выступать с танцами, чтобы дать ему передышку. Рейстлин усомнился,
получится ли, но Тика тотчас сшила себе костюмчик, да такой, что тут уж
едва не взбунтовался Карамон. Тика только посмеялась. Ее танец имел
бешеный успех; выручка возросла столь заметно, что Рейстлин без разговоров
включил ее в представление.
Обнаружив, что наметившееся разнообразие пришлось публике по вкусу,
маг разразился новыми идеями. Несмотря на девичье смущение Карамона,
отчаянно красневшего богатыря заставили демонстрировать перед зрителями
чудеса силы, причем в качестве коронного номера он одной рукой поднимал
далеко не худенького Уильяма над головой. Танису пришлось потрясти публику
эльфийской способностью видеть в темноте. Но даже и Рейстлин удивился,
когда однажды вечером, когда он подсчитывал выручку, к нему подошла
Золотая Луна.
- Я бы спела во время следующего представления, - сказала она.
С трудом веря собственным ушам, маг повернулся к Речному Ветру, и
варвар неохотно кивнул.
- Твой голос обладает удивительными свойствами, - сказал Рейстлин,
ссыпая деньги в мешочек и плотно затягивая тесемку. - Насколько я помню,
прошлый раз мы слышали твое пение в "Последнем Приюте". Тогда оно стронуло
такую лавину...
Золотая Луна невольно покраснела, припоминая песню, благодаря которой
они с Речным Ветром и познакомились со спутниками. Ее муж положил руку ей
на плечо.
- Пошли! - резко проговорил он, зло глядя на Рейстлина. - Я тебя
предупреждал...
Но Золотая Луна лишь упрямо тряхнула головой и знакомым повелительным
движением вскинула подбородок.
- Я буду петь, - сказала она спокойно. - А Речной Ветер будет мне
аккомпанировать. Я сочинила песню...
- Отлично, - кивнул маг, убирая мешочек с деньгами. - Попробуем.
...В "Свинье и Свистке" было не протолкнуться. Зрители собрались
самые разнообразные: маленькие дети и их родители, моряки, дракониды,
гоблины и несколько кендеров, в присутствии которых все прочие то и дело
хватались за кошельки. Уильям и двое его помощников сбились с ног, разнося
еду и напитки. Потом началось представление.
Публика восторженно встретила Рейстлиновы вертящиеся монетки, до слез
хохотала над иллюзорным поросенком, лихо отплясывавшим на стойке бара, и в
ужасе вскочила с мест, когда в окно с грохотом вломился исполинский
тролль. Откланявшись, маг удалился передохнуть. Его сменила Тика, и
зрители, в особенности дракониды, шумно приветствовали ее, стуча кружками
по столам.
Потом перед ними появилась Золотая Луна, одетая в простое голубое
платье. Бледно-золотые волосы окутывали ее плечи, словно водопад,
мерцающий в лунных лучах. Зрители мгновенно притихли. Золотая Луна молча
села на стул, установленный на спешно сооруженном Уильямом возвышении. И
так она была прекрасна, что публика ни единым шепотом не нарушала
торжественной тишины. Все ждали чего-то необыкновенного.
Речной Ветер сел на пол у ее ног. Поднес к губам собственноручно
вырезанную флейту - и заиграл, и спустя несколько мгновений с голосом
флейты сплелся голос Золотой Луны. Слова ее песни были незамысловаты,
мелодия - прелестна и гармонична, причем то и другое запоминалось
удивительно легко, как бы само собой. Однако Танис после первого же
куплета обменялся тревожными взглядами с Карамоном, а Рейстлин, сидевший
около полуэльфа, схватил его за руку.
- Вот этого-то я и боялся! - прошипел маг. - Что сейчас будет...
- А может, как раз ничего и не будет, - сказал Танис, внимательно
приглядевшись к толпе. - Посмотри на них!
А посмотреть было на что. Женщины склонили головы на плечи мужьям;
притихшие дети, и те смотрели только на жрицу. Что же до драконидов, их,
казалось, сковывали некие чары: так иногда музыка завораживает кровожадных
зверей. И только гоблины, скучая, шаркали ножищами. Но и они, до смерти
боясь драконидов, протестовать не решались.
Золотая Луна пела о древних Богах. И о том, как Боги наслали на Кринн
Катаклизм, наказывая Короля-Жреца Истара, да и весь народ, за гордыню. Она
пела об ужасе той ночи и еще многих, последовавших за первой. Она
напоминала слушателям о том, как, почувствовав себя покинутыми, народы
обратились к ложным Богам. Завершалась же песня вестью надежды: истинные
Боги вовсе не отвернулись от Кринна, они лишь ждали, чтобы хоть кто-нибудь
услышал их голос...
Вот умолкла Золотая Луна, стих жалобный плач флейты, и большинство
слушателей встряхнулось, словно пробуждаясь от недолгого, но невыразимо
прекрасного сна. Когда впоследствии их расспрашивали об услышанной песне,
мало кто мог толком ответить.
Дракониды как ни в чем не бывало заказывали пива; гоблины громко
требовали, чтобы вышла Тика и сплясала по новой. Но Танис замечал там и
сям лица, на которых еще лежал отсвет только что услышанной песни.
Полуэльф не особенно удивился, когда к Золотой Луне робко подошла молодая
темнокожая женщина.
- Прости за назойливость, госпожа, - достиг ушей Таниса ее голос. -
Твоя песня растревожила мою душу Я... я хотела бы побольше узнать о
древних Богах... об их учении...
Золотая Луна улыбнулась ей и ответила:
- Приходи ко мне завтра. Я научу тебя всему, что знаю сама.
Так мало-помалу начала распространяться по свету благая весть истины.
К тому времени, когда спутники покинули Порт-Балифор, медальоны Мишакаль,
Богини-Целительницы, вослед Золотой Луне стала носить та молодая женщина,
юноша с тихим голосом и еще несколько человек. В глубокой тайне разошлись
они из Порт-Балифора в разные стороны, возжигая во тьме светочи надежды...
К концу месяца друзья разбогатели настолько, что смогли позволить
себе купить фургон с упряжкой лошадей, припасы в дорогу и верховых коней.
Оставшиеся деньги были отложены на оплату проезда до Санкриста на корабле.
Предполагалось также пополнить казну по дороге, выступая в сельских
поселениях между Порт-Балифором и Устричным.
Алый Маг покидал Порт-Балифор перед самым праздником Середины Зимы, и
провожать его явился чуть не весь город. Добротный фургончик вместил не
только костюмы, съестные припасы на два месяца и бочонок эля, подаренный
Уильямом, - в нем нашлось место еще и для Рейстлина, собиравшегося
путешествовать и спать в повозке. Там же хранились и пестрые полосатые
палатки, которые должны были приютить остальных.
Танис только качал головой: ну и видок! Уж чего-чего с ними не
приключалось, но это превосходило всякое вероятие. Танис посмотрел на
Рейстлина: тот сидел рядом с братом, правившим лошадьми. Одеяние мага,
усыпанное алыми блестками, так и горело на ярком зимнем солнце. Ссутулив
хилые плечи - его донимал ветер, - Рейстлин смотрел прямо вперед, храня
таинственный вид, страшно нравившийся толпе. Карамон, наряженный в костюм
из цельной медвежьей шкуры (опять-таки подаренной Уильямом), опустил на
лицо капюшон, скроенный из шкуры с головы зверя: ни дать ни взять
настоящий медведь правил фургоном. Дети визжали от восторга, когда он
оборачивался к ним и с притворной яростью рычал по-медвежьи.
У самых городских ворот процессию неожиданно остановил драконидский
военачальник. Танис выехал вперед; сердце полуэльфа колотилось у горла,
рука искала рукоять меча. Но драконид лишь высказал пожелание, чтобы они
непременно посетили такое-то и такое-то место, где стояли войска: он-де
похвалился приятелю увиденными чудесами, и теперь вся армия жаждала на них
поглазеть. Про себя Танис поклялся, что и близко не подойдет к упомянутому
драконидом селению, носившему вдохновляющее название - Кровавая Стража. Но
вслух, конечно, пообещал всенепременно там побывать.
И вот наконец ворота. Сойдя с седел, они сердечно простились с новым
другом. Уильям каждого обнял, причем начал с Тики и Тикой же кончил. Хотел
было сгрести в охапку и мага, но посмотрел ему в глаза - и со всей
поспешностью отступил прочь.
Спутники вновь сели на коней, а Рейстлин с Карамоном вернулись в
фургон. Горожане махали руками и требовали, чтобы они вновь посетили их в
дни весеннего праздника Боронования. Стражники распахнули ворота, желая
друзьям доброго пути... Путешественники миновали их, и ворота закрылись.
Дул холодный ветер. Серые облака роняли редкий снежок. Дорога,
которая, согласно всеобщим заверениям, так и кишела путниками,
простиралась вдаль сколько хватало глаз, и на ней не было видно ни души.
Рейстлин затрясся в ознобе и начал кашлять. Потом и вовсе скрылся в
фургоне. Остальные натянули на головы капюшоны и поплотнее закутались в
меховые плащи.
Карамон по-прежнему правил лошадьми, мерно ступавшими по изрытой,
грязной дороге. Вид у великана был необычно задумчивый.
- Знаешь, Танис, - сказал он под звон колокольчиков, которые Тика
привязала к гривам коней, - ну до чего же я рад, что наши друзья этого не
видали! Представляешь, что сказал бы Флинт? Да он бы меня со свету сжил,
старый ворчун! А Стурм? Нет, ты только вообрази себе!.. - И он мотнул
головой, не находя подобающих слов.
Да уж, подумал Танис. Где ты теперь, Стурм, друг мой? Как же мне не
хватает тебя, твоего спокойного мужества, твоего возвышенного
благородства! Жив ли ты?.. Сумел ли добраться до Санкриста? Рыцарь по духу
и сердцу своему, принял ли ты давно заслуженное Посвящение?.. Суждено ли
нам еще свидеться? Или мы расстались, "чтобы никогда более не встретиться
в этой жизни", как предсказал Рейстлин?..
Они уезжали все дальше. День клонился к вечеру; погода испортилась
окончательно, грозя бурей. Речной Ветер держался рядом с подругой. Тика
привязала коня к задку фургона и уселась рядом с Карамоном. Рейстлин спал
внутри повозки. Танис ехал в одиночестве, склонив голову на грудь, и мысли
его витали далеко-далеко...
2. РЫЦАРСКИЙ СУД
- ...и наконец, - негромко и веско довершил Дерек свою речь, - я
обвиняю Стурма Светлого Меча в трусости перед лицом врага.
Рыцари, собравшиеся в замке государя Гунтара Ут-Вистана, начали
вполголоса переговариваться. Трое, сидевшие отдельно, за массивным столом
из черного мореного дуба, наклонились друг к другу, о чем-то тихо
советуясь.
Согласно предписаниям Меры, за этим столом должны были бы сидеть:
Великий Магистр, Верховный Жрец и Верховный Судья. Так оно и делалось в
давно минувшие времена. Теперь, однако. Великого Магистра попросту не
было, да и Верховный Жрец не назначался со времен Катаклизма. Верховный же
Судья - государь Альфред Мар-Кеннин - хотя и присутствовал, но чувствовал
себя в своем кресле весьма ненадежно, ибо вновь избранный Великий Магистр
будет вправе немедленно его заменить.
Но каково бы ни было положение в Главенстве Ордена, дела Рыцарства
должны были идти своим чередом. Государь Гунтар Ут-Вистан не был
достаточно влиятелен для того, чтобы занять весьма заманчивую должность
Великого Магистра, однако с магистерскими обязанностями справлялся
успешно. Потому-то он и сидел здесь сегодня, в самый канун праздника
Середины Зимы, возглавляя разбирательство по делу молодого оруженосца -
Стурма Светлого Меча. И по правую руку от него сидел государь Альфред,
Верховный Судья, а по левую - государь Микаэл Джефри, отправлявший
обязанности Верховного Жреца.
А перед ними - и это тоже было предписано Мерой - сидело двадцать
других Соламнийских Рыцарей, спешно призванных с разных концов Санкриста в
главный зал замка Ут-Вистан в качестве свидетелей Рыцарского Суда. И вот
теперь они переговаривались и качали головами, а главы Ордена совещались
