об этих злополучных бактериях, она велела стереть всю последующую часть.
- Думаете, вы очень умны! Да вы просто дурак! Вы же напрашиваетесь на
то, чтобы вас немедленно поместили в стоунер!
- А какая мне разница? - заметил Джеф. - Я все это время прекрасно
понимал, что меня никогда не признают здоровым и не выпустят отсюда. Ни
одного иммера не освободят. Правительство выполнит все положенные
процедуры, продержит нас ровно столько времени, сколько предусмотрено по
закону, а затем объявит, что мы неизлечимы, и поместит нас всех в
стоунеры. Нас припрячут так, что никто и никогда не обнаружит.
Правительство вынуждено поступить таким образом. Оно не может нас
освободить, зная, что нам известно все об этом чудодейственном эликсире.
Мне осталось жить всего два субмесяца, если, конечно, это почти одиночное
заточение вообще можно назвать жизнью. Всего два месяца. Затем
правительство посадит нас в стоунеры. Больше терпеть оно нас не станет.
Оно вполне может это сделать. Разве ему трудно прикрыть свои действия
какими-то рассуждениями о законе.
- Вы не понимаете, что несете!
- Понимаю. Можете не сомневаться. Впрочем, вам это известно. Вы
должны также понимать, если у вас есть хоть капля ума, что и вы сами
находитесь в такой же опасности. Самый лучший способ, который есть в
распоряжении правительства, чтобы заставить вас хранить молчание. Это
предложить эликсир и вам. Но, к сожалению, у них не будет уверенности в
том, что вы не передадите его кому-нибудь еще. Не исключено, что вам
захочется, чтобы ваш муж, ваши дети и все те, кого вы любите, кто вам
дорог, старели столь же медленно, как станете стареть вы. Разве у вас не
появится соблазн обеспечить их эликсиром? Вы попросите, чтобы дали и на их
долю. И что вы станете делать, когда вам откажут?
Они не могут позволить себе рисковать с вами подобным образом. Я
думаю, власти хотят сохранить эликсир только для себя, для тесной группы
избранных. Власти ничего не сказали людям и никогда ничего не скажут.
Слишком велики были бы последствия такого шага. Последствия социальные,
политические и, кто может знать, какие еще. Но храня этот секрет, они
совершают ту же ошибку, что допустил Иммерман. А такие, как вы и все те,
кто допрашивал иммеров, а сейчас играет роль их тюремщиков, опасны для
новой эпохи, для новых иммеров!
Главное различие между старой и новой элитами в том, что группа, к
которой принадлежал я, по крайней мере мечтала изменить правительство в
лучшую сторону!
Врач присела в кресло и смотрела на Кэрда так, словно пыталась
представить его собственное будущее. Кэрд сочувствовал ей, но ему во что
бы то ни стало нужно было убедиться в правильности своих подозрений.
Теперь он уже почти не сомневался. Все было достаточно очевидно.
- Может быть, лучше обсудим, каким образом мы оба сможем смыться
отсюда, - сказал он.
Врач встала.
- С предателями я дела не имею, - слегка дрожащим голосом объявила
она.
Она отдала команду, и дверь тотчас же отворилась. Вошли атлетического
сложения санитары.
- Отведите его в комнату. И смотрите, чтобы по дороге он ни с кем не
разговаривал. Вы за это отвечаете!
- Я пойду спокойно, - сказал Кэрд. - А вы подумайте о том, что я
сказал. У вас осталось не так уж много времени.
Вернувшись в свою маленькую, но удобно обставленную комнату, Джеф
задумался. Он уставился на пустые экраны на стене с таким видом, будто
пытался каким-то чудодейственным колдовством вызвать на них картины
будущего. Врач в своем кабинете наверняка сидит сейчас точно так же.
Однако рассчитывать, что она окажет ему какую-то реальную помощь, Кэрд не
мог. Она в первую очередь будет думать о своем спасении. А тем временем
сеансы терапии, которые она проводила с ним, продолжатся. Он будет и
дальше объектом этих до механизма отработанных рутинных процедур, а затем
однажды она исчезнет. Либо ее арестуют органики, либо она, пытаясь
спастись, в отчаянии решится стать дэйбрейкером.
В следующий Вторник, если все будет так же, как и во все предыдущие
Вторники, ему снова предстоит вдохнуть туман истины. Его обязательно
спросят, не размышлял ли он о возможности побега.
Он скажет, что думал об этом. Он надеялся, что сможет убедить врача
помочь ему. Вот и все. Никакого другого плана у него не существовало, да и
этот, единственный, не оставлял особой надежды.
Кэрд вздохнул. Почему бы и в самом деле не поразмышлять, каким
образом можно выбраться отсюда? Любой пленник на его месте давно бы уже
изобрел дюжину способов спасения. Любой пленник. Но он придумал всего
один, и случилось это не далее, как сегодня утром, перед тем как он
отправился к врачу. Да и на этот единственный свой план он вовсе не
рассчитывал. Думать на эту тему скорее было для него просто развлечением.
Врач сказала, что отсутствие у Кэрда мыслей об освобождении
озадачивает ее.
Его самого это тоже удивляло.
35
Существовало место, где не было никакого освещения, но свет лился. И,
наоборот, можно было сказать, что света нет, а освещения достаточно.
Время там отсутствовало: разве можно полагать, что старые, с одной
стрелкой, часы отсчитывают время! Стрелка к тому же не двигалась. Стрелка
ждала, когда Время сдвинет ее. Не просто дни и часы, а - Время.
И в месте этом - сколько же мест сомкнулось в нем! - находилось
творение, не имеющее облика. Оно походило на Джефа Кэрда, но точно так же
- и на других.
У него не было имени. Творение ждало верного часа, чтобы выбрать его.
Вполне можно было утверждать, что творение это не имело никаких
частей и все же представляло собой некоторую совокупность.
Возникнув во Вторник, оно и прожило свою короткую жизнь только в этот
день. И все же оно мечтало побывать во всех семи днях недели подряд.
Творением этим владели все те мысли о возможности освобождения,
которыми жил Джеф Кэрд. Оно знало, каким образом можно выбраться из этой
крепости и как уйти в леса на противоположном берегу реки Гудзон.
И все-таки именно Кэрд создал его и заключил в оболочку, оставив
открытым только один канал. И по этому каналу творение выпускало на волю
все мысли об освобождении, едва только они приходили в голову Кэрда. Оно
самостоятельно перекрывало канал, когда Кэрду предстояло окутаться туманом
истины, и снова включало канал, едва действие лекарства прекращалось.
Творение выталкивало и те раздумья Кэрда, которые в прошлом давно
одолевали его, когда он создавал свое детище - существо вне времени, без
единого облика, без имени.
Правительство, обнаружив его исчезновение, объявит тревогу и
оповестит о побеге всех имеющих отношение к делу представителей власти. Но
идентификационные данные беглеца будут ложными. Это творение, ставшее
человеком, не будет походить на заключенного, известного под именем
Джефферсона Сервантеса Кэрда.
Филип ФАРМЕР
МЯТЕЖ
("Мир дней" #2). Пер. - З.Гуревич.
Philip Jose Farmer. Dayworld Rebel (1987) ("Dayworld" #2).
1
Он жил в образах семи разных людей.
Об этом он узнал от женщины, в кабинете которой ему пришлось теперь
проводить по часу ежедневно. До того он ничего не подозревал, хотя она и
утверждала, что ему все должно быть известно. По ее словам, он все еще мог
помнить перипетии происшедшего с ним, и, вполне возможно, действительно
помнил. У него, однако, не возникало ни малейших сомнений в ее
заблуждении. Ни малейших. Если он хочет жить, он должен убедить ее, что
ничего не ведал об этом.
Все это несомненно было весьма странным; я раскрою вам суть дела а
потом вы постараетесь убедить меня в том, что все именно так и обстоит.
Если бы ему удалось уверить власти в своей искренности, его не стали
бы казнить, хотя ожидавшая его участь была не менее ужасной. Тем не менее
в таком случае оставалась хоть и призрачная, но все-таки надежда на то,
что когда-нибудь, в отдаленном будущем, кто-то мог решить вернуть его к
жизни.
Женщина-психиатр казалась озадаченной и заинтригованной. Он
подозревал, что и ее начальникам ситуация представлялась загадочной. Пока
они пребывали в этом состоянии, у него сохранялась надежда остаться в
живых, а значит - и шансы выбраться отсюда. Однако он знал - или полагал,
что знает, - и то, что за все время существования этой странной больницы
выбраться из нее еще никому не удавалось.
Человек, который теперь называл себя именем Вильям Сен-Джордж Дункан,
сидел в кресле в кабинете психиатра Доктора Патриции Чинг Арезенти. Он
только недавно пришел в сознание после очередного сеанса, и состояние его
еще оставалось немного сумбурным. Вдыхание тумана истины на всех оказывает
подобное действие. Спустя несколько секунд обрывки его сознания, словно
мелкие кусочки - картинки - головоломки, встали на нужные места. Цифры
настенного хронометра свидетельствовали: и на этот раз он находился в
парах тумана ровно тридцать минут. Мышцы ломало, спина болела, разум
подрагивал, как трамплин для прыжков в воду, с которого только что прыгнул
ныряльщик.
Удалось ли ей узнать что-нибудь на этот раз?
- Как вы чувствуете себя? - улыбаясь, спросила Арезенти.
Он уселся прямо и принялся пальцами разминать затекшую шею.
- Мне снился сон. Я был облаком, состоящим из маленьких железных
частичек, которые, подхваченные ветром, метались и крутились в просторной
комнате. Потом кто-то бросил в нее огромный магнит, и я, облачко частичек,
помчался к нему и превратился в сгусток единой твердой массы железа.
- Железа? Вы скорее похожи на воск или на термопластик. Вы лепите
себя в другого - или в других - по желанию.
- Не знаю, о чем вы говорите, - ответил Дункан.
- А какую форму приняла эта ваша железная масса на сей раз?
- Это был плоский клинок с двумя острыми лезвиями.
- Психоанализ не входит в мои непосредственные обязанности, но я
нахожу этот образ весьма характерным и существенным.
- А что он символизирует?
- Для вас и для меня он может иметь совершенно различный смысл.
- Что бы я ни сказал вам, это неизбежно должно оказаться правдой.
Разве можно лгать, когда ты вдыхаешь туман истины? Это никому не под силу.
- Я всегда верила этому, - заметила врач и после паузы добавила: -
Раньше.
- Раньше? Почему? И вообще, не могли бы вы, наконец, открыть мне,
отчего вы считаете меня отличным от всех других людей. По-моему, вы должны
мне это сказать. Мне кажется, что вы этого не делаете просто потому, что
не в состоянии дать разумное объяснение.
Подавшись вперед, он пристально смотрел на женщину.
- За вашим заявлением не стоит ничего, кроме необоснованного,
иррационального подозрения. Или вы выполняете дурацкие приказы своих
начальников, которые с ума посходили от подозрительности. Вам известно, да
и им не мешало бы знать, что я не обладаю никаким иммунитетом к туману
истины. Никаких доказательств противного у вас попросту нет. Значит, я
действительно не имею ничего общего с теми людьми, которых вы арестовали
за нарушение правил пребывания в определенном дне и за принадлежность к
подрывной организации. Я не могу нести никакой ответственности за
совершенные ими преступления, поскольку не имею к ним никакого отношения.
Я невиновен, как невиновно новорожденное дитя.
- Любой ребенок - потенциальный преступник, - произнесла Арезенти, -
и все же...
Некоторое время оба молчали. Он, вольготно рассевшись в кресле,
