закрутились вокруг уха, не запутались в волосах и не прилипши к царапинам.
Они свисали из самого уха.
Он резко повернул голову влево. Пара ярко-зеленых стеклянных глаз
смотрела прямо на него с расстояния в несколько сантиметров. Это была
гусеница.
Она сидела на его плечах, обвернувшись вокруг его шеи подобно
силикатному боа. Ножки ее охватили его ключицы и мышцы плеча, вцепившись
почти неощутимо, но крепко. Мощные жвала, способные разгрызать камни,
лежали на коже предплечья.
Два тонких усика высунулись из ее головы, чтобы войти в ухо Эвана,
минуя барабанную перепонку, не причиняя ей вреда и проскальзывая глубже в
череп. Что-то пощекотало мозг Эвана. Словно ему устраивали легкий шок.
В следующий момент он как бы отключился, не теряя сознания. Иными
словами, он слегка сошел с ума на некоторое время, вскочил на ноги и
принялся бегать кругами, натыкаясь на стеклянные растения вокруг,
одновременно пытаясь стряхнуть насекомое с плеч и убрать усики, проникшие
к нему в мозг. Он вцепился и дергал за тонкие нити. Однако они не
поддавались, и даже приложив все усилия, он не смог ослабить эту хватку в
десять ножек.
На протяжении всей этой сцены гусеница не шелохнулась, не издала ни
единого звука. Лишь ее черные веки реагировали, прикрывая зеленые
глаза-линзы от размахивающего руками Эвана. Это было все равно, что
сражаться с зеркалом. Он причинил больше вреда себе, натыкаясь на деревья
и камни, чем гусенице.
Когда он попытался вытащить усики, торчащие из его уха, то вызвал
этим только невыносимую боль.
Первым сдалось его горло, охрипшее от постоянных воплей. Продираясь
сквозь лес, он растерял последние капли уверенности в своих силах, которую
ему удалось укрепить с того момента, как он оставил свой костюм и
остальное снаряжение из цивилизованного мира. Сначала эти черви, потом
кажущееся спасение, а теперь еще и это. Только непоколебимая вера в свою
способность к выживанию каким-то образом продолжала удерживать его в
здравом уме. Остальные назвали бы эту уверенность самонадеянностью.
Усталость сковала ему ноги и он рухнул на колени. Закрыв лицо руками,
он разрыдался. Гусеница же обвила его плечи, стеклянная и невозмутимая, не
реагируя ни на его эмоциональный взрыв, ни на истерические попытки согнать
ее с насиженного места.
Эван повалился на правый бок. Он лежал, вздрагивая, пытаясь не думать
о том, что с ним произошло, о том, что еще может случиться. Лучше бы он
безболезненно скончался от червей. Хуже всего было то, что он понятия не
имел, что это существо собирается с ним сделать. Съесть его? Устроить в
его мозгах кладку яиц?
Поскольку он не мог больше ни кричать, ни бежать, ему оставалось лишь
лежать неподвижно и ждать. Ждать и думать. Внутри у него все разрывалось.
Да, теперь следовало ожидать растворения его мозга и постепенного
поглощения его через эти два усика. Он начнет терять контроль над собой.
Больно будет только потому, что он знает, что так должно быть.
Новые попытки освободиться от усиков лишь вызвали резкую боль. На
затылке началось тупое пульсирование. Первые сигналы, подумал он. Он
слишком устал, чтобы продолжать сопротивление. Все равно оно ничего не
меняло. Его положение было полностью безнадежным.
Да, насекомое разрушало его изнутри. Он уже видел, что это существо
могло вытворять тем гиподермическим подчелюстным органом. Может, оно уже
начало испускать флюиды у него в голове? Странно, но боли не было и, пока
он не тянул за усики, то ощущал только легкую пульсацию, то нарастающую,
то затихающую, пропадающую без предупреждения и возникающую без боли. Он
невероятно устал от мучений.
Эти пульсации можно было сравнить с морским прибоем. Мягким и
совершенно безболезненным. Слова тоже были безболезненными.
- Извини, Мягкотелое, - прозвучало в пульсации, - что мне так долго
пришлось пробиваться к тебе, но я едва нашел пробку.
Эван перекатился на живот и сел, покачиваясь, прежде чем прислушаться
к эху слов, раздающихся в его голове. Слова продолжали звучать.
- Ты понимаешь меня? Я чувствую, что ты меня принимаешь, но не
передаешь ответ.
Значит это и есть сумасшествие, тихо размышлял Эван. - Твой разум не
поврежден, - заверил его голос. - Смущен и устал, да,
но ясен. Твои импульсы организованы соответственно. Сначала они мне были
совершенно непонятны, но умозрительно они переводились отлично.
- Что отлично переводилось? - Эван понял, что он задал вопрос
мысленно. Он не открывал рта с тех пор, как перестал кричать, я боялся
делать это снова. Ему этот даже не хотелось. Неистовство приводило к
обратным результатам.
- Коммуникативные импульсы рождаются в твоем мозгу. Несколько
смущенные, но это не удивительно. Все коммуникативные импульсы,
испускаемые размягченными мозгами, слегка дезорганизованы.
- Ты не говоришь, - пробормотал Эван, на этот раз вслух. Звук
собственного голоса успокаивал. Может, он и сошел с ума, но по-прежнему
держал себя в руках.
Он заставил себя повернуться и посмотрел прямо в голубо-зелено-желтое
тело стеклянной гусеницы, усевшейся на его плечах.
- Что ты делаешь со мной?
- Я беседую. Прими это за факт. - И как бы в подтверждение сказанного
гусеница подмигнула ему.
Заинтригованный, Эван коснулся тонких серебристых усиков, тянущихся
из головы существа в его левое ухо. Пробиться? Пробка?
- У меня в голове нет никакой пробки, - буркнул он.
- Конечно есть, - гусеница казалась очень уверенной в себе. - Каждое
разумное существо имеет пробку. Просто твою мне было трудно отыскать.
Любопытно, но, кажется, ей никогда не пользовались прежде. В результате
она атрофировалась и изменилась. Чтобы наладить связь потребовались
некоторые модификации, которые я произвел, пока ты приходил в себя.
Эван сделал глубокий вздох. Это помогало ему унять дрожь.
- О чем ты говоришь, о каких "модификациях"? Ты что-то сделал в моей
голове? Что ты сделал со мной?
- Просто счистил кое-какие наросты и дал твоим природным органам
возможность нормально функционировать, чтобы открыться мне, - тон гусеницы
был смущенным. - Я думал, ты будешь мне благодарен.
- Я чертовски благодарен за то, что ты вытащил меня из этого гнезда
червей. Насчет остального я пока придержу свое мнение при себе. Почему я
так ясно тебя понимаю?
- Чистота - это следствие проникновения. Она возникает, когда два
разумных существа соединяются друг с другом. Все коммуникативные импульсы
становятся одинаковыми.
Импульсы. Гусеница расшифровала электрические импульсы, которые
вместе создавали разумные мысли в мозгу Эвана. Точно так же и он,
вероятно, поступал с импульсами гусеницы. Но каким образом? Через
"пробку"? Был ли это вопрос физиологии или фантазия?
Как бы там ни было, кажется, у них получилось.
- Последовательность и интенсивность импульсов варьируется, -
объяснила гусеница, - но в определенных пределах. При определенной
аккуратности все импульсы понятны. Я не думал, что ты разумен, когда
впервые встретился с тобой в пещере. Меня привлекло огромное количество
растрачиваемого впустую тепла твоего тела. Во всяком случае ты не
продемонстрировал свою способность контактировать. Я вызывал тебя много
раз, но ни разу не получил ответа.
- Ты говоришь о том попискивании и чириканьи? Для меня они звучали
просто как шум.
- Как и твои модулированные звуковые волны для меня. Ты и сейчас
генерируешь их в сочетании со своими мыслями, но я не могу понять ни
единой мысли.
- Когда ты не ответил на мои сигналы, я решил было, что мне просто не
с кем контактировать. Я не счел твою новую форму интересной, так как, по
моему мнению, ты демонстрировал сплошную бессмыслицу.
Эван слегка разозлился, но обнаружил, что в какой-то мере согласен с
оценкой гусеницы. Разумеется, его решение развалиться прямо на гнезде
червей не убедило бы местное разумное существо в том, что он яркая
индивидуальность.
- Что заставило тебя изменить мнение?
- Методичность, с какой ты пытался освободиться от пут червей. Я
подумал, что попытка более глубокого контакта может принести свои плоды.
Поэтому я сделал усилие, и достаточно значительное, обнаружил и
модифицировал твою пробку, подготовив ее для нормального проникновения. И
какую награду я получил за свои попытки? Сначала ты попытался нарушить
связь. Едва ли это поступок разумного существа.
Пульс Эвана приблизился почти к норме.
- Прости. Я не знал, что со мной твориться. Я смутно помнил твою
атаку на червей, хотя я и не знал, что ты делал это ради меня. Я - мои
особи, мой тип не знаком с таким видом коммуникации, который ты называешь
проникновением. Моя пробка, как ты говоришь, это что-то у меня в мозгах, с
чем я не знаком. Я никогда не слышал о ней прежде. И когда ты называешь
этот метод коммуникации глубоким, то для нас это чертовски сдержанно.
Мысль о чем-то, проникающем в наши головы, ну, не особенно приятна. -
После паузы он добавил. - Слушай, ты уверен, что у меня есть этот орган -
пробка или что-то вроде этого в моей черепушке или ты добавил что-то от
себя и просто не говоришь мне всей правды?
- Я только модифицировал то, что уже было у тебя в мозгу. Когда ты
запаниковал, я подумал о том, чтобы оборвать связь и оставить тебя в
покое. Но твои муки были столь очевидными, а твое невежество таким
потрясающим, что я не представлял, как ты можешь выжить без помощи.
Поэтому я продолжал настаивать, пока ты не успокоился, и предпринял
очередную серию попыток к разумной беседе.
- Прости еще раз. Я не привык разгуливать здесь в таком виде. С тех
пор, как я бросил свой костюм...
- Костюм?
Эван описал МВМ и его функции, пытаясь воссоздать для гусеницы как
можно более ясную картину.
- А-а. Значит ты обладаешь твердым панцирем, подобно многим
мягкотелым, но тебе пришлось расстаться с ним.
- Нет, нет, - нетерпеливо продолжал Эван. - Это - костюм. Он не
естественный, не часть наших тел. Это продукт производства, изготовленный
из различных металлов и химикалиев.
- Так я и говорю - панцирь.
- Но панцирь растет на теле. А костюм изготовлен на станках,
машинами.
- Что значит машины?
Эван растерялся. Высокоразумный инопланетянин совершенно не знаком с
машинами?
- Мы обсудим это позже, - он стал шарить вокруг.
Гусеница не тронула его рюкзак, лежавший неподалеку. Либо пожиратели
падали не обнаружили еще его содержимое, либо его спаситель отпугнул их.
Свертки с едой были разбросаны вокруг там, где выпали из рюкзака. Он
встал, пытаясь не обращать внимании на тяжесть на своих плечах, подошел и
стал собирать свертки обратно в рюкзак.
- Что это такое?
- Пища.
- Правда? В них нет никакой яркости.
- Они содержат химическую энергию. Я не охочусь за фотоэлементами как
ты. Мое тело вырабатывает энергию, окисляя определенные химические
соединения и расщепляя их на сахар и другие элементы, которые... -
впрочем, органической химией мы займемся попозже.
- Я знаю, что мягкие формы жизни забирают энергию, потребляя другие
мягкие формы, но никогда не видел, чтобы они были такими ограниченными. Я
знаю, что ты должен быть потребителем мягких форм жизни, потому что ты
держишься в тени, в то время как все разумные существа инстинктивно
стремятся к свету.
- Мне не нужен солнечный свет для поддержания жизни, - начал было
Эван, но поправил себя, - лишь время от времени легкая доза, чтобы мое
