казался свежим, но в нем было полно мельчайших кремниевых частиц. Он не
собирался наживать себе силиконовую болезнь.
Экипированный таким образом, он глубоко вздохнул, благо температура
воздуха была сносной, и вышел из скафандра в буквальном смысле голый и
одинокий во враждебном чуждом мире.
Он проверил маяк на своем запястье. Маяк немедленно отреагировал,
свечение сильное, батареи свежие. Свечение усилится и будет ярче, если он
приблизится к другому маяку. Это было сделано для того, чтобы дать
возможность оставшимся в живых после катастрофы найти друг друга. С его
помощью он найдет маяк Мартины Офемерт. Радиус его действия был невелик,
но он уже находится достаточно близко и маяк ему еще послужит.
Со временем маяк даст знать о его местонахождении спасателям. А до
этого благословенного дня ему придется продержаться, может, несколько
недель или даже больше. Именно столько времени пройдет, пока в компании не
поднимут тревогу и не пошлют за ним челночный корабль.
Он вспомнил направление, взятое безвременно погибшим МВМ:
северо-запад. Ориентируясь по солнцу, он отправился в правильном, по его
расчетам, направлении. Если к вечеру от маяк не станет ярче, он вернется и
найдет другой маршрут.
Скафандр для него теперь стал абсолютно бесполезным. И все же он
покидал его неохотно. Это была его последняя связь с Самстэдом и
безопасностью.
Лес сомкнулся вокруг него. Каждое растение, как бы невинно оно ни
выглядело, представляло для Эвана потенциальную опасность. Ему казалось,
что все его преследуют, выжидают удобного случая, чтобы устроить взрыв,
или плюнуть кислотой или накрыть его какой-нибудь жуткой сетью. Ему
потребовался не один час, чтобы уразуметь, что не всякое живое существо на
Призме поставило перед собой цель уничтожить его. До тех пор, пока он сам
не представлял для них опасности, они оставались весьма равнодушными к его
присутствию.
Кто же из них действительно был опасен, он не смог бы сказать.
Гладкие кристаллы, казавшиеся твердыми и негнущимися, вдруг оказывались
мягкими и эластичными, когда он случайно задевал их, а те, которые
выглядели пушистыми, оказывались напичканными страшными колючками. Он
потратил целых полчаса, выдергивая крючки из своей левой ноги и, получив
такой урок, решил избегать контактов с чем бы то ни было, даже если бы
ради этого ему пришлось свернуть с намеченного курса и идти в длинный
обход.
Положительный момент оказался в том, что его ботинки вполне
выдерживали нагрузку. Подошвы были хоть и тонкие, но прочные; качество,
сопутствующее современной обуви. Кроме того, большинство силикатных
кристаллов, образующих поверхностный покров, были гораздо мягче чем их
шипастые, колючие и более рослые родственники. На некоторых, как например,
пузыристых хлорофилловых кристаллах, можно было не порезаться, а скорее
поскользнуться на их стеклянных изгибах и сломать себе шею. Ему
приходилось скользить по ним, как по льду.
С водой тоже не было проблем. Вот уж чего здесь было в избытке.
Поздним вечером он нашел себе приют под кондаритом. Этот большой кристалл
напоминал несколько дюжин стеклянных зонтиков, растущих один внутри
другого. Каждый из них был окрашен в разные цвета, но у всех был
зеленоватый оттенок, благодаря живущей в нем бактерии. Между зонтичными
поверхностями жили маленькие шестиногие существа с тремя пластинками на
спине, поглощающими свет. Они осторожно выглядывали, чтобы посмотреть на
него и немедленно прятались, как только замечали его взгляд.
Ему было любопытно, нужна ли вода для таких кристаллов, как кондарит.
Похоже на то, что вода нужна была им, чтобы доставлять соли и минералы,
необходимые для роста и поддержания здоровья в свою структуру, но ведь тут
не было древесной массы, формирующей тело нормального дерева. Может быть,
они пользовались некой пористой силикатной мембраной? Еще один вопрос для
ботаников - или скорее для геологов.
Весь следующий день и всю ночь шел дождь. Эван проснулся до рассвета
и вновь отправился в путь. Его организм не сразу привык к более длинным
дням и ночам. Но все же он чувствовал себя бодрым и свежим и почти обрел
уверенность в себе, когда на следующее утро подошел к небольшому пруду,
чтобы напиться.
Он не решился подойти сразу только потому, что нечто - похожее на
стеклянную многоножку - заняло самое лучшее место у водопоя. Существо
подобралось к краю пруда и опустило свои челюсти в воду.
Эван, спрятавшись за мягким клубком чего-то, отдаленно напоминавшею
кактус из стальной стружки, увидел, что червяк зашипел, как на сковородке.
Эван от неожиданности отпрянул. Однако реакция дальше не распространялась
и он осторожно вернулся на свой наблюдательный пункт.
Вода расступилась и из нее появилось нечто, похожее на гигантскую
амебу.
Медленно и терпеливо клейкое вещество окутало мертвого червяка и
всосало его в пруд. Эван осторожно приблизился и посмотрел вниз, рискнув
выглянуть из-под своей пластиковой повязки, защищающей глаза. Кроме того,
что пузыристая трава росла по крайней мере в двух метрах от края воды,
ничто не указывало на то, что в пруду сидело что-то сильное, опасное и
абсолютно прозрачное.
Неподалеку росли разнообразные светопоглощающие растения, похожие на
бледно-желтый бамбук. Сложная внутренняя структура из подпорок и балок
давала возможность некоторым тростникам взбираться на сорок метров и выше,
несмотря на узкий диаметр и очевидную хрупкость. Ощущая в себе легкую
дрожь, Эван отломил метра три тростника и сунул его подмышку. Как оружие
оно никуда не годилось, но могло послужить как зонд.
Он испробовал его в следующем новом резервуаре, но только после того,
как из травы выкатилось нечто ярко-красное с бежевым на четырех шариковых
опорах и принялось пить воду. Оно вытянуло желтый свернутый в кольцо
хобот, втянуло им воду и бесшумно укатило обратно в лес. Эван занял его
место у пруда, потыкал несколько раз в воду своим новоприобретенным зондом
и приготовился к прыжку или бегу в зависимости от обстоятельств. Ему не
пришлось делать ни того, ни другого. Ничто не схватило его палку; ничто не
растворило ее. В пруду не было ничего, кроме воды. Только абсолютно
убедившись в этом, он нагнулся и стал пить.
Существо на шариковых опорах относилось к виду органосиликатных, это
была протеиновая форма жизни, защищенная силикатным панцирем. Он поймал
себя на мысли, какой вкус оно приобретет, если поджарить его на медленном
огне. У него еще не кончились запасы МВМ. Он поел немного концентратов,
добавил нужные витамины и продолжил свой путь.
Заметив, что свечение от маяка значительно усилилось, он тут же забыл
о том, как чуть было не попал в лапы троглодита, обитающего в пруду.
Следовательно, он не сбился с курса и ему не придется терять драгоценное
время на то, чтобы возвращаться обратно к скафандру и искать другое
направление. При наступлении долгого вечера сверкание природы, окружающей
его, стало минимальным. Тогда он смог снять свои самодельные защитные
очки, упаковал их аккуратно в рюкзак и обследовал свои скудные запасы
пищи. Ему вполне хватило бы их на возвращение на станцию, но где гарантия
того, что по возвращении он найдет оставшиеся там продукты нетронутыми? Он
уже видел, с какой легкостью местные формы жизни внедряются в материалы,
используемые в производстве электронных компонентов и пожирают их, был
свидетелем и их аппетита к основным элементам, содержащимся в теле
человека. Он может вернуться, питая большие надежды, но найти всего лишь
пустые полки.
Если он собирался впредь кормиться местной дичью, сейчас наступил
лучший случай, чтобы попробовать, тем более, что у него еще оставались
запасы нормальной еды на тот случай, если произойдет расстройство желудка.
Ему придется тщательно выбрать среди органосиликатов что-нибудь съедобное.
Почему бы не попытаться поохотиться прямо сейчас, в то единственное
время суток, когда он мог обходиться без своей громоздкой пластиковой
глазной повязки. Он будет импровизировать. Человечество достигло большего
прогресса, чем требуется для простой охоты и собирания плодов, а граждане
Самстэда тем более. Другими словами, Эван остро сознавал свое невежество.
Впереди лежал еще один водоем в цепи прудов. Его осеняла роща,
которую можно было сравнить со стеклянными шестами, верх каждого из
которых украшало нечто, похожее на покинутое птичье гнездо. Гнезда эти
представляли собой скопление тонких волокон, пытавшихся поймать лучи
медленно заходящего солнца. Эван видел, как они шевелятся, поворачиваются
вслед уходящему свету, пьют фотоны. По центру каждого шеста проходила
зеленоватая вена, толщиной с его ногу. Невозможно было определить, где
кончалась силикатная форма жизни и начиналась углеродистая.
Груды поваленных стволов и обломанных волокон обеспечивали ему
неплохое убежище, но как бы он ни старался, ему не удавалось обнаружить
что-нибудь мелкое и съедобное. Все вокруг было заключено в силикатную
броню или же состояло целиком из несъедобных веществ.
Испытывая ко всему отвращение, он бросил свое занятие еще до
наступления ночи, прилег и лежа смотрел, как волокна на концах
шестоподобных деревьев бессильно свисали вокруг стволов. В угасающем
вечере слышалось множество разнообразных звуков, поражающих своим
многообразием. Сдавленные вопли, резкий свист, жужжание, писк были ему уже
знакомы. Но еще он знал и то, что воздушные волны наполнены какофонией
чуждых звуков, которые его ухо не воспринимало.
Большую тревогу вызывало у него то, что ночью могут проснуться ночные
хищники, хотя до сих пор никто не тревожил его после наступления темноты.
Это было большой удачей, так как единственным оружием в его распоряжении
был хрупкий силикатный обломок и кусочек пузырящейся травы. Он старался
лежать тихо, как только возможно.
Ночью так же, как и днем, воздух был теплый, тоже большая удача,
учитывая его скудное одеяние. Неужели его предки вообще обходились без
одежды? Но ведь они были покрыты шерстью.
Что же, он еще не погиб, и с каждым часом своей жизни обретал все
большую уверенность в себе, если не оптимизма насчет будущего. Разве он не
выдержал почти целые сутки на чуждой планете без скафандра? Это был
талант, уже давно ставший ненужным жителям Самстэда, и сейчас был
восстановленный Эваном Орджеллом в силу необходимости. Он прошел
многокилометровый путь при помощи собственных мускулов, избежал встреч с
несколькими опасными формами жизни и сделал попытку, пусть и неудачную,
добыть местную пищу. Он был убежден, что ему есть, чем гордиться.
В самом деле, казалось, что обитатели Призмы его полностью
игнорируют. Это наблюдение привело его к парадоксальному заключению. Если
бы персонал исследовательской станции не пытался защищаться, а вместо
этого предоставил станцию на произвол судьбы, остались бы они после этого
в живых? На такой непредсказуемой и мало исследованной планете, как
Призма, не лучше ли перед лицом чуждой атаки прибегать к пассивности, чем
предпринимать активные действия?
Эти мысли на некоторое время отвлекли его от ночных звуков. Он сидел,
скорчившись между двумя стекловидными деревьями и смотрел, как звезды
сменяют солнце и наполняют мир своим странным светом. Когда действие
адреналина в его крови уменьшилось, он почувствовал, как им овладевает
усталость и осознал, что он по настоящему измучен.
Он не заметил, как уснул, и не собирался просыпаться до самого утра.
