нем, таким, каким он всегда хотел быть...
Андрей вспомнил себя на Земле, и город с названием Назарет, и город с
названием Москва, в котором он не успел тогда побывать, но который теперь
ощутил - от пустующих домов Юго- Запада до ярмарочной, с японским говором,
толкучки Кремлевской площади. И еще он вспомнил, что ему нравилась Таня из
параллельного класса, попавшая под машину незадолго до его отъезда в
Израиль; это не имело значения - Таня уже на Саграбале, и ему не нужно
мучиться, подбирая слова, Таня все понимает, но и это тоже не имело
значения, потому что понимание - лишь одна из многочисленных сфирот, а
есть более глубинные чувства, мысли, ощущения, перед которыми Вселенная от
начала до конца времен - лишь рябь на поверхности океана...
Муса вспомнил себя в Мекке, и вспомнил себя в Газе, и вспомнил себя в
желтой пустыне пред ликом Аллаха. Он вспомнил себя-Мессию, себя-Мухаммада,
себя-Яхве, все это был он, и тогда он подумал, что возомнил о себе, ибо
один он был - ничто...
Ричард вспомнил себя в тот миг, когда мир, привычный и единственно
понятный ему, стал всего лишь меткой, а реальностью стали холмы Саграбала,
и лишь присутствие рядом Джоанны заставило его не закричать от страха.
Воспоминание было неприятным. В мире сфирот, где он пребывал, оно могло
возникнуть лишь на пересечении с одним из измерений времени, и, значит, он
в чем-то так и остался связан с материальным миром...
Джоанна вспомнила себя такой, какой будет когда-нибудь, - она стояла
под палящим солнцем Саграбала, кожа ее была гладкой и темной от загара,
тело - гибким и упругим, она и сейчас могла бы стать такой, но не хотела
этого. Приятно было думать о будущем как о прошедшем, но будущее нужно
создать, иначе прошлым станет настоящее...
* * *
Может ли Бог, если он всемогущ, создать камень, который он сам не
смог бы поднять?
Этим вопросом когда-то в прошлом занудливые схоласты пытались
поставить в тупик теологов, ибо противоречие выглядело сколь очевидным,
столь и неразрешимым. На самом деле, препятствием к чему бы то ни было для
поистине всемогущего существа может стать лишь нежелание сделать нечто, но
вовсе не невозможность это сделать. Бог мог создать материальное тело
любой, сколь угодно большой, массы, но вопрос - сумеет ли Бог это тело
поднять, лишался при этом смысла, ибо поднять можно лишь то, что лежит на
земле или иной притягивающей поверхности. Между тем, бесконечно большая
масса не могла ни лежать на чем бы то ни было, ни, соответственно, быть
поднятой - смысла лишалась физическая структура ответа, но вовсе не
бесконечно всемогущая суть Бога.
Я пытаюсь объяснить читателю противоречивость этой древней антиномии,
поскольку события на Саграбале подвели меня, наконец, к необходимости
сделать финальный бросок сюжета. Для И.Д.К., Йосефа, Дины и других людей
Миньяна проблема заключалась в невозможности осознать собственное
всемогущество. Каждый из них в отдельности оставался человеком - осознавал
себя человеком, думал, как человек, соответственно своему характеру и
темпераменту, поступал, как человек. Они были людьми Кода - каждый в
отдельности, - но вместе являли себя как существо, более могучее, с
сознанием, пронизывающим все материальные и нематериальные структуры
Вселенной.
Почему моих читателей не приводит в недоумение одновременный восход
солнца на всей поверхности Саграбала - природное явление, которое повергло
бы в шок любого физика ХХ века, - но раздражает то, что происходило вслед
за созданием Камня?
* * *
И.Д.К. зашвырнул камень, размахнувшись - ему показалось, что возник
низкий, густой свист, и камень вонзился в темное небо, но это, конечно,
было не более, чем впечатлением, созданным им самим. Камень был - и камня
не стало, и скорее всего, материальный мир недосчитался в этот момент
нескольких десятков килограммов инертной массы.
В следующее мгновение - мгновение действительно было следующим,
отделенное от предыдущего единственным квантом в каждом из трех измерений
времени, - И.Д.К. обнаружил себя в сумрачном холле иерусалимской ешивы "Ор
леолам". Он стоял на нетвердых ногах, сжимая в правой руке влажную ручку
своего потрепанного "дипломата", и оглядывался по сторонам. Он уже был
здесь когда-то, и все же он был здесь впервые.
К нему бесшумно приблизился, поблескивая в полумраке бронзовыми
глазницами, дискообразный робот-служка.
- Тебя ожидают? - вопрос прозвучал, будто нацарапанный на затылке
тупой иглой.
- Да, - подумал И.Д.К. - Рав Йосеф Дари.
- Следуй за мной.
В коридорах ешивы пахло временем - запах был тусклым, как разбитое
стекло, но все равно мешал, И.Д.К. казалось, что он, переступая по плиткам
пола, топчет столетия. У порога кабинета И.Д.К. сделал над собой усилие,
перепрыгнув сразу через тысячу лет; он, впрочем, не понял - в какую именно
сторону. Кабинет изнутри выглядел почти таким же, каким И.Д.К. видел его
когда-то и где-то. Рав Йосеф Дари встал из- за стола и пошел к И.Д.К.,
протягивая руки.
- Тело Мессии, вижу, не смущает тебя, - сказал И.Д.К., улыбаясь.
- Привык, - заявил Йосеф, указывая на один из стульев.
Сели. И.Д.К. положил на стол "дипломат", открывать не стал, это и не
имело смысла - содержимое было раву Дари хорошо известно.
- Ты знаешь, - сказал Йосеф, положив ладонь на черную поверхность
чемоданчика, - то, что я выбрал этот интерьер, еще не свидетельствует о
моем желании вернуть время. То было хорошее время, согласись, и я был
прав, когда говорил тебе о недопустимости кощунственного отношения к Торе.
И.Д.К. улыбнулся. Он понимал мысль Йосефа.
- Книга "Дварим", - напомнил он. - Если читать с неравномерным
интервалом при начальном трехсотбуквенном шаге... "Саграбал...
Возвращение... Кокон вселенной..."
- Да, и все, что с народом будет потом. И это происходит. Но это -
следствия, а тебя волнуют причины.
- Я хочу понять, что происходило на заре времен, кто создал Код, с
кем говорил Моше на горе Синай. Я до сих пор этого не понял.
- Ты понял, - сказал Йосеф.
* * *
Он стоял на Вершине мира.
Для И.Д.К., воспитанного на физических теориях ХХ века, Вершина
представлялась точкой в пространстве-времени, предшествовашей схлопыванию
Вселенной в кокон. Отсюда можно было видеть всю эволюцию Вселенной,
воспринимая ее исчезавшей в прошлом волной.
Он остановил мгновение - вовсе не потому, что оно было прекрасно,
просто это было последнее мгновение той Вселенной, которую И.Д.К. считал
своей. Он остановил мгновение, материальные процессы застыли, и лишь в
духовных сфирот, неподвластных времени, И.Д.К. ощущал мысли Йосефа и Мусы,
Мессии и Ричарда, Хаима и Андрея, Джоанны и Людмилы. Мысли, ощущения,
поступки остальных людей Кода во всех мирах и временах уходящей Вселенной
- живших, умерших, воскресших, рожденных и лишь зачатых в мысленных сфирот
разума - представлялись И.Д.К. чем-то вроде бега электронов по тонким и
гибким проводам. Сравнение было не лучше любого другого, сейчас И.Д.К.
интересовал лишь единственный его смысл. Вселенная уходила, скатывалась в
материальную точку, в сингулярность, и только он имел возможность повлиять
на то, каким станет мироздание на следующем своем витке.
И.Д.К. проследил мировую линию Земли, будто пальцем провел по пыльной
поверхности четырехмерия - планета уже многие миллиарды лет плыла в
одиночестве, безжизненная, как памятник ушедшей цивилизации. И.Д.К.
поискал взглядом другие планеты, где после Исхода обосновались люди Кода -
в обычном четырехмерии эти планеты располагались в разных галактиках,
разделенные такими провалами пространства, что, казалось, никакая связь
между ними была невозможна.
- Йосеф, - сказал И.Д.К., он хотел быть услышанным всеми, и все
услышали его. - Йосеф, мы можем создать Тору и Код для мира, который
придет вслед. Те, кто создал Тору и Код для нас, ушли с тем миром, что
погиб в коконе тридцать миллиардов лет назад. Они изменили для нас этот
мир, а теперь мы должны изменить мир, который возникнет из нового кокона.
- Тебе виднее, - скептически отозвался Йосеф. Он стоял на холме Стены
на Саграбале, было это почти миллиард лет назад, Йосеф не желал
присоединяться к И.Д.К. и воспринимал последнее мгновение Вселенной таким,
каким воспринимал его И.Д.К. - Тебе виднее, - повторил Йосеф. - Мы можем
это сделать. Но должны ли?
- Должны, - отозвался Мессия, так и не решившийся выглянуть в
материальный мир из многоверти духовных сфирот.
- Должны, - твердо сказал Муса, стоявший в Мекке седьмого века
христианской эры над могилой своего сына Мухаммада - он возвращался в этот
город и это время все чаще.
- Должны, - сказал Хаим и, взяв за руку Андрея - через несколько
столетий, - оказался в той же точке пространства- времени, что И.Д.К. Они
находились в одной-единственной точке, сохранившейся от материальной
Вселенной, и это обстоятельство не доставляло им ни малейшего неудобства.
И.Д.К. стоял на Вершине мира и впервые ощущал, наконец, свою
настоящую и неискаженную суть. И.Д.К. ощущал сейчас все прочие свои сути и
вовсе не удивлялся тому, что в одной из них он был коллективным разумом на
планете в звездной системе, затерянной давным-давно в эллиптической
галактике, удаленной от Земли на расстояние полутора миллиардов парсек. И
еще И.Д.К. ощутил одну из своих сутей, в которой он был ирррациональным
ужасом, охватившим жителей средневековой Европы, когда на их города
обрушилась эпидемия чумы, унесшая сотни тысяч жизней. Эта эпидемия - ее
возникновение и развитие - тоже были частью чьей-то личности, возможно,
даже одного из тех, кто погиб тогда от страшной болезни - так казалось
И.Д.К., так могло быть, и это был наверняка не первый случай, когда
человек погибал, убивая себя сам и не подозревая об этом, как на
протяжении множества веков никто из людей Кода не подозревал о тех
конкретных материальных и нематериальных измерениях, которыми был сам.
И.Д.К. погрузился вглубь себя - до уровня, когда уже не мог управлять
сознанием. И.Д.К. погрузился в себя и на глубине - если двигаться по одной
из осей времени - в четыре миллиарда земных лет обнаружил себя же в
состоянии первичного океана жизни: не на Земле, где в это время еще
бушевали вулканы, а воздух был сух и безжизнен, нет, он обнаружил себя на
поверхности не планеты даже, а большого астероида, отколовшегося от
протопланетного конденсата - он был океаном, ему еще предстояло стать
цивилизацией, и он нес в себе зачатки Кода в виде обрывков
мономолекулярных цепей. Код был еще несовершенным, но уже был, и И.Д.К.
погрузился еще глубже, и обнаружил себя сразу после Большого взрыва - он
был пучком горячих электронов, и еще он был нематериальным коконом,
который так и не взорвался тогда, не вошел в режим обычного времени и
существовал во Вселенной как бы раздельно от нее.
И все эти собственные сущности И.Д.К. ощутил, наконец, как единое
целое - он мог покачать головой, и от этого ужас, поразивший людей Европы,
становился чуть слабее или, наоборот, возрастал, и это, в свою очередь,
влияло на судьбу первичного океана, от волн которого пучок электронов едва
заметно фокусировался, меняя судьбу будущей Вселенной.
И.Д.К. отыскал Дину в этом хаосе представлений и воплощений. Он нашел
ее руку, опущенную, будто судьба, над Землей пятого века до эры Христовой,
Дина была в те годы серией землетрясений в Центральной Азии, погубившей
