предупредила я. - Дай мне знать, когда остановиться.
Брайан не неженка, и может выдержать сильную боль. Я уже собиралась
расслабить руку, когда он резко сказал:
- Хватит!
Я немедленно отпустила его и стала массировать ему руку. - Мне не
хотелось делать тебе больно, дорогой, но я должна была доказать тебе, что
говорю правду. Обычно я стараюсь не демонстрировать необычные рефлексы или
силу. Но они нужны мне для моей работы. В нескольких случаях увеличенная
сила и скорость сохраняли мне жизнь. Я стараюсь не использовать их, пока
меня к этому не вынуждают. Итак - нужно ли еще какое-нибудь доказательство
того, что я именно та, за кого себя выдаю? Во мне есть много других
усовершенствований, но силу и скорость легче всего показать.
Он ответил:
- Нам пора возвращаться домой.
По дороге домой мы не обменялись и десятком слов. Я очень люблю
ездить в открытой коляске. Но в этот раз я бы с удовольствием
воспользовалась чем-нибудь шумным и механическим - но быстрым!
Следующие несколько дней Брайан избегал меня; я видела его только за
обеденным столом. Однажды утром Анита сказала мне:
- Марджори, дорогая, я собираюсь съездить в город по делам. Ты не
могла бы присоединиться ко мне и помочь?
Конечно, я сказала "да".
Она сделала несколько остановок в окрестностях Глочестер-стрит и
Дерхэм. Моя помощь ей была не нужна. Я решила, что ей просто захотелось
иметь компанию, и была этим обрадована. С Анитой очень приятно общаться,
если не начинаешь ей перечить.
Покончив с делами, мы пошли пешком по Кембридж-терас вдоль берега
Эвона, потом в Хагли-парк и в ботанический сад. Она выбрала место на
солнце, где мы могли смотреть на птиц, и вытащила свое вязание. Некоторое
время мы просто сидели и говорили ни о чем.
Мы пробыли там примерно полчаса, когда зазвонил телефон. Она вытащила
его из сумки, приложила к уху. - Да? - Потом добавила. - Спасибо. До
свидания, - и убрала телефон, не сказав мне, кто звонил. Ее личное дело...
Хотя она заговорила прямо:
- Скажи, Марджори, ты когда-нибудь испытывала чувство раскаяния? Или
вины?
- Да, иногда. А из-за чего я должна это чувствовать?
Я покопалась в голове, поскольку считала, что старалась не расстроить
Аниту.
- Из-за того, как ты нас обманула.
- Что?
- Не притворяйся невинной девочкой. Я никогда не имела дела с не
Божьим созданием. Я не была уверена, что ты сможешь понять, что такое грех
или вина. Но теперь, когда стало известно, кто ты такая, это неважно.
Семья требует немедленного аннулирования контракта. Брайан сегодня
встречается с судьей Ридли.
Я напряглась. - На каком основании? Я ничего не сделала!
- Действительно. Ты только забыла, что по нашим законам нечеловек не
может заключать брачный контракт с людьми.
8
Час спустя я была на борту челнока, летящего в Окленд, и у меня
появилось время обдумать свою глупость.
На протяжении почти трех месяцев, с того самого вечера, когда я
говорила об этом с боссом, я впервые в жизни спокойно относилась к своему
"человеческому" статусу. Он сказал мне, что я "такая же женщина, как
Праматерь Ева", и что я могу спокойно сказать кому угодно, что я ИЧ, и мне
не поверят.
Босс был почти прав. Но он не учел, что я могу попытаться доказать,
что я не "человек" по новозеландским законам.
Первое, что я сделала, это потребовала слушания перед семейным
советом - в результате чего узнала, что мое дело уже рассматривалось на
закрытом заседании, результат голосования: за - нет, против - шесть.
Я даже не вернулась домой. Когда Анита разговаривала по телефону в
ботаническом саду, ей сообщили, что мои личные вещи были упакованы и
доставлены в бюро находок на станции челнока.
Я могла настоять на голосовании в доме, вместо того, чтобы верить
Аните на слово. Но зачем мне было это делать? Чтобы всех переспорить?
Чтобы доказать свою правоту? Мне понадобилось целых пять секунд, чтобы
понять, что всего, что я ценила, больше нет. Улетучилось, как дым,
лопнуло, как мыльный пузырь - я больше не была "своей". Эти дети больше не
были моими, и я никогда не смогу кататься вместе с ними по полу.
Я с горечью думала об этом, и при этом чуть не упустила, что Анита
была ко мне "великодушна": в контракте, который я подписала с семейной
корпорацией, мелким шрифтом было отмечено, что если я нарушу условия
контракта, то сумма должна быть выплачена немедленно. Было ли нарушением
то, что я "нечеловек"? (Ведь я ни разу не просрочила выплаты.) С одной
стороны, если они собирались исключить меня из семьи, то мне причиталось
по меньшей мере восемнадцать тысяч новозеландских долларов; с другой
стороны, я не только теряла выплаченную часть своей доли, но и оставалась
должна в два с лишним раза больше.
Но они были "великодушны" - если я тихо и быстро исчезну, они не
будут предъявлять мне иск. Что случится, если я останусь и устрою громкий
скандал, осталось невысказанным.
Я тихо уехала.
Мне не нужен психиатр, который объяснил бы мне, что я сама во всем
виновата; я поняла это сразу, как только Анита сообщила эти плохие
новости. Но есть более глубокий вопрос: почему я это сделала?
Я это сделала не ради Эллен, и я не смогла заставить себя думать
иначе. Наоборот, моя глупость сделала невозможной какую-либо помощь ей с
моей стороны.
Почему я это сделала?
От злости.
Я не смогла найти лучший ответ. От злости на все человечество, потому
что они решили, что такие, как я, не являются людьми, и, следовательно, не
заслуживают человеческого обращения и справедливости. От возмущения,
которое накапливалось во мне с того самого дня, когда я поняла, что
существуют привилегии, которые человеческие дети имеют просто потому, что
родились, и которых никогда не будет у меня, потому что я не человек.
Когда кто-то официально становится человеком, он получает эти
привилегии, но это не снимает возмущения системой. Оно становится только
сильнее, потому что его нельзя выразить вслух. Настал день, когда для меня
стало важнее выяснить, сможет ли моя семья принять меня такой, какая я
есть на самом деле, искусственным человеком, чем сохранять мои прекрасные
отношения.
Я это выяснила. Никто не выступил за меня... так же, как никто не
выступил за Эллен. Я думаю, я поняла, что они меня отвергнут, как только
узнала, что они бросили ее. Но этот уровень моего сознания находится
настолько глубоко, что я не очень хорошо его знаю - это тот темный уголок,
где, по словам босса, и рождаются все мои мысли.
В Окленд я приехала слишком поздно, чтобы успеть на ежедневный ПБ до
Виннипега. Забронировав место на завтрашний рейс и проверив все вещи, я
задумалась, как мне провести оставшийся двадцать один час... и сразу
вспомнила о моем кудрявом волке, капитане Иене. Судя по тому, что он мне
сказал, шансы встретить его в городе были один против пяти, но его
квартира - лучше, чем номер в гостинице. Поэтому я нашла терминал и
набрала его код.
Вскоре экран засветился: показалось лицо молодой женщины - веселой,
довольно симпатичной.
- Привет, я Торчи. А ты кто?
- Я Мардж Болдуин, - ответила я. - Наверное, я ошиблась номером. Мне
нужен капитан Торми.
- Нет, все верно, дорогая. Подожди, я сейчас выпущу его из клетки. -
Она повернулась и двинулась от камеры, выкрикивая:
- Милый! Тут тебя спрашивает потрясающая девчонка. Знает твое
настоящее имя.
Когда она отошла, я заметила обнаженную грудь. Потом ее стало видно
целиком, и я увидела, что она совсем голая. Хорошее тело, возможно,
немного широкое в основании, но с длинными ногами, узкой талией и грудью,
которая выглядела точно, как моя - а я на свою пожаловаться не могла.
Я выругалась про себя. Я прекрасно знала, зачем позвонила капитану:
чтобы забыть трех неверных мужчин в объятиях четвертого. Я нашла его, но
оказалось, что он уже занят.
Он показался на экране - одетый, но не слишком - в лава-лаве <Одежда
жителей Полинезии, состоит из куска материи, который носят как набедренную
повязку или юбку>. У него был озадаченный вид, но потом он узнал меня:
- Привет, мисс... Болдуин! Точно. Это потрясающе! Где вы?
- В порту. Я позвонила просто сказать "привет".
- Оставайтесь на месте. Не двигайтесь, не дышите. Дайте мне семь
секунд, чтобы надеть брюки и рубашку, и я приеду за вами.
- Нет, капитан. Я просто поздоровалась. У меня здесь снова пересадка.
- Какая пересадка? До какого порта? Когда вылет?
Проклятье и еще раз проклятье - я не была готова врать. Что ж, правда
часто оказывается лучше, чем неуклюжая ложь. - Я возвращаюсь в Виннипег.
- Ах, вот как! Тогда вы смотрите на своего пилота; я лечу завтра в
полдень. Скажите мне точно, где находитесь, и я заберу вас через... э...
сорок минут, если быстро поймаю кэб.
- Капитан, вы замечательный человек, но вы не в своем уме. У вас уже
есть вся компания, которая вам нужна. Та девушка, которая ответила на мой
звонок. Торчи.
- Торчи - это не ее имя, это ее состояние . Это моя сестра Бетти, из Сиднея. Она останавливается
здесь, когда приезжает в город. Я, кажется, говорил о ней. - Он повернул
голову и крикнул:
- Бетти! Подойди сюда и представься. Но будь приличной.
- Слишком поздно становиться приличной, - ответил ее веселый голос, и
я увидела ее через его плечо, она шла к камере и на ходу оборачивала
вокруг бедер лава-лаву. Похоже, ей было трудно с этим справиться, и я
предположила, что она уже порядочно приняла. - А, ну ее к черту! Мой брат
все время пытается заставить меня хорошо себя вести - мой муж уже это
бросил. Слушай, дорогая, я слышала, что ты сказала. Я его замужняя сестра,
это правда. Если только ты не пытаешься выйти за него замуж, потому что
тогда я его невеста. Ты этого хочешь?
- Нет.
- Хорошо. Тогда он твой. Я собираюсь приготовить чай. Ты пьешь джин?
Или виски?
- Что вы с капитаном будете, то и я.
- Он не будет ничего; у него меньше чем через сутки полет. Но мы с
тобой сможем надраться до бесчувствия.
- Я буду пить то же, что и ты. Что угодно, кроме болиголова.
Затем я убедила Иена, что будет лучше, если я сама возьму кэб в
порту, где их полно, чем ему искать его, а потом ездить туда и обратно.
Локсли-пэрейд, 17 - это новый квартал многоквартирных домов с двойной
защитой; меня допустили ко входу в квартиру Иена так, будто это был
космический корабль. Бетти приветствовала меня объятием и поцелуем, судя
по которым она действительно выпила; мой кудрявый волк приветствовал меня
объятием и поцелуем, судя по которым он не пил, но собирался в ближайшем
будущем уложить меня к себе в постель. Он не спрашивал меня о моих мужьях;
сама я ничего не рассказывала о моей семье - моей бывшей семье. Мы с Иеном
хорошо друг к другу подходили, потому что мы оба понимали сигналы,
правильно их использовали, и никогда не вводили друг друга в заблуждение.
Пока мы с Иеном вели этот беззвучный разговор, Бетти вышла из комнаты
и вернулась с красной лава-лавой.
- Это формальная чайная церемония, - объявила она, слегка рыгнув, -
поэтому, милая, снимай то, что на тебе сейчас, и надевай вот это.
Его идея? Или ее? После недолгого размышления я решила, что ее. Если
простое, цельное распутство Иена было недвусмысленно как удар в челюсть, в
сущности, он был несколько угловат. В отличие от Бетти, которая вела себя
до крайности неприлично. Мне было все равно, потому что все двигалось в
желаемом направлении. Босые ноги так же соблазнительны, как и обнаженная
