никелевого железа раскопанной части метеорита. Эту установку
сконструировал ван Бум. Ее можно было также использовать для плавки
металла. Алюминий для проводников и дельтатрона ценой огромных усилий
добывался из силиката алюминия, получаемого из глинозема, добытого
непосредственно под слоем дерна у подножия гор на территории Пароландо. Но
этот источник алюминия был быстро исчерпан, и теперь единственным его
поставщиком оставался Соул-сити.
Сэм сел за письменный стол, выдвинув один из ящиков, и вытащил книгу
в переплете из рыбьей кожи, страницы которой были изготовлены из
бамбуковой бумаги. Это был его дневник ("Мемуары воскрешенного"). Пока что
ему приходилось пользоваться чернилами, приготовленными на растворе
вяжущих веществ из коры дуба и хорошо очищенного древесного угля. Когда
технология Пароландо поднимется до больших высот, для записи событий дня и
своих собственных мыслей он будет использовать электронное устройство,
которое обещал ему ван Бум.
Застучали барабаны, и Сэм сразу же начал записывать.
Удар большого барабана означал тире, удары маленького - точки.
Передача велась кодом Морзе на языке эсперанто.
"Через несколько минут сойдет на берег фон Рихтгофен".
Сэм приподнялся, чтобы еще раз выглянуть наружу. Почти в миле отсюда
виднелся бамбуковый катамаран, на котором Лотарь всего десять дней тому
назад отправился вниз по Реке. Через правый ряд иллюминаторов Сэм увидел
коренастую фигуру с копной густых волос, выходящую из ворот бревенчатого
дворца короля Джона. За ним следовали его телохранители и прихлебатели.
Король Джон хотел лично удостовериться в том, что фон Рихтгофен не
передаст Сэму Клеменсу какое-либо тайное послание от Элвуда Хэккинга.
Экс-монарх Англии, нынешний соправитель Пароландо, был одет в
красно-черную клетчатую юбку и накидку, наподобие пончо. На его ногах были
высокие, до колен, кожаные сапоги, вокруг толстого туловища - широкий пояс
с несколькими ножнами для стальных кинжалов, короткого меча и стального
топорика. В одной руке он держал стальную корону - один из многих
источников разногласий между ним и Сэмом. Клеменс не хотел зря тратить
металл на подобный бесполезный анахронизм, однако Джон настоял на своем, и
Сэму пришлось уступить.
Определенное утешение Сэм находил, размышляя о названии своего
маленького государства. На эсперанто это означало "парная земля" и стало
названием государства, потому что управляли им двое. Но Сэм не сказал
Джону, что другим переводом слова Пароландо могло быть "Земля Твена /Twain
(англ.) - два, двое (поэтич.)./".
Обогнув длинное низкое фабричное здание, Джон оказался у лестницы в
обиталище Сэма. Его телохранитель, здоровенный головорез по имени Шарки,
потянул за веревку колокольчика, и раздался высокий мелодичный звон.
Сэм высунул наружу голову и удивленно закричал:
- Добро пожаловать, Джон!
Англичанин поднял взгляд своих бледно-голубых глаз и дал знак Шарки
пройти вперед. Джон очень боялся убийц и имел на это довольно веские
причины. Кроме того, он был возмущен, что ему пришлось идти к Сэму, но он
знал, что фон Рихтгофен сначала доложит обо всем Клеменсу.
Шарки вошел в рубку, осмотрел ее, заглянул во все три примыкающие к
ней комнаты. Из задней спальни раздались низкие рычащие звуки, не хуже
львиных. Шарки быстро отпрянул назад и притворил дверь.
Сэм заметил его испуг и сказал:
- Хоть Джо Миллер и болен, но он все же в состоянии закусить за
завтраком десятком лучших бойцов Джона, да еще и попросить добавки.
Шарки ничего не ответил и через иллюминатор подал знак своему
хозяину, что тот может подняться, не опасаясь засады.
К этому времени катамаран уже причалил, и на равнине показалась
тонкая фигурка фон Рихтгофена с чашей в одной руке и с деревянным
посольским жезлом с крылышками - в другой. В соседний иллюминатор была
видна долговязая фигура де Бержерака, возглавлявшего отделение стражников,
идущих к южной стене. Ливи поблизости не было видно.
Джон вошел внутрь.
- Доброе утро, Джон!
Англичанин был очень уязвлен тем, что Сэм категорически отказывался
обращаться к нему со словами "Ваше Величество". Их официальным титулом был
"Консул", но даже этот титул Сэм произносил очень неохотно, подстрекая
других, чтобы те называли его боссом, поскольку это еще больше досаждало
Джону.
Англичанин хмыкнул и сел за круглый стол. Другой телохранитель,
огромный темнокожий протомонгол с массивными кистями и невообразимо
мощными мускулами по имени Закскромб, умерший примерно в тридцатитысячном
году до н.э., зажег для Джона огромную коричневую сигару. Зак, как его
обычно называли, был, если не считать Джо Миллера, самым сильным человеком
в Пароландо. К тому же Джо Миллер не был человеком, по крайней мере, не
был "гомо сапиенс".
Сэму очень хотелось, чтобы Джо поднялся с постели. Присутствие Зака
действовало ему на нервы. Однако Джо накачался большой дозой жевательной
резинки, так как двумя днями раньше крупный скол железа выпал из захвата
крана как раз в тот момент, когда Джо Миллер проходил под ним. Крановщик
клялся, что это было просто несчастным случаем, но Сэм подозревал, что это
не так.
Сэм раскурил сигару и сказал:
- Есть какие-нибудь сведения о вашем племяннике?
Джон ответил не сразу, глаза его слегка расширились, когда он бросил
взгляд на Сэма, сидевшего по другую сторону стола.
- Нет... и к тому же какое мне до него дело?
- Я просто так поинтересовался, - пожал плечами Клеменс. - Мне пришло
в голову пригласить сюда Артура для того, чтобы посовещаться. По-моему,
сейчас у вас нет особых причин для того, чтобы пытаться убить друг друга.
Это же, как вам известно, не Земля. Почему бы не забыть старые распри? Что
из того, что вы сбросили его в реку? Что было, то было. Мы бы могли
пользоваться его древесиной, к тому же у него очень много столь
необходимого для нас известняка.
Джон вспыхнул, затем прищурился и улыбнулся.
"Коварный Джон, - подумал Сэм. - Льстивый Джон. Презренный Джон".
- За дерево и известняк нам придется платить стальным оружием, -
заметил Джон. - А я не склонен позволять своему дорогому племянничку
обзаводиться большим количеством стали.
- Я подумал было, что лучше сперва обсудить этот вопрос с вами, -
кивнул Сэм, - ибо днем...
Джон напрягся.
- Да?
- Что ж, я подниму этот вопрос в Совете. Возможно, придется
голосовать.
Джон успокоился.
"Ты думаешь, что ты в безопасности, - подумал Клеменс. - Конечно, на
твоей стороне такие члены совета, как Педро Ансерез и Фредерик Рольф, а
результат голосования пять против трех считается отрицательным..."
Он в очередной раз подумал об изменении Великой Хартии Вольностей,
чтобы можно было предпринимать необходимые шаги, но это могло означать
гражданскую войну, а заодно и конец его Мечты.
Он стал расхаживать по комнате, пока Джон громко описывал в
мельчайших подробностях, как он завоевал свою очередную блондинку. Сэм
старался не обращать внимания на слова англичанина. До сих пор хвастовство
Джона приводило его в бешенство, хотя теперь любая женщина, принявшая
Джона, могла жаловаться только на себя.
Зазвонил дверной колокольчик. В рубку вошел Лотарь фон Рихтгофен. Он
снова отрастил длинные волосы и теперь со своими красивыми, в чем-то
славянскими чертами лица, был похож на Геринга, который, правда, был не
такой коренастый. Они были хорошо знакомы друг с другом во время Первой
Мировой Войны, поскольку оба служили под началом старшего брата Лотаря
барона Манфреда фон Рихтгофена. Лотарь был более непринужденным, более
дерзким и по существу более нравственным человеком, но в это утро его
улыбки и его добродушие исчезли.
- Что? Плохие новости? - заволновался Сэм.
Лотарь взял чашу вина, предложенную Сэмом, выпил ее одним махом и
сказал:
- Сеньор Хэккинг вот-вот закончит возведение укреплений. Стены
Соул-сити имеют в высоту около 12 футов и в толщину ярда три по всей
длине. Хэккинг держал себя со мною отвратительно, даже омерзительно. Он
называл меня "офейо" и "хонкио" /Honky, honkey, honkie (жаргон
американских негров) - белый самец./, словами для меня новыми. Я не
удосужился спросить у него, что они означают.
- "Офейо", возможно, от английского "offal" /Offal (англ.) - отбросы,
падаль./. Но второго слова я не слышал, - сказал Сэм.
- Еще услышите и довольно часто, в будущем, - сказал Лотарь. - Если
будете иметь дело с Хэккингом. А иметь дело с ним придется непременно. В
конце концов, Хэккинг все-таки снизошел до разговора о делах, но сначала
обрушил на меня целый поток брани, главным образом, из-за моих
предков-нацистов. На Земле, как вам известно, я даже ничего не слышал о
них, так как погиб в авиакатастрофе еще в 1922 году. Казалось, что-то
раздражает его, возможно даже, что гнев его был вызван вовсе не моим
происхождением. Однако главное в его речах - это то, что он, возможно,
ограничит нам поставки бокситов и других минералов.
Сэм оперся на стол и сосредоточился. Затем сказал:
- Велика храбрость - измываться над послом.
- Похоже на то, - продолжал фон Рихтгофен, - что Хэккингу не очень-то
по душе состав населения его государства. На одну четверть это негры
Гарлема, умершие где-то между 1960 и 1980 годами, и на одну восьмую -
негры из Дагомеи восемнадцатого века. Но у него целая четверть нечерного
населения, состоящая из арабов-бедуинов ХIV-го века из Судана, которые до
сих пор фанатично провозглашают Магомета своим пророком и считают, что
здесь они отбывают всего лишь небольшой испытательный срок. Затем еще
четверть населения представляют дравиды из Южной Индии ХVII-го века.
Наконец, одна восьмая его людей - из разных времен и эпох. Незначительное
большинство в этой восьмой части составляют люди двадцатого века.
Сэм кивнул. Хотя воскрешенное человечество состояло из лиц, живших от
двух миллионов лет до нашей эры и до 2008 года нашей эры, одна четвертая
часть его - если верить оценкам специалистов - родилась после 1899 года.
- Хэккингу хочется, чтобы его Соул-сити был населен исключительно
черными. Он говорит, что верил в возможность интеграции, когда жил на
Земле. Молодые белые люди тех лет были свободны от расовых предрассудков
своих отцов, и у него была надежда. Но сейчас на его территории не
очень-то много его белых современников. Прежде всего, его сводят с ума
бедуины. На Земле Хэккинг был мусульманином, вам это известно? Сначала он
был Черным Мусульманином американского доморощенного толка. Затем он стал
настоящим мусульманином, совершил паломничество в Мекку и был совершенно
уверен, что арабы, несмотря на то, что они белые, не являются расистами.
Однако резня суданских негров, учиненная суданскими арабами, и
история порабощения арабами негров встревожили его. Но все же эти бедуины
девятнадцатого века не расисты - они просто религиозные фанатики и все
сводят к своему веротолкованию. Он не сказал этого прямо, но я пробыл там
десять дней и видел достаточно. Бедуины хотят обратить весь Соул-сити в
свою ветвь магометанства, и если им это не удастся сделать мирным путем,
они не остановятся перед кровопролитием. Хэккинг хочет избавиться от них,
а также от дравидов, которые, похоже, считают себя выше африканцев любого
цвета кожи. Во всяком случае, Хэккинг будет продолжать снабжать нас
бокситами, если мы пришлем ему всех своих черных граждан в обмен на