швырнул гранату в ползущий прямо на огневую точку танк. Измотанные
длительными боями люди, затаив дыхание, наблюдали из окопов, как генерал
вместо того, чтобы отбежать на безопасное расстояние, задержался возле
горящего ОУ, сливая остатки топлива из танка в собственную машину. Ни разу
не случалось ему потребовать от своих солдат такого, чего бы он прежде не
сделал сам. И самое главное: каким-то непостижимым, сверхъестественным
чутьем он всегда отыскивал единственно верное решение. О личном мужестве и
отваге Джона ходили легенды. Люди шли за ним с такой верой, какую никогда
не смогла бы внушить им самая совершенная машина.
И все же друзей у Джона не было. Даже Фуэнтес, который шел бок о бок
с генералом по дорогам войны последние пять лет, постоянно ощущал
разделявшую их дистанцию. Да, в бою, каждый из них, не задумываясь, отдал
бы жизнь за другого, но по-настоящему близки они не стали. Поначалу, когда
Джон еще только создавал костяк своей армии и нуждался в поддержке, он
казался более доступным и открытым, хотя общительность его в ту пору
диктовалась скорее необходимостью и тактическим расчетом, нежели
склонностью натуры. В душе он испытывал искреннее тепло и благодарность к
тем, кто шел за ним до конца, но потребности сходиться с людьми у него не
было. Личная драма, пережитая, когда ему не исполнилось еще и тридцати,
сильно изменила жизнь Джона, приучив его сдерживать душевные порывы, и
маска суровой озабоченности, скрывавшая его чувства, стала для него
привычной.
Когда Фуэнтес подошел к нему, Джон, расположившийся в глубокой
воронке, отдавал последние распоряжения отряду, выходившему на задание.
Лица молодых бойцов, совсем еще мальчишек, светились гордостью я юным
задором. Им суждено было погибнуть в диверсионной операции, которая
приблизит полную и окончательную победу над машинами. Солдаты исчезали
среди руин, освещенных луной. Фуэнтес, пытаясь сохранять внешнее
спокойствие, доложил генералу, что конвой, доставлявший партию боеприпасов
из Мехико, нарвался на засаду ОУ. Все как один погибли.
Джон выслушал сообщение. Кивнул вместо ответа. Очередная потеря в
войне и без того унесшей столько человеческих жизней. Недостаток
боеприпасов ощутим на переднем крае, но продержаться, пока не подоспеет
подмога, можно. К неизбежности утрат на войне Джон приучил себя давно.
Трагический конец ожидает и тех ребят, которых генерал только что отправил
на задание. Но способность воспринимать трагедии притупляется, если они
случаются каждый день.
Фуэнтес это понимал. В том, что Джон спокойно принял дурные новости,
ничего особенного, пожалуй, не было. Генерал всегда казался невозмутимым
на людях. И лишь оставшись один, впадал в мрачную задумчивость. Этим
парням еще бы жить да жить... Но он не мог поступить иначе. Насущные
заботы не позволяли генералу замыкаться на собственных переживаниях, и
главной из этих забот оставалась окончательная победа, во имя которой он
нес тяжкое бремя ответственности за каждую смерть. Но Фуэнтес знал кое-что
еще...
Конвой, который вышел из Мехико, вела Сара Коннор. Джон не позволял
ей подвергать себя опасности и участвовать в бою, но Сара не привыкла
ждать разрешения, и ни у одного командира не хватило бы решимости перечить
ей. Джон до сих пор робел перед матерью. Сара Коннор не только мастерски
владела любым оружием, она к тому же обладала находчивостью и стойкостью
духа. Но этого, увы, мало, если не равны силы. Именно так и получилось на
сей раз...
Вот почему Фуэнтес был потрясен спокойствием генерала, который лишь
кивнул, выслушав известие о гибели Сары. Через несколько часов слух об
этом разлетится по всей стране, и оплакивать легендарную Сару Коннор
станут люди, даже не знавшие ее. А что же ее сын? Поблагодарил помощника
за доклад и, отвернувшись, зашагал прочь.
Спустя некоторое время Фуэнтесу вновь потребовалось увидеть генерала.
Он нашел его не сразу. Джон, закрыв лицо руками, сидел на своей скромной
солдатской койке. Он плакал. Фуэнтес постоял на пороге и тихо вышел. Он не
желал быть свидетелем слабости командира. С той минуты Джон еще больше
замкнулся в себе. Непроницаемое выражение лица стало для него таким же
привычным, как военная форма, с которой он не расставался вот уже много
лет.
Фуэнтес любил Джона Коннора, хоть ладить с генералом было непросто.
Ни за что на свете Фуэнтесу не хотелось бы поменяться с ним местами.
Хорошо знавший генерала, Фуэнтес понимал причину его мрачной задумчивости:
неимоверно велика цена победы, которую предстоит заплатить человечеству.
Обо всем этом Фуэнтес размышлял, углубляясь вслед за Джоном в самое
сердце Небесной Сети. Лицо генерала стало суровым - он словно
предчувствовал новый удар, ожидавший его здесь.
В помещении, перед распахнутой бронированной дверью которого они
остановились, царила деловая суета. Просторная комната размером с хороший
спортивный зал была набита сложнейшей техникой, над которой самозабвенно,
точно жрецы перед алтарем механического божества, колдовали электронщики.
Они выводили данные на экраны, спешно считывали полученную информацию,
сопоставляя ее с заранее известной, ибо, как ни странно, Джон предвидел
то, чем им предстояло заняться.
В одном месте была снята обшивка пола, и несколько специалистов
окружили зияющую дыру. Люди проникли в мозг Сети при помощи принесенных
сюда собственных вычислительных машин. С детства привычные к технике они
проходили свои университеты на поле боя и привыкли решать сложнейшие
задачи не просто на ходу, а на бегу, под грохот разрывающихся снарядов.
Для этого задания Джон отобрал лучших из лучших. Им предстояло до конца
раскрыть машинный код Сети, выяснить ее замыслы и тайные планы. "Мы
прикончим врага его же оружием", - думал Джон, с гордостью наблюдая за
четкими, уверенными действиями техников. С такими людьми нельзя не
одержать победу.
Его приветствовал старший группы, Уинн, нервозный и не слишком
уверенный в себе человек, выказавший завидную выдержку и недюжинные
способности организатора в руководстве командой дешифровальщиков.
- Все готово к пуску, - доложил Уинн.
- Он здесь? - спросил Джон, чувствуя, как у него перехватывает
дыхание.
Уинн кивком указал на кучку людей, собравшихся в дальнем конце зала.
В центре стоял молодой солдат, причем остальные выказывали в обращении с
ним такую почтительность, точно юноша принадлежал к особам королевской
крови. Джон прикрыл глаза, пытаясь унять волнение. Перед ним был Кайл Риз.
Джон шел к нему, преследуемый странным ощущением нереальности
происходящего и одновременно смутными воспоминаниями о том, что все это
уже с ним когда-то было. Нет, он не шел, а парил в невесомости, оставив
далеко внизу тяжелый груз забот. Настал радостный день победы, о котором
он мечтал и которого столь страшился. Ибо ему предстояло главное
испытание...
Кайл сбросил форму, и медики принялись натирать его резко пахнущей
мазью.
Фуэнтес сморщил нос.
- Что это такое?
- Способствует улучшению проводимости во времени. Теперь он легко
пройдет сквозь поле "Т", - терпеливо объяснил ему Уинн.
Фуэнтес ровным счетом ничего не понял. Ему вообще не нравилась вся
эта шумиха вокруг перехода во времени, которому Джон придавал такое
значение. Раньше Джон пытался объяснить, почему для него это так важно, но
у Фуэнтеса любая мало-мальски сложная техническая проблема вызывала
головную боль. Здесь, в бункере, напичканном аппаратурой, ему претило
буквально все. Он посвятил свою жизнь уничтожению машин, и они были
ненавистны ему. Все, кроме того нехитрого устройства, которое переброшено
у него через плечо. Оружие - вот единственный механизм, который он
признавал. В глубине души Фуэнтес понимал, что глупо относиться к роботам
как к живым существам. Сколько раз Джон втолковывал ему, что творить зло
могут только люди, создающие машины. Сами же машины не бывают ни плохими,
ни хорошими, ведь Сеть создали люди, испытывая такой страх перед своими
собратьями, что сочли обычное оружие ненадежным. Они сотворили
современнейшую Сеть, которая и воплотила в реальность ядерный кошмар,
преследовавший людей.
Пусть так, но сейчас Фуэнтес хотел одного: поскорее выбраться на
поверхность. Там, наверху, его ребята празднуют победу. Льется рекой
выпивка собственного изготовления. Наверняка пошел в ход запас консервов,
захваченных на днях. Там заждалась его любимая женщина. Правда, Джон
продолжает твердить о делах, которые у них остались. Фуэнтес не прочь
повоевать, но в этой крысиной норе солдату делать нечего. Его место сейчас
там, где пылают костры победы. В то же время внутренний голос подсказывал
ему, что Джон всегда оказывается прав. "Надо, так надо", - уговаривал себя
Фуэнтес, отгоняя страх, охватывавший его по мере того, как они углублялись
в бункер.
Джон вглядывался в лицо Кайла, такое молодое, без единой морщинки.
Странно было сознавать, что перед ним его отец. Кайл выглядел спокойным,
дышал размеренно. Самообладания и выдержки ему, как видно, не занимать. Он
внутренне собрался перед событием, которое, как к нему ни готовься,
застает врасплох. Кайлу Ризу предстоял прыжок во времени. Никто, кроме
Джона, не сводившего с Кайла внимательного взгляда, не заметил бы
тревожного блеска в глазах юноши. Врач сделал Кайлу инъекцию инсулина, от
которого мгновенно напряглись и затвердели все мускулы.
Специалисты расступились, и Джон неожиданно оказался рядом с Кайлом.
Они смотрели друг другу в глаза. Между ними не возникла дружба, но будь у
них больше времени, они бы наверняка сошлись. До этого дня они встречались
всего пять раз. В первый раз Джон даже не заподозрил, что этот солдат его
отец. И лишь увидев Кайла во второй раз и выяснив его имя, посмотрел на
него другими глазами. Но Кайлу он не сказал ни слова. Джон знал от матери
все, чему предстояло сбыться и внутренне противился неизбежному. В нем
зрело упорное неприятие рокового предопределения. Так было, пока машины не
поднялись против людей, пока не разразилась война, и все то, о чем
говорила Сара, стало сбываться с пугающей точностью. Катастрофа,
предсказанная его матерью, обрушилась на Землю. Сейчас ему хотелось
поговорить с Кайлом по душам, но ведь стоит упомянуть о главном, и
окажется нельзя умолчать об остальном, времени же у них в обрез. Нет,
Кайлу не нужно пока знать об этом. Он должен думать только о предстоящем
задании.
Кайл, которого смущало пристальное внимание Джона, заговорил первым.
- Вы знали, что выберут меня? - спросил он.
Джон заставил себя улыбнуться.
- Конечно. С самого начала. Мне сказала об этом Сара.
Глаза молодого солдата расширились от изумления. Ему показалось, он
начинает понимать, почему из длинного списка добровольцев, среди которых
многие были опытнее и старше, выбрали именно его. Ему вспомнилось
откровенное удивление генерала, когда он, Кайл, назвал свое имя. Каким-то
невероятным образом поток истории, той истории, какой предстояло
свершиться в будущем, вовлек в свой неумолимый водоворот судьбу Кайла
Риза. Джону Коннору что-то об этом известно - вот почему Кайла перевели в
непосредственное подчинение генерала. Последнее время он часто находился
рядом со своим командиром, но по сути дела был все так же далек от него.
Однажды они оказались в одном окопе. Повинуясь порыву, Джон достал из
кармана заляпанной кровью куртки пожелтевшую, измятую фотографию и, не
