меч.
Одинг ведет нас к накрытому столу, о котором уже побеспокоилась одна
из его дочерей.
- Прежде всего, следует поесть, даже если на хвосте лютый враг.
Я чувствую в его голосе нотки ворчливости. Они - давние соратники
кузнеца, который пытается казаться суровее, чем есть, только бы к нему
прислушались. Но он знает, что делает. Та пища, что ожидает нас, не
утяжелит желудок, склоняя ко сну и искореняя способность поднять меч.
Я неторопливо ем, понимая, что все равно не смогу переубедить старого
друга. По делу, стоит его послушаться - он на десяток лет меня старше, да
и опыта у него поболе. С такими вещами мирятся, и если человек не
нуждается ни в чьем совете, ни в чьей помощи, то это уже не человек. Как
черные люди. Мэлина ест скучно, словно занимаясь нелюбимым делом. С
момента, когда мы перешагнули порог дома Одинга, она сказала одно лишь
слово, благодаря его за трапезу.
- Черные люди, - начинаю я, когда стол пустеет и на его занятной
деревянной поверхности с удивительными разводами появляется легкое вино. -
Ты слышал о них?
Одинг качает головой. Возможно, он что-то и слышал, но хочет узнать
обо всем от меня. Снова повторяю рассказ, который мне самому начинает
казаться нереальным.
- Здесь я не затем, чтобы обременять тебя... Просто мне нужен новый
меч, деньги за который я отдам тебе...
- Никаких денег, - обрывает меня кузнец. - Сам знаешь, что я не могу
брать денег с попавшего в беду...
- Я уйду немедленно, как только ты подберешь мне более-менее стоящую
железяку.
Это наша самая короткая встреча. Несколько мимолетных часов и мы
продолжаем наш путь... с одним существенным отличием - в спину нам смотрит
черный человек. Он просто стоял на дороге, которая ведет к дому Одинга, и
глядел, как мы седлаем лошадей, крепим к специальным поясам мечи в ножнах
(Мэлина тоже не отказалась от стали)... Как он нашел нас?
Я заметил его, лишь когда круто разворачивал Роберта, чтобы
немедленно пустить его быстрой рысью. Красные глаза вонзились в меня,
раскрывая пугающую бездну кошмара. Мне действительно стало очень страшно.
Такого я не испытывал никогда в жизни. Никогда. Он сделал шаг и я вонзил
шпоры в бока Роберта, не проверяя, следует ли за мной девушка предгорий.
Оглядываясь на неподвижную фигуру, что провожала нас взглядом, я
боялся не только за себя. Это был страх пытки любовью, той самой любовью,
о которой говорят, как о самом сильном оружии. Это то, во что я верю, с
одной разницей - я думаю, что она - орудие пыток. Что, если черный человек
захочет поквитаться с силачом Одингом, который помог нам, не устрашившись
рассказов о пугающих нелюдях в черных мантиях до земли? Что если... Об
этом было страшно думать - у кузнеца была семья, которую он любил больше
себя. Пытка страхом убийства.
Буквально несколько секунд назад наваждение ушло вместе со страхом и
я уже смотрю вдаль - в направлении горной цепи, которая кажется
недостижимой, но к которой мы движемся. Девушка из предгорий по непонятным
причинам следует за мной, подгоняя свою лошадь. Страх ли это?
- Мэлина, - оборачиваюсь я к ней, - почему мы едем вместе?
Несколько раз редкие деревца успевают пролететь мимо нас, пока она
наконец решается ответить.
- Мы с тобой в одной лодке, мы парные канатоходцы, Ледоруб. Черные
преследуют и меня тоже. Я бежала еще на берегу залива Медуз, как только мы
пристали к берегу Кельта Гард... И знаешь, что еще? Я, должно быть, твоя
дочь.
Эти слова потрясают меня до самых маленьких, забытых во времени,
уголков цепкой памяти. Моя дочь? Состояние шока длится недолго, хотя _так_
меня еще никто не удивлял. Никогда.
- Мэлина! С чего ты взяла? - слова рвутся наружу, хотя неизбежные
догадки, не подкрепленные пока фактами, начинают прорезать лед зеркала,
которое отражает меня.
Воздух со свистом покидает мои легкие, когда ее губы выносят вердикт,
заставляющий поверить.
- Ты, верно, помнишь Лель? Лель, первая красавица, сердце которой
стало неприступным. Лель моя мать, Ледоруб, и хотя она называла мне твое
настоящее имя, я не стану произносить его вслух - таково ведь твое
желание. Не удивляйся своему неведению - ты покинул наш народ, когда еще
нельзя было понять, что моя мать носит под сердцем дочь.
Ее голос звучит ровно, словно она объясняет провинившемуся ребенку, в
чем он неправ - объясняет мягко. Рыжие волосы пластаются на ветру, просясь
на свободу. Что остается мне? Только согласиться, хотя теперь накатившее
удивление куда сильнее предыдущего.
- Дочь, - говорю я, скорее обрадованным таким ценным приобретением,
нежели огорченный своей ошибкой.
Прожитая жизнь мелькает перед глазами и особый акцент на тех годах,
когда рядом была Лель и ее народ, которому я помог. Дочь. У меня есть
дочь.
Одним движением я осаживаю скакуна и спрыгиваю на землю, ожидая, пока
она сделает то же. Нет, в ее движениях нет торопливости - она неспешно
подходит и протягивает мне обе прекрасных руки. Никакой спешки, но через
долю секунды я сжимаю в объятиях вновь обретенное сокровище из моего
бурного прошлого. Ее сердце бьется часто, но внешне Мэлина спокойна. Я
поражаюсь, как раньше мог не заметить ее сходства с матерью, таких
знакомых черт лица, отточенных движений.
- Отец, нам надо ехать, - говорит она и в голосе ее любовь, которой я
даже не смею ожидать от дочери, которую я бросил, пусть даже и не зная о
ней! Любовь, которая появляется только с годами. Чувствует ли она мое
состояние? Да.
- Я горжусь тобой, Ледоруб, - ее губы шепчут мне хвалебные слова,
которых я не заслужил.
Потрясенный, я возвращаюсь в седло. Роберт неторопливо перебирает
копытами, которые закованы в лучшие подковы из голубой стали с востока.
Оттуда, где знают толк в лошадях. Но мне сейчас не до востока.
- Дочь... Черные люди добрались и до тебя?
Что это в моем голосе, беспокойство? В моем голосе? А что теперь
станется с Одингом?
- Наследственность отец, это то, что ты передал мне. Я поняла, что им
нужна помощь... Но они слишком... я не знаю, как выразить это словами, но
они лишь чьи-то слуги. Им нужны наши способности. Наша тяга к новому - вот
что им нужно.
Дальше едем молча, пока я пытаюсь переварить новую информацию. Дочь,
о которой я только что узнал, оказалась источником важного. Но главное -
родной мне. Неровный стук копыт перестает слышаться за потоком мыслей,
каждая из которых наводит только на новые тайны и вопросы.
Я улыбаюсь, теперь мне совершенно отчетливо видно, зачем она следует
за своим отцом, за Веселым Ледорубом. Мы идем к руднику Рейт-харга. Туда,
где находится конечная точка путешествия молодых старцев, скрывающих лица
и тела, туда, где находится таинственное нечто, из-за которого мы нужны.
Я уже выиграл. Я обрел родственную душу, которая приходится мне
дочерью. Я замечаю, как потеплело ее лицо и теперь едва заметная улыбка
растягивает уголки ее прекрасного рта. Она открыто подставляет лицо
встречному ветру... Что же, возможно, она обрела отца. Проклятие, стать
отцом, когда твой ребенок уже вырос! Но разве мне есть, о чем жалеть?
Только о потерянных мною годах, что могли бы уйти на воспитание Мэлины.
- Отец, не терзайся сомнениями. Вместе... Мы вместе. Знаешь, я ведь
видела тебя только на гравюрах. Это несколько другое... Я представляла,
какой ты, но ты совсем другой. Лучше, чем я могла ожидать. Я наконец
решаюсь спросить у нее о матери.
- Мэлина, твоя мать - Лель в добром здравии?
- О да, она крепка здоровьем, папа... Только иногда я заставала ее в
слезах.
Дочь умолкает, словно все сказала, словно больше нечего добавить. Я
понял. Она плакала по мне, моя тихая красавица, лучше которой не было
никогда. Но нас ждет рудник... Рейт-харг, кем бы он не был, оставит еще
след в наших жизнях. Пока еще неволя не покорила наших сердец, я даю себе
обещание, что избавлю Лель от слез. Навсегда. А Кельт Обеpхейм пpоживет и
без меня.
Мэлина резко дергает поводья и мы оказываемся совсем рядом - две
фигуры, покачивающихся в удобных седлах. Она тянет меня за рукав
просторной рубахи, за которой укрывается целое семейство глубоких шрамов,
и беззвучно произносит одно лишь слово... Мне нет нужды ее слышать.
Черные. Я оборачиваюсь, вероятно повторяя ее недавний жест, и вижу облако
пыли, в котором просвечивают неизбежно черные фигуры странных нелюдей с
красными глазами.
Глубокий вдох наполняет легкие тягой к свободе и мы вырываемся
вперед, словно стрелы пущенные туго натянутой тетивой охотничьего лука.
Поймайте-ка Веселого Ледоруба!
* * *
Как я и ожидал, мы с Анной подверглись серьезной критике со стороны
братьев Грин. Не то чтобы меня это развеселило, но Нил так и не смог взять
в толк, почему я не расстраиваюсь перед лицом увольнения.
- Мисс Айвори, а вы куда смотрите? Ведь вы же тоже начинающий
художник комиксов, Вы должны понимать, что детям, для которых мы и
стараемся, никогда не понять до конца этой истории!
- Но, если мне будет позволено напомнить, то же самое вы говорили и о
моей предыдущей работе! - я еще пытался возражать, хотя особого желания не
испытывал - хотят выговаривать, пусть их. Не последний день живу на свете,
и работа на смену этой у меня уже есть. Даже если бы я не хотел этого,
Ледоруб все равно бы делал то, что хочет, хотя это очень сильно зависит от
меня. Не знаю, как лучше объяснить. Только картинки.
Дэймон время от времени невпопад кивал головой, так что получалось,
что он то поддерживает брата, то нас с Анной.
- Кит, я хочу знать, насколько далеко продвинулась Анна в освоении
нового стиля?
Я задумался, не потому, что мне нечего было сказать, а просто - мне
было интересно, сколько я еще смогу водить их за нос.
- Не очень далеко. Освоение идет с трудом, - я пожал плечами, - но я
и не говорил, что это легко.
Я знал, что Нил тоже когда-то пытался рисовать, но быстро оставил это
недостойное занятие, правда по другой, отличной от моей, причине.
- Хм, - сказал он. - Неужели так сложно объяснить, как все должно
выглядеть?
- Именно, - сказал я вкрадчиво и оглянулся на кучу рисунков, которыми
был завален стол. Стенд тоже был полностью завешан кадрами комикса.
Это сработало, как и должно было. Братья удалились, смирившись со
своей участью наблюдателей. Ничего, им было полезно помучаться.
Когда отзвуки их шагов в пустом коридоре затихли, Анна облегченно
вздохнула.
- Спасибо, Кит.
Я улыбнулся ей.
- Пожалуйста.
- Знаешь, я рада, что Мэлина оказалась всего лишь его дочерью... хотя
Лель...
Ревность - опасная штука, даже мне дорого бы стоило сопротивляться
ей. Вы видели ревнивую блондинку? Ну да ладно, Анна уже переросла свой
внешний вид. Не знаю почему, но наши отношения, которые длились всего
несколько дней, обрели законченную форму, несмотря на неуместные, как мне
казалось, вопросы Анны.
Я кивнул, обнимая ее.
- Это другое.
- Кит, я имею в виду, что он... то есть ты... то есть... все
по-настоящемy?
- Да.
Я вспомнил о сумме, которую собственной рукой вписал в контракт.
Генри Джейр не сказал ни слова. Черт возьми, а мне всего двадцать семь!
Может стоит попробовать все недостатки брака на собственной шкуре?
- Анна, - сказал я, - ты еще не думала о... скажем, замужестве?
Она вдруг заговорила совершенно серьезно, без намека на всегдашнюю
критику в голосе. Это было необычно, но лишь укрепило меня в мысли, что
