каком-нибудь городе вообще, а в совершенно пустынном месте.
Даже от нашего скромного городка его отделяло миль сто.
Местоположение собора олицетворяло и символизировало
отношение гностиков к этому миру, как ко злу. И идея
спасения с помощью тайных ритуалов и оккультных знаний...
В отличие от петристского христианства, христианство
иоаннитов само не придет к вам. Оно возводит лишь маленькие
угрюмые часовни, размером едва ли больше тех будок, в
которых стоят караульные. Вы сами должны прийти к
христианству иоаннитов.
Вызов такого рода кажется очевидным, и поэтому, подумал
я, он, вероятно, неверен. Все, что относится к гностицизму,
всегда на самом деле иное, чем кажется. Вероятно, так много
народу и тянется к иоаннитам в наши дни, что он весь состоит
из загадок. Под одной маской у него обнаруживается другая, а
внутри лабиринта - другой. Традиционные церкви создали
простую и ясную теологию. Эти церкви четко определяют смысл
своих мистерий (хотя тут нужно отметить общеизвестное - что
смертные, то есть мы - не могут постичь все проявления
Всевышнего). Они заявляют, что, поскольку этот мир дан нам
Создателем, значит, в своей основе он добрый, хороший мир.
Многие его недостатки вызваны человеком, и наш долг -
стремиться к совершенствованию.
Все это слишком неромантично. А иоанниты аппелируют к
мечтам и грезам человека, к ребенку, всегда сидящему внутри
нас. Они обещают, что, познав тайну, человек станет
всемогущим. А одна часть этой тайны - отрицание этого
общества.
Я относился к этому утверждению с высокомерной
насмешкой, но в то же время... верил, что в нем есть большая
доля правды. Однако, чем больше я размышлял, тем меньше мне
казалось, что это утверждение что-нибудь объясняет.
У меня было время и желание подумать. Я летел в ночи,
над головой столь же далеких огней деревень и ферм. Вокруг
свистел, делавшийся все холоднее, воздух. Он насквозь
пронизывал меня. Теперь я понимал, как мало знаю, как был
ленив в учебе, не ленился лишь получать стипендию. Ноя начал
понимать и другое. Факты, уже забытые мной, всплывали в
памяти и начали складываться в единую картину. Я чувствовал,
что скоро будут пронимать больше. Я летел и мрачно размышлял
о том, что мне известно о церкви иоаннитов.
Был ли это просто идиотский культь, появившийся то ли
два, то ли три поколения назад? Культ, взывавший к чему-то,
глубоко погребенному в душе человека Запада? Или он
действительно так древен, как утверждают иоанниты - основан
самим Христом.
Другие церкви отрицали это. Само собой, католиков,
ортодоксов и протестантов - нельзя рассматривать, как единую
общность петристов. Но общеизвестное мнение, грубо говоря,
их такой общностью, в общем-то, считало. Эти церкви
одинаково интерпретировали слова, с которыми Иисус обращался
к своим ученикам. Они все признавали особо важную роль,
которую играл Петр. Хотя, разумеется, между ними были
разногласия (включая вопросы о старшинстве Апостоллов), все
они совершенно одинаково признавали Двенадцать учеников
Иисуса.
И еще... и еще... Эти странные слова в последней части
Евангелия от Иоанна:
"Тогда Петр, обернувшись, увидел, что ученик, которого
Иисус любил больше других, следует за ним. И когда была
вечерня, он бросился на грудь ему и спросил:
- Господи, который из нас предаст тебя?
Петр, видя это, сказал Иисус:
- Господи, что будет с этим человеком?
Иисус сказал ему:
- Если я хочу, чтобы он ждал, пока я приду, что тебе в
этом? Следуй за мной...
Затем начали ученики все говорить друг другу:
- Собратья, этот ученик не умрет.
Однако, Иисус не сказал ему, что он не умрет, но...
- Если я хочу, чтобы он ждал, пока я приду, что тебе в
этом? Это ученик, который свидетельствует об этом, и написал
это. И мы знаем, что его свидетельство истинно..."
Мне были непонятны эти слова, и я все же не уверен, что
их понимают и ученые-библеисты (безотносительно к тому, что
сами они утверждают). Конечно, именно на этом направлении
возникает легенда, что Господь наш чего-то совершил, что
никто, кроме Иоанна, не знал. Совершали что-то, о чем не
поведал другим церквам-петристским и схожим с ними. Это
деяние в конце концов станет известно людям и поведет
человека к новому помыслу Божьему. Возможно, нынешний культ
иоаннитов целиком и полностью зародился в текущем столетии.
Но иоанниты трубят, что этот культ тайно существовал уже
2000 лет.
Это утверждение почти неизбежно ассоциируется с миром
потустороннего. Гностицизм, меняя название, существовал
издавна. И всегда считался еретическим течением. В своей
первоначальной форме (вернее - формах) он представлял собой
попытку растворить христианство в мешанине тайных восточных
культов, неоплатонизме и колдовстве. Предание возводит его
возникновение к Симону-магу, упоминавшемуся в Восьмой главе
Библии, и воспоминания о котором приводят ортодоксов в
неподдельный ужас.
Современный иланнизм обрел сомнительную часть,
воскресив это древнее, от зари времен, религиозное течение,
и прокламирует, что оно не было ошибкой, а напротив, несло
людям высшую истину. Собственно, Симон-маг не был
извратителем Библии и религии, а пророком.
Насколько вероятно, что все это правда? Может быть,
действительно, мир состоит на пороге царства Любви? Не знаю.
Откуда я мог знать? Но, поразмыслив (причем петристская
церковь сыграла неменьшую роль, чем мои эмоции), я решил,
что учение иоаннитов - ложь. То, что иоаннитизм приобрел
такое широкое распространение, я просто отнес за счет столь
свойственных для человека тяги к иррациональному.
Так же просто община правдоискателей, исполняющая свои
ритуалы и предающаяся различным размышлениям там, где им
ничто не помешает! Община притягивает пилигриммов, которые
нуждаются в крове, заботе и пище. В том же нуждаются
священники, псаломщики и другие. Храму (это более точное
название, чем "Кафедральный собор", но иоанниты настаивают
на соборе, чтобы подчеркнуть то, что они являются
христианами) необходимы денежные поступления. Как правило,
поступают значительные пожертвования, и эти деньги
оказываются в умелых руках. Зачастую вокруг первоначально
уединенного храма вырастает целый город. Так возник и
Силоам, куда я направлялся.
Просто. Банально. Почему у меня возбуждают беспокойство
сведения, известные любому читателю ежедневной прессы?
Может, я размышляю над этим просто, чтобы не думать о
Валерии? Нет. Чтобы как можно лучше разобраться в том, что
бесконечно туманно и запутано.
Что-то там еще, что-то там за этим кроется... Неужели
мне это не кажется, неужели я начал понимать их? Но, если и
так, то что именно я начал понимать? Я подумал о
нетерпимости иоаннитов. О бунтах и мятежах, вечно
устраиваемых иоаннитами. Я вспомнил, как они откровенно
признают, что их адепты повелевают силами, о которых и
вообразить трудно, и о том, что с каждым годом им
открывается все больше в этой области.
Я вспомнил рассказы отступников, не продвинувшихся до
высших ступений прежде, чем они успели пережить нечто, что
стало их отпугивать. Не было ничего беззаконного,
аморального или вообще волнующего. Нечто непривлекательное,
недоброе, тоскливое. Нечто не заслуживающее внимания, что
отрицают или не замечают люди, не принадлежащие к иоаннитам.
Я думал о теологии гностиков. Вернее, той ее части,
что они не скрывали. Какая-то ужасная смесь
апокалептического откровения и логики.
Иоанниты отождествляли своего Демиурга с Богом Ветхого
Завета, и с Сатаной.
Я подумал об Антихристе...
Но тут меня не хватило. Слишком мало, как я уже
говорил, я знал о таких вещах. Пришлось остановиться на том,
что думать об этом бесполезно. Ибо Всемогущий может
действовать множеством способов.
*
Где-то далеко, чуть ли не на другом краю прерии,
замерцали огни. Я был рад, что полет близится к концу. А что
дальше случиться - неважно. Хватит с меня размышлений.
Силоам - обычные улицы, обычные дворы и дома. Под
Главной аэролинией, возле границы города, написано:
"НАСЕЛЕНИЕ 5240 ЧЕЛОВЕК".
Другая вывеска возвещала, что члены клуба Львов
встречаются по вечерам в ресторане "Котел кобольта".
В городе имелось с пару маленьких предприятий,
Муниципалитет, начальная и средняя школы, пожарная часть,
порядком замусоренный парк, гостиница. И большое количество
заправочных станций, чем необходимо.
В деловой части города находились универсальные
магазины, одно-два кафе, банк, клиника, кабинеты дантистов,
аптека... Все как обычно в Америке.
Эта невзрачность подчеркивала, насколько чуждо все
остальное. Хотя близилась полночь, в городе было, как в
могиле. Улицы пустынны, никто не прогуливался, не шел,
взявшись за руки, не было молодых пар. Кое-где виднелись
редкие полицейские метлы. И лишь один кто-то, закутанный в
мантию, с капюшоном на голове, медленно брел вдоль улицы.
Дома отгородились друг от друга и от остального мира,
закрытыми ставнями. Горожане спали. А где-то не спали, там,
вероятно, не смотрели в хрустальный шар, не играли в карты,
не пили спиртное и не занимались любовью. Скорее всего, они
молились или штудировали свои книги в надежде достичь более
высокой религиозной степени, овладеть большими знаниями и
мощью, обеспечить спасение своей души.
В центре города стоял кафедральный собор. Он возвышался
над окружающими коробками вспомогательных строений.
Возвышался над городом и равниной. Ничего гнусного,
преступного в этой картине не было. Ровные, белые, как
слоновая кость, стены поднимались все выше и выше, а над
ними - огромный купол. Издали окна походили на ногти. И на
каждом этаже один ряд окон. Но затем я увидел еще два
мозаичных, каждое в полфасада, окна. Мрачными тонами на них
были изображены тревожащие душу рисунки. На западном окне -
Сандала Эмандала - священный символ буддистов. Но восточном
- Окно Божье. На западной же стороне вздымалась одинокая
башня. На фотографиях она не производила внушительного
впечатления, но теперь было видно - она едва достигала звезд.
На стенах собора играли огни, окна тускло светились. Я
услышал молитвенное песнопение. Откуда-то, как из-под толщи
льда, доносились мужские голоса. С ними переплетались голоса
женщин. Мелодия была мне незнакома. А слова... Нет на Земле
такого языка.
-...Хельфист Аларита арбар ионите мелихо тарасунт
ганадос тепрура маряда селисо...
Мелодия звучала так громко, что ее было слышно,
наверное, и на окраинах города. И она была нескончаемой. Хор
пел беспрерывно. Всегда под рукой были священники,
прислужники, псаломщики, пилигриммы, всегда под рукой, чтобы
заменить усталого певца или певицу. Любого и любую из
участников хора. Мне стало не по себе, как подумал, что дни
и ночи напролет людям приходится слушать гимны. Если
человек живет в Силоаме, пусть даже не иоаннит, вероятно,
его сознание скоро перестанет воспринимать пение. Но разве
не будут постоянно проникать эти звуки в его думы, сны,
грезы. Наконец в саму душу?
Я не мог объяснить, что я сейчас чувствовал. Словами
этого не выразишь. Но с каждым ярдом ощущение делалось все
сильнее. Ощущение враждебности... или истины, которую я
просто не способен воспринять?
Привратник в воротах был приятным на вид молодым
