- Т-ш-ш, - прошептал Лазарус, - а то еще разбудишь своего папашу. Иди
сюда... - Он взял ребенка на руки и стал баюкать его. Джокайреныш прижался
к нему, закрыл глазенки и почти сразу же уснул.
Лазарус взглянул на спящего малыша.
- Ты довольно симпатичный бесенок, - добродушно пробормотал он. - Я
вполне мог бы привязаться к тебе. Вот только к вашему запаху мне никак не
привыкнуть...
Некоторые эпизоды взаимоотношений двух рас были бы даже забавны, если
бы не таили в себе потенциальную угрозу, как, например, случай с
Хьюбертом, сынишкой Элеонор Джонсон. Этот незадачливый карапуз отличался
неуемным любопытством. Однажды он наблюдал за двумя техниками, землянином
и джокайрийцем, которые приспосабливали источник питания местного
производства под нужды земного оборудования. Ребенок, по-видимому,
забавлял джокайрийца, и он, в порыве дружеского расположения, подхватил
малыша.
Хьюберт ударился в рев.
Мать, которая всегда старалась находиться где-нибудь неподалеку от
своего чада, тут же бросилась на выручку. Намерения у нее были самые
кровожадные, но, к счастью, сказалась нехватка сил и навыков; высокий
абориген остался цел и невредим, но ситуация сложилась крайне щекотливая.
Администратору Форду и Оливеру Джонсону стоило огромных усилий
объяснить суть случившегося обескураженным джокайрийцам. К счастью,
туземцы скорее были огорчены, нежели жаждали мщения.
Затем Форд вызвал Элеонор Джонсон.
- По вашей милости вся колония была поставлена под удар...
- Но я...
- Тихо! Если бы вы сами не избаловали своего сына, он вел бы себя как
следует. Если бы вы не были глупой гусыней, вы бы догадались, что руки
надо держать при себе, а не распускать их. Мальчик посещает занятия по
развитию, и вы просто не имеете права держать его постоянно у своей юбки.
Запомните: если с вашей стороны еще хоть раз будут замечены малейшие
признаки враждебности по отношению к местному населению, я подвергну вас
нескольким годам принудительного анабиоза. А теперь убирайтесь!
Почти столь же сурово Форду пришлось обойтись и с Дженис Шмидт.
Интерес, который джокайрийцы проявили к Хэнсу Везерэлу, вскоре
распространился и на всех остальных телепатов - уродов. Аборигены, похоже,
впадали в состояние просто-таки тихого экстаза от того, что кто-то может
общаться с ними непосредственно. Криил Сарлуу довел до сведения Форда, что
он очень хотел бы поместить телепатов в пустующем здании бывшего храма,
отдельно от других дефективных, чтобы джокайрийцы получили возможность
ухаживать за ними. Просьба более походила на требование.
Дженис Шмидт с трудом поддалась на настоятельные уговоры Форда пойти
в этом вопросе навстречу джокайрийцам. Свою настойчивость он мотивировал
тем, что они очень много сделали для землян. И вскоре - джокайрийские
сиделки приступили к своим обязанностям под ревнивым присмотром Дженис.
Оказалось, что у телепатов, умственное развитие которых хоть немного
превосходило полуидиотизм Хэнса Везерэла, быстро начинают развиваться
острые и тяжелые психозы, связанные с присутствием джокайрийских сиделок.
Форду пришлось расхлебывать и это. Дженис Шмидт была куда более
энергичной и здравомыслящей особой, чем Элеонор Джонсон. Чтобы сохранить
мир и покой, Форд был вынужден пригрозить Дженис, что ее могут вообще
отстранить от ухода за ее возлюбленными "детками". Криил Сарлуу, глубоко
огорченный и, можно сказать, потрясенный до глубины души, согласился на
компромисс, в результате которого присмотр за уродами с более высоким
уровнем развития продолжали осуществлять люди, а джокайрийцы стали
ухаживать только за законченными кретинами.
Но самые большие затруднения были вызваны... фамилиями.
У каждого джокайрийца были имя и фамилия. Фамилий было немного, как и
у членов Семей. Фамилия аборигена указывала одновременно и его
принадлежность к определенному племени, и на храм, который он посещал.
Криил Сарлуу как-то затронул этот вопрос в разговоре с Фордом.
- Верховный Отец Странных Братьев, - обратился он. - Настало время
тебе и твоим детям выбрать фамилии. - Естественно, Сарлуу говорил на
родном языке, поэтому при переводе некоторые понятия теряли свою
адекватность вкладываемому в них смыслу.
Форд уже привык к особенностям общения с джокайрийцами.
- Сарлуу, брат и друг, - ответил он, - я слышу твои слова, но не
понимаю. Говори, прошу тебя, более полно.
Сарлуу начал заново:
- Странный Брат, времена года приходят и уходят, но рано или поздно
наступает сезон созревания. Боги говорят нам, что вы, Странные Братья, в
своем развитии достигли момента, когда вам пристало выбрать себе племя и
храм. Я пришел к тебе с тем, чтобы договориться о приготовлениях
(церемониях), на которых каждый из вас выберет себе фамилию. Я передаю
тебе все это от имени богов. А от себя позволь добавить, что я буду
счастлив, если ты, брат мой Форд, предпочтешь для себя храм Криила.
Форд некоторое время молчал, напряженно пытаясь вникнуть в смысл
услышанного.
- Я счастлив взаимно, что ты предлагаешь мне свою фамилию. Но у моих
людей уже есть их собственные фамилии.
Сарлуу отверг этот довод, чмокнув губами.
- Их нынешние фамилии - пустые слова и ничего более. А теперь они
должны выбрать для себя настоящие, указывающие на определенный храм и имя
бога, которому им предстоит поклоняться. Ведь дети растут и постепенно
взрослеют.
Форд решил, что без советчиков ему не обойтись.
- Ты предлагаешь нам сделать это немедленно?
- Не сегодня, конечно, но в ближайшее время.
Форд вызвал Заккура Барстоу, Оливера Джонсона, Лазаруса Лонга, Ральфа
Шульца и передал им содержание беседы. Джонсон прокрутил запись и
попытался точнее установить значение слов. Он подготовил несколько
возможных вариантов перевода, но так и не смог пролить свет на суть
проблемы.
- Похоже, - высказался Лазарус, - нам предлагают или примкнуть к их
церкви, или выметаться.
- Точно, - согласился Заккур Барстоу. - Тут, пожалуй, все ясно. Я
думаю, большой беды не будет, если мы согласимся с их предложением. Ведь
очень немногие из наших страдают какими-нибудь религиозными
предрассудками, которые помешали бы им напоказ поклоняться местным богам
во благо всей колонии.
- Наверное, вы правы, - согласился Форд. - Я, например, не имею
ничего против того, чтобы прибавить к своему имени фамилию Криил и принять
участие в их обрядах во имя безоблачного сосуществования. - Вдруг он
нахмурился: - Но я бы не хотел стать свидетелем того, как наша культура
растворяется в их культуре.
- Пусть у вас не болит голова на сей счет, - уверил его Ральф Шульц.
- Независимо от того, что мы сделаем для их ублаготворения, культурная
ассимиляция в любом случае исключена. Мы совершенно не похожи на них, и я
только сейчас начинаю понимать, насколько глубокие различия между нами.
- Да, - вставил Лазарус, - именно насколько.
Форд повернулся к Лазарусу:
- Что вы хотите сказать? Вас что-то беспокоит?
- Да нет. Просто я, - ответил Лазарус, - не разделяю вашего
оптимизма.
В конце концов они сошлись на том, что сначала обряд посвящения
должен пройти один человек и обо всем поведать остальным. Лазарус
требовал, чтобы эту честь предоставили ему по праву старейшего; Шульц
настаивал, чтобы послали его, как специалиста по таким делам. Но Форд
переспорил их всех, заявив, что это его прямая обязанность как
ответственного руководителя.
Лазарус проводил его до дверей храма, в котором планировалось
проведение церемонии. Форд был совершенно обнажен, как и всякий
джокайриец. Лазарус же, поскольку обряд не допускал присутствия
посторонних в святилище, остался в своем килте. Многие колонисты, за
долгие годы полета истосковавшиеся по солнцу, предпочитали ходить нагишом
там, где позволяли приличия. Не пользовались практически одеждой и
джокайрийцы. Но Лазарус всегда был одет. И даже не потому, что его
моральные устои не позволяли ему этого, а из тех соображений, что на голом
человеке бластер выглядел бы более чем странно.
Криил Сарлуу поприветствовал их и повел Форда в храм.
Лазарус крикнул вслед:
- Не вешай носа, старина!
Потом он стал ждать. Он закурил сигарету, докурил ее и отбросил
окурок. Погулял взад-вперед. Он понятия не имел, сколько ему предстоит
маяться. Неопределенность усугубляла томительность ожидания; процедура,
казалось, тянулась слишком долго.
В конце концов двери распахнулись и из них повалила толпа аборигенов.
Они казались чем-то озабоченными и, увидев Лазаруса, старались миновать
его стороной. Наконец огромный вход опустел и на пороге появилась фигура
человека. Он выбежал из храма и опрометью бросился вдоль по улице.
Лазарус узнал Форда.
Форд не остановился, пробегая мимо Лазаруса. Он слепо мчался вперед.
Через несколько шагов он споткнулся и упал. Лазарус поспешил к нему.
Форд не делал попыток встать. Он лежал ничком, лицом вниз, и плечи
его содрогались от неудержимых рыданий.
Лазарус присел возле него на корточки и потряс его.
- Слэйтон! - позвал он. - Что случилось? Что с вами?
Форд поднял голову, взглянул на него мокрыми от слез глазами, полными
ужаса, и на мгновение перестал всхлипывать. Говорить он не мог, но,
кажется, узнал Лазаруса. Он протянул руки, прижался к нему и разрыдался
еще сильнее, чем прежде.
Лазарус высвободился и отвесил Форду увесистую пощечину.
- Перестаньте, - приказал он. - Лучше расскажите, в чем дело!
Голова Форда дернулась от удара, он снова перестал всхлипывать, но
по-прежнему не мог выговорить ни слова. Взгляд его был затуманен.
На них легла чья-то тень. Лазарус обернулся и выхватил бластер. В
нескольких ярдах от них стоял Криил Сарлуу, не делая попыток приблизиться.
И вовсе не из-за оружия - он никогда раньше его не видел и не мог знать,
что это такое.
- Это ты!.. - прорычал Лазарус. - Какого... Что вы с ним сделали?
Потом он сообразил, что Сарлуу его не понимает, и перешел на понятный
аборигену язык:
- Что случилось с моим братом Фордом?
- Забери его, - ответил Сарлуу. Губы его дрожали. - Это очень плохо.
Это очень-очень плохо.
- Как будто я сам не вижу! - буркнул Лазарус, не удосужившись
перевести свои слова на джокайрийский.
3
Безотлагательно было созвано совещание в прежнем составе, за
исключением председателя. Лазарус рассказал о том, что произошло. Шульц
доложил о состоянии Форда.
- Медики пока не нашли причины недуга. С уверенностью можно сказать
только то, что Администратор страдает от возникшего по неизвестной причине
острейшего психоза. До сих пор нам не удалось вступить с ним в контакт.
- А он вообще-то говорит хоть что-нибудь? - осведомился Барстоу.
- Всего лишь одно или два, да и то самые простейшие. Например, насчет
еды или питья. А любая попытка выяснить причины потрясения вызывает у него
мгновенные приступы истерики.
- И вы не можете поставить диагноз?
- Если вы хотите услышать мое собственное мнение, выраженное
доступными словами, то я бы сказал, что он перепуган до смерти. Но... -
добавил Шульц, - я и раньше сталкивался с синдромами страха. Однако
никогда прежде не видел ничего подобного.
- А я видел, - вдруг сказал Лазарус.
- Вы? Где? При каких обстоятельствах?
- Однажды, лет двести назад, - начал рассказывать Лазарус, - когда я
был еще мальчишкой, я поймал взрослого койота и запер его в сарае. Я
