы моя бабушка хорошо выполнила свою
работу, чтобы ты был подготовлен к пониманию.
- Что я должен понять?
- В любой цивилизации всегда есть преобладающий культ, - сказал Лито.
- Он устанавливает себя преградой для перемен, и это всегда оставляет
будущие поколения неподготовленными к предательству от мироздания. Все
культы одинаковы в деле возведения преград - религиозный, героя-вождя,
мессии, науки и технологии, самой природы. Мы живем в Империи, в которой
оформился такой культ, и теперь Империя разваливается, потому что
большинство людей не отличают культ от мироздания. Видишь ли, культ - он
как демоническая одержимость, он завладевает сознанием, заставляя все
видеть лишь его глазами.
- Узнаю мудрость твоей бабушки в этих словах, - сказал Фарадин.
- Хорошо и славно, кузен. Она спросила меня, не Богомерзость ли я. Я
ответил, что нет. Это стало моим первым предательством. Видишь ли, Ганима
это избегла, но я - нет. Я был вынужден уравновешивать внутренние жизни
под давлением чрезмерных доз меланжа. Уравновешивая, я избег зловольнейших
и выбрал того доминирующего помощника, которого подсунул мне мой
отец-память. На самом деле я ни отец, ни этот помощник. Но, опять же, я не
Лито Второй.
- Объясни.
- В тебе есть восхитительная прямота, - сказал Лито. - А я -
сообщество, в котором доминирует один, древний и исключительно могучий. Он
основал династию, продержавшуюся три тысячи лет. Звали его Харум, и, пока
его род не закатился на слабом и суеверном от природы потомке, жизнь его
подданных текла в возвышенном ритме. Они бессознательно двигались вместе
со сменами времен года. Личности, которых они воспитывали, склонны были к
кратколетию и суевериям, ими легко было править богу-царю. Если брать в
целом, это был могучий народ. Выживаемость как рода стала для них
развившейся особенностью их жизни.
- Мне это не нравится, по твоему описанию, - сказал Фарадин.
- На самом деле, не нравится и мне, - сказал Лито. - Но это - тот
мир, который я создам.
- Почему?
- Есть урок, преподанный Дюной. Мы относились к присутствию смерти
как к доминирующему среди живущих здесь призраку. Благодаря этому призраку
мертвые изменили живых. Люди такого общества погрязают в собственном
желудке. Но, когда придет время противоположному, они воспрянут, они
станут величавы и прекрасны.
- Это не ответ на мой вопрос, - возразил Фарадин.
- Ты не доверяешь мне, кузен.
- Так же, как твоя бабушка.
- Имея на то действительные причины, - сказал Лито. - Но она уступит,
потому что должна. Все Бене Джессерит в конечном итоге прагматики. Я, ведь
знаешь, разделяю их взгляд на наш мир. Ты - мечен этим миром. Ты
сохраняешь склад характера правителя, и, отсюда, все человеческие свойства
каталогизированы тобой с той точки зрения, какие из них тебе, как
правителю, представляют угрозу, а какие - ценность.
- Я согласился стать твоим писцом.
- Это развлекает тебя и льстит твоему истинному дарованию, дарованию
историка. У тебя определенный дар читать настоящее через прошлое. В
нескольких случаях ты меня предвосхитил.
- Мне не нравятся твои завуалированные намеки, - сказал Фарадин.
- Хорошо. От бесконечного честолюбия ты опустился до нынешнего
состоянии. Разве моя бабушка не остерегала тебя от бесконечности? Она
привлекает нас подобно прожектору в ночи, и, ослепленными, ввергает в
крайности, которыми она может поранить конечное.
- Афоризмы Бене Джессерит! - возразил Фарадин.
- Мои намного точнее, - сказал Лито. - Бене Джессерит верили, будто
могут предсказывать направление эволюции. Но они проглядели изменения
самих себя в процессе этой эволюции. Они воображали, будто могут
оставаться на месте, в то время, как их программа развития
эволюционировала бы. У меня нет подобной рефлекторной слепоты. Погляди на
меня внимательно, Фарадин, я больше не человек.
- Так уверяет меня твоя сестра, - Фарадин заколебался. -
Богомерзость?
- Возможно, если брать определения Сестер. Харум жесток и
автократичен. Я - соучастник его жестокости. Хорошенько запомни: во мне -
жестокость крестьянина, и мир человеческий - мое угодье. Некогда Свободные
держали ручных орлов, а у меня будет прирученный Фарадин.
Лицо Фарадина помрачнело:
- Остерегайся моих когтей, кузен. Я хорошо понимаю, что со временем
мои сардукары падут перед твоими Свободными. Но мы вас крепко пораним, а
шакалы всегда стерегут, чтобы накинуться на слабого.
- Я хорошо буду с тобой обращаться, обещаю, - Лито наклонился вперед.
- Разве я не сказал, что я больше не человек? Поверь мне, кузен. Не выйдет
детей от моих чресел, поскольку у меня нет больше чресел. А это понуждает
меня ко второму предательству.
Фарадин ждал, увидя, наконец, в какую сторону клонит Лито.
- Я пойду наперекор всем заповедям Свободных, - сказал Лито. - И они
примут это, потому что больше им делать будет нечего. Я держал тебя здесь
под приманкой обручения, но не будет обручения между тобой и Ганимой. Моя
сестра выйдет замуж за меня!
- Но ты...
- Выйдет замуж, я сказал. Ганима должна дать продолжение роду
Атридесов. Да еще и в этом дело программы развития Бене Джессерит, которая
отныне - моя программа развития.
- Я отказываюсь, - сказал Фарадин.
- Ты отказываешься стать отцом династии Атридесов?
- Какой династии? Ты будешь занимать трон тысячи лет.
- Отливая твоих потомков по своему подобию. Это будет самая
напряженная, самая всеобъемлющая программа развития во всей истории.
Видишь ли, какую систему, обеспечивающую их выживание, ни выбери животные,
она должна основываться на структуре взаимосцепленных сообществ,
взаимозависимости, совместно работающих в том общем устройстве, которое и
есть система. И эта система будет производить самых умных и сведущих
правителей, каких когда-либо видели.
- Ты фантазируешь на самую противную...
- Кто переживет Кразилек? - спросил Лито. - Обещаю тебе, Кразилек
придет.
- Ты сумасшедший! Ты развалишь Империю.
- Развеется, развалю... Я не человек. Но я сотворю новое самосознание
всех людей. Говорю тебе, под пустыней Дюны есть место, где таится
величайшее сокровище всех времен. Я не лгу. Когда умрет последний червь и
будет собран последний урожай меланжа, эти глубинные сокровища забьют
ключом на все наше мироздание. По мере того, как иссякнет сила монополии
на спайс и истощатся скрытые хранилища, новые силы будут являться над всем
нашим царством. В это время человечество еще раз научится жить по
инстинктам.
Ганима убрала руку со спинки трона, подошла к Фарадину, взяла его за
руку.
- Как моя мать не была женой, так ты не будешь мужем, - сказал Лито.
- Но, может быть, будет любовь, и этого будет достаточно.
- Каждый день, каждый миг приносит свою перемену, - сказала Ганима. -
Учишься, постигая мгновения.
Фарадин ощущал настойчивость тепла крохотной ручки Ганимы. Он хорошо
постиг все приливы и отливы доводов Лито, но тот не единожды использовал
Голос. Взывая к нутру, а не к уму.
- Это твое предложение за моих сардукаров? - спросил Фарадин.
- Больше, много больше, кузен. Я предлагаю твоим потомкам Империю. Я
предлагаю тебе мир.
- Каков будет исход твоего мира?
- Его противоположность, - голос Лито прозвучал спокойно и
насмешливо.
Фарадин покачал головой.
- Слишком высока цена за моих сардукаров. Должен ли я остаться
Писцом, тайным отцом твоих детей?
- Должен.
- Будешь ли ты стараться навязать мне свой уклад мира?
- Буду.
- Я буду ежедневно и до конца жизни сопротивляться этому.
- Но именно этого я от тебя и ожидаю, кузен. Вот почему я выбрал
тебя. Я оформлю это официально. С этого момента, ты будешь называться Харк
ал-Ада, что на одном из древних языков означает "Ломающий Уклад". Ну-ну,
кузен, не упрямься. Бабушка хорошо тебя обучила. Отдай мне своих
сардукаров.
- Отдай, - эхом откликнулась Ганима. - Он так или иначе их возьмет.
Фарадин расслышал страх в ее голосе. Значит, любовь? Лито взывал не к
рассудку, а к интуитивному прыжку.
- Возьми их, - сказал Фарадин.
- Разумеется, - Лито поднялся с трона - занятно струящимся движением,
словно держа свою ужасную силу под самым тонким контролем. Спустясь на
уровень Ганимы, он мягко повернул сестру, так что она оказалась затылком к
нему, повернулся сам и встал с ней спиной к спине. - Запомни это, кузен
Харк ал-Ада. Так всегда будет с нами. Мы будем стоять так, когда
поженимся. Спиной к спине, каждый глядя вперед, в другую сторону от
другого, чтобы защитить то единое, чем мы были и есть, - он обернулся,
насмешливо поглядел на Фарадина, понизил голос. - Помни об этом, кузен,
когда будешь с моей Ганимой лицом к лицу. Помни об этом, нашептывая ей
любовные ласки, наиболее искушаем укладом моего мифа и довольства. Твоя
спина останется неприкрытой.
Отвернувшись от них, он зашагал со ступеней к ждущим придворным, те
шлейфом, словно спутники, потянулись за ним, и он покинул залу.
Ганима опять взяла Фарадина за руку, но взгляд ее был прикован к
дальнему концу залы еще очень долго после ухода Лито.
- Один из нас должен был принять страдания, - сказала она, - а из нас
двоих он всегда был сильнее.
