разливу Силы, которая во всю его жизнь, где бы он ей ни ставил
преграды, прорывалась в новом месте, -- едва успел он броситься
к ним, как шум и вой поднялись до небес, послышался
воинственный клич, и две встречных волны сомкнулись над головой
Короля.
Ланселот прибыл слишком поздно. Как он ни спешил, все
оказалось напрасно. Он только и смог, что умиротворить страну и
похоронить мертвецов. Затем, едва лишь установилось какое-то
подобие порядка, Ланселот поспешил к Гвиневере. Предполагали,
что она все еще в Лондонском Тауэре, ибо осада, предпринятая
Мордредом, не увенчалась успехом.
Однако Гвиневера исчезла.
В ту пору уставы монастырей были не так строги, как ныне.
Зачастую монастыри походили более на гостиницы для своих
высокородных покровителей. Гвиневера приняла постриг в Эмсбери.
Королева чувствовала, что оба они настрадалась довольно и
довольно причинили страданий другим. Она не пожелала ни
увидеться со своим старинным любовником, ни обсудить с ним свой
шаг. Она сказала, что желает примириться с Богом, и это было
неправдой только отчасти.
Бог никогда особенно не занимал ее мыслей. Она неплохо
разбиралась в догматах веры, но и не более того. Правда же
состояла в том, что она постарела и обрела мудрость: она знала,
что Ланселот относился к Богу с куда большей страстностью, и
что для него подобное обращение все равно неизбежно. И потому,
ради Ланселота, ради того, чтобы облегчить ему этот шаг,
великая Королева отрекалась теперь от того, за что боролась всю
свою жизнь, подавая Ланселоту пример и оставаясь в своем выборе
неколебимой. Гвиневера сошла со сцены.
Большая часть ее побуждений была Ланселоту ясна, и когда
Королева отказалась увидеться с ним, он со стариковской
галльской галантностью забрался в Эмсбери по стене. Он
подстерег ее, попытался переубедить, но она осталась
решительной и непреклонной. Видимо, что-то, увиденное ею в
Мордреде, разрушило присущую ей прежде жажду жизни. Они
расстались, чтобы никогда уже не встретиться на этой земле.
Аббатиса из Гвиневеры получилась прекрасная. Она правила
своей обителью распорядительно, царственно, со своего рода
величественным высокомерием. Маленьких учениц монастырской
школы растили здесь в духе великой аристократической традиции.
Им случалось видеть, как Гвиневера, прямая и величавая, сверкая
камениями на пальцах, прогуливается по саду в светлом, тонкого
полотна облачении, надушенном вопреки уставу. Послушницы все до
единой обожали ее с присущей школьницам пылкостью и шептались о
ее прошлом. Она стала Благородной Старой Дамой. Когда она,
наконец, почила, ее Ланселот, белоголовый, с изрезанными
морщинами щеками, приехал за телом, чтобы отвезти ее к могиле
мужа. Там, в этой достославной могиле, ее и похоронили:
спокойное царственное лицо ее закрыли крышкой, забили гвоздями
и упрятали в землю.
Что же до Ланселота, то он стал затворником ревностным.
Вместе с семеркой своих рыцарей он принял постриг в обители
близ Гластонбери и посвятил остаток дней монастырскому
служению. Артур, Гвиневера, Элейна -- всех их не стало, но и
призраков, он любил их как прежде. Он молился за них по два
раза на дню со всей его так и не узнавшей поражения силой и жил
в радостном аскетизме вдали от людей. Он научился даже
различать в лесах птичьи песни, ибо теперь у него хватало
времени для всего того, чего лишил его дядюшка Скок. Он стал
превосходным садовником и достославным святым.
-- Ipse, -- говорит средневековая поэма о другом старом
крестоносце, бывшем в свое время, подобно Ланселоту, великим
властителем, и также, как он, удалившемся от мира:
Ipse post militae cursum temporalis,
Illustratus gratia doni spiritualis,
Esse Christi cupiens miles specialis,
In hac domo monachus factus est claustralis
Он после мирского смятения войн,
Исполнившись благодати духовного дара,
Пожелал стать ревностным солдатом Христовым
И был в сей обители пострижен в монахи.
Более прочих спокойный, милостивый и добрый,
Белый, как лебедь, ибо лета его были преклонны,
Ласковый, любезный и всеми любимый,
Он нес в себе благость Духа Святого.
Часто посещал он Святую Церковь,
Радостно выслушивал таинство мессы,
Возносил, как только умел, молитвы
И обращался мыслями к Славе Небесной.
Его кроткие и шутливые речи,
Весьма достохвальные и полные веры,
Доставляли всей братии радость,
Ибо не был он важен и высокомерен.
И всякий раз, проходя по подворью,
Он кланялся братьям направо и налево,
И приветствовал, вскидывая голову, вот так,
Тех, кого любил особенно нежно.
Hic per claustrum quotiens transient meavit,
Hinc et hinc ad monachos caput inclinavit,
Et sic nutu capitis eos salutavit,
Quos affectu intimo plurimum amavit.
Когда же пришел и его смертный час, в монастыре этот час
сопровождался видениями. Старому аббату приснился неслыханной
красоты колокольный звон и ангелы, которые, смеясь от счастья,
возносили Ланселота в Небеса. Его нашли в келье мертвым,
свершающим третье и последнее из своих чудес. Ибо скончался он
среди того, что называют Ароматом Святости. Когда умирает
святой, тело его наполняет комнату дивным благоуханием, -- то
ли свежего сена, то ли весеннего цветения, то ли чистого берега
моря.
Эктор произнес над братом прощальное слово, -- один из
самых трогательных прозаических фрагментов в нашем языке. Он
сказал:
-- Ах, Ланселот, ты был всему христианскому рыцарству
голова. И скажу теперь, сэр Ланселот, когда лежишь ты здесь
мертвый, что не было тебе равных среди рыцарей на всей земле. И
ты был благороднейшим из рыцарей, когда-либо носивших щит. И
был ты для любивших тебя самым верным другом, когда-либо
сидевшим верхом на коне. И был ты самым верным возлюбленным изо
всех грешных мужей, когда-либо любивших женщину. И самым добрым
человеком, когда-либо поднимавшим меч. Ты был собой
прекраснейшим изо всех в среде рыцарей и кротчайшим и
учтивейшим мужем, когда-либо садившимся за стол вместе с
дамами, а для твоего смертельного врага -- суровейшим рыцарем,
когда-либо сжимавшим в руке копье.
Круглый Стол распался под Солсбери, и малое число уцелевших
рыцарей его с каждым днем все уменьшалось. Под конец их
осталось лишь четверо: Борс-женоненавистник, Блеоберис, Эктор и
Бламур. Старики совершили паломничество в Святую Землю, дабы
помолиться за упокой души каждого из своих товарищей, и там, в
Страстную Пятницу, они умерли во славу Господа, последние
рыцари Круглого Стола. Теперь не осталось ни одного -- только
рыцари Бани и иных орденов, ничтожных в сравнении.
Участь же Короля Артура Английского, этого нежного сердца и
средоточия всего, о чем здесь рассказано, и по нынешний день
остается загадочной. Некоторые считают, что он и Мордред
поразили один другого мечами. Роберт Торнтонский уведомляет,
что некий хирург из Салерно, пользовавший Короля, осмотрев его
раны, счел, что ему уже не поправиться, и потому Король "храбро
прочитал In manus, не подымаясь с места, где возлежал... и
больше не промолвил ни слова". Те, кто придерживается этой
версии, уверяют, что Короля погребли в Гластонбери под камнем,
на котором значится: "HIC JACET ARTHURUS REX QUON DAM REXQUE
FUTURUS", и что тело его было извлечено из земли Генрихом II,
дабы нанести ответный удар валлийскому национализму, -- ибо
валлийцы уверяли даже, что великий Король вообще не погиб. Они
верили, что он еще вернется, чтобы возглавить их, да к тому же
еще утверждали, по обыкновению ложно, что Король был по
национальности бритт. С другой стороны, Адам Домерхэмский
сообщает нам, что раскопки производились в апреле 1278 года,
при Эдуарде I, и что он сам при этом присутствовал; в то же
время известно, что производились и третьи поиски, тщетные, уже
при Эдуарде III, который, кстати, в 1344 году возродил Круглый
Стол в качестве серьезного рыцарского ордена, подобного ордену
Подвязки. Какова бы ни была подлинная дата раскопок,
традиционно считается, что извлеченные из могилы кости
принадлежали человеку исполинского роста, и что волосы у
Гвиневеры были золотые.
Существует и иной широко распространенный рассказ, согласно
которому компания Королев увезла нашего героя в волшебной барке
в долину Авалона. Говорят, что они переправились с ним через
Северн в свою страну, дабы там залечить его раны.
Среди итальянцев бытует представление о некоем Артуро
Магно, перенесенном на гору Этна, где, как они утверждают, его
еще можно увидеть время от времени. Дон Кихот Испанский, весьма
ученый джентльмен, хотя и спятивший по причине своей учености,
придерживался того мнения, что Артур обратился в ворона, --
утверждение, которое, быть может, и не покажется таким уж
смехотворным тем, кто прочел наш скромный рассказ. Затем, есть
еще ирландцы, которые, смешав Артура с одним из своих
Фиц-Джеральдов, твердят, будто он на ранней заре еще скачет с
подъятым мечом к Лондондерри-Эйр. Шотландцы, у которых имеется
легенда о том, как
Рыцарь Артур
Мчит порою ночной
С копьем золотым
И горящей свечой,
и поныне клянутся его именем в Эдинбурге, где, как они
верят, он восседал на Троне Артура. Бретонцы уверяют, что они
иногда слышат его рог и видят, как он скачет в доспехах, -- они
тоже верят, что он вернется. Напротив, в книге, называемой,
"Возвышенная История Святого Грааля", переведенной
раздражительным ученым по имени д-р Себастиан Эванс, сказано,
будто Артура мирно похоронили в доме молитвы, "что стоит у
начала Опасных Болот". Некая мисс Джесси Л. Эстон упоминает о
рукописи, которую ей угодно было датировать 1533-м годом, и
которая в согласии с "Le Morte d'Arthur" заверяет, что одной из
явившихся за ним Королев была никто иная, как престарелая
ворожея Моргана, его сводная сестра, и что она увезла его на
волшебный остров. Д-р Соммер почитает все это нелепицей.
Множество различных мужей, коих звали Вольфрам фон Эшенбах,
Ульрих фон Цацикгофен, д-р Вехслер, профессор Циммер, м-р Натт
и так далее, либо полностью обходят этот вопрос, либо сохраняют
ученое недоумение. Чосер, Спенсер, Шекспир, Мильтон, Вордсворт,
Теннисон и множество иных надежных свидетелей согласны в том,
что Артур все еще пребывает на земле: Мильтон, правда, склонен
считать, что он находится под землей ("Arturumque etiam sub
terris bella moventem" -- "Также и Артур движет свои войска под
землею"), тогда как Теннисон полагает, что он еще посетит нас
"в облике современного Джентльмена величавой осанки", --
вероятно, похожего на принца-консорта. Вклад же Шекспира
состоит в том, что он поместил своего любимого Фальстафа (после
кончины оного) в лоно не Авраама, но Артура.
Легенды простонародья прекрасны, странны и определенны.
Гервазий Тилберийский, писавший в 1212 году, сообщает, что в
пущах Бретани "лесные обитатели рассказывают, будто через день
на другой, около полудня или же в полночь, когда луна полна и
сияет, они часто видят отряд охотников, каковые в ответ на
распросы, говорят, будто они из числа друзей и челядинцев
Артура". Это, однако, скорее всего попросту шайки браконьеров-
саксов, -- вроде людей Робина Вуда, -- давших своей ватаге
прозвание в честь древнего Короля. Жители Девона привычно
показывают среди скал своего побережья "печь и кресло" Артура.
В Соммерсетшире имеются две деревушки, называемые Восточный и
