с "Веспасиана", но, едва не разлетевшись на куски заодно с "Домицианом",
решил не искушать судьбу.
- Моя идея была не слишком привлекательна, - заявил Конвей, войдя в
кабинет главного психолога. - Встреча с мониторами натолкнула меня на
другую. Что, если мы попросим Дермода одолжить нам корабельные
трансляторы?
- Не пойдет, - О'Мара покачал головой. - Я уже думал об этом.
Трансляторы того типа, который нам нужен, имеются лишь на больших кораблях
и являются тем элементом, удаление которого превратит звездолеты в
небоеспособные единицы. Кроме того, нам понадобится как минимум двадцать
таких компьютеров, а крейсеров же осталось куда меньше. А какая глупость
пришла вам на ум сна чала?
Конвей пустился объяснять. Когда он умолк, О'Мара добрую минуту
рассматривал его, не произнося ни слова, потом сказал:
- Считайте, что я категорически возражаю. Что, если вам так хочется,
я прыгаю по столу, стучу ногами и тому подобное. Откровенно говоря, если
бы не усталость, я бы именно таким образом и поступил. Вы сознаете, во что
норовите меня втравить?
Откуда-то снизу скрежещущий звук. Конвей невольно вздрогнул.
- Думаю, что да, - ответил он. - Неудобство, сумятица в мыслях... Но
я надеюсь более или менее избежать побочных эффектов за счет того, что
позволю мнемограмме завладеть моим сознанием до тех пор, пока это будет
необходимо, а затем подавлю ее и стану переводить. Так оно и было с
мнемограммой тралтанов, и я не вижу, почему та же самая уловка не должна
сработать с ДБЛФ или кем-то еще. Язык ДБЛФ сравнительно прост, во всяком
случае, мне кажется, что стонать по-келгиански будет проще, чем ухать
по-тралтански.
Конвей рассчитывал, что не будет подолгу задерживаться в той или иной
палате - лишь настолько, насколько окажется необходимым для разрешения
проблемы перевода. Некоторые звуки инопланетной речи воспроизвести горлом
будет трудновато, но он собирался попутно использовать кое-какие
музыкальные инструменты. И потом, разве он единственный обратится в
ходячий транслятор? Разве среди инопланетян и землян не найдется таких,
кто согласится принять одну-две мнемограммы? Возможно, многие из них
сделали это, но не догадались попробовать себя в качестве переводчиков.
Язык Конвея едва поспевал за стремительно мчавшимися мыслями.
- Минуточку, - перебил О'Мара. - Вот вы рассуждаете о том, что
мнемограмма завладеет вашим сознанием, потом вы ее подавите, заставите
слушаться себя и так далее. Ну а если у вас не получится? Помнится, раньше
вы работали только с двумя мнемограммами одновременно, а сейчас рветесь
взять сразу несколько. - На долю секунды он замялся и продолжил: - Вы
принимаете в себя запись воспоминаний и ощущений медика-инопланетянина.
Она не стремится вытеснить вас из вашего сознания, но с перепугу вы можете
решить, что так оно и есть на самом деле. Вы знаете, порой мнемограммы
снимаются с весьма агрессивных существ. С теми врачами, которые впервые
берут, так сказать, пачку мнемограмм, происходят странные вещи. У них
начинаются головные боли, кожные болезни и прочие расстройства организма;
все они имеют психосоматическую основу, но доставляют человеку немало
неприятных переживаний. Мощный интеллект способен совладать с подобными
явлениями, но под мощью я разумею не голую силу, которой тут явно
недостаточно, а силу в соединении с гибкостью и наличие своего рода якоря,
чтобы вашей собственной личности было за что зацепиться. Предположим, я
одобрю вашу авантюру. Сколько мнемограмм вам понадобится?
Конвей быстро прикинул в уме. Тралтаны, келгиане, мелфиане, нидиане,
растения, с которыми он познакомился перед отлетом на Этлу, и те существа,
чьим лечением занимался Маннон.
- ФГЛИ, ДБЛФ, ЭЛНТ, нидиане-ДБДГ, ААЦЛ и ХЦХЛ, - сказал он. - Шесть.
О'Мара поджал губы.
- Я бы не возражал, если бы на вашем месте был диагност, - проговорил
он. - Им не привыкать к разшестерению сознания. Но вы...
- Главный медицинский чин в госпитале, - перебил Конвей с усмешкой.
- Гм, - буркнул О'Мара.
В наступившей тишине слышны были человеческие голоса и разнообразные
инопланетные звуки, проникавшие в кабинет из коридора. Должно быть,
разговор велся на высоких тонах, ибо стены кабинета главного психолога
считались звуконепроницаемыми.
- Ладно, - произнес майор, - попробуйте. Но мне совершенно не хочется
потом лечить вас от шизофрении, которую вы наверняка заработаете. В наших
условиях надевать на вас смирительную рубашку - непозволительная роскошь,
поэтому я приставлю к вам сторожевого пса. Вас будет сопровождать ГЛНО.
Бот вам и седьмая мнемограмма.
- Приликла!
- Да. Ему, поскольку он эмпат, в последние часы пришлось очень и
очень несладко, а потому я вынужден был дать нашему приятелю
успокоительного. Но приглядеть за вами или даже помочь он сможет.
Ложитесь.
Конвей улегся на кушетку, и О'Мара закрепил на его голове шлем. Затем
майор заговорил, принялся задавать вопросы и сам на них отвечать. Конвей,
заявил он, должен погрузиться в бессознательное состояние, должен проспать
по крайней мере четыре часа. Быть может, прибавил психолог, он и затеял
все это лишь для того, чтобы иметь возможность как следует выспаться. Ему,
прибавил О'Мара, предстоит выполнить неимоверно сложную работу, от него
потребуется, помимо того, чтобы быть одновременно семью существами, еще и
находиться в семи местах сразу, так что сон доктору ни капельки не
помешает...
- Я думаю, обойдется, - произнес Конвей, борясь с желанием закрыть
глаза. - Выучив в палате несколько основных фраз, я передам их тамошнему
персоналу и отправлюсь дальше. Ведь нужно только, чтобы они понимали,
когда хирург просит скальпель или зажим, а когда говорит: "Сестра,
перестаньте дышать мне в затылок"...
Последним, что Конвей слышал отчетливо, были слова О'Мары:
- Шути, сынок, шути. Чувство юмора тебе ох как пригодится...
Он очнулся в помещении, которое было слишком просторным и слишком
узким, смутно знакомым и в то же время чужим. Отдохнувшим он себя не
чувствовал. Под потолком, вцепившись в него шестью ножками-трубочками,
висело крошечное, огромное, хрупкое, прекрасное, отвратительное существо,
которое являлось кошмарным сном во плоти. Оно напоминало по виду клеллов,
которыми он закусывал на дне своего озерца, и многое другое, в том числе
такого же, как и он сам, обычного цинруссианина-ГЛНО. Существо
затрепетало, уловив исходящее от него эмоциональное излучение. Ну,
разумеется, цинруссиане - эмпаты. Вынырнув на поверхность сознания из
водоворота чужих мыслей, воспоминаний и впечатлений, Конвей сказал себе,
что пора приниматься за дело. Первое испытание он решил провести на
Приликле, благо тот был рядом, и начал рыться в памяти, отсеивая ненужные
сведения и подбираясь шаг за шагом к обретенному столь необычным путем
знанию цинруссианского языка. Нет, поправил он себя, не цинруссианского, а
своего родного. Он должен мыслить и чувствовать, как истинный ГЛНО. Вот
как будто что-то намечается. Ох, ну и мерзость...
Он был цинруссианином, хрупким насекомоподобным существом из расы
эмпатов, обитающей на планете с низкой гравитацией. Теперь он сознавал
красоту пятнистого экзоскелета Приликлы, замечал юношеский отлив его
полуатрофированных крылышек и то, как шевелились жвала собрата от волнения
за него - него, Конвея. Ведь Конвей принадлежал к расе эмпатов и, если
верить воспоминаниям, вел счастливый и здоровый образ жизни типичного
ГЛНО, однако его эмпатические способности куда-то исчезли. Он видел
Приликлу, но не воспринимал его эмоций; свойство, которое как бы
окрашивало в разговоре в различные тона каждое слово, жест и мимику,
позволяя двум цинруссианам, находящимся в пределах видимости друг друга,
получать неизъяснимое наслаждение, сейчас у Конвея начисто отсутствовало.
Он помнил, что всегда умел устанавливать эмпатический контакт, но в
действительности будто превратился к глухонемого. Человеческий же разум не
обладал способностью к эмпатии, а потому в настоящий момент не в силах был
чем-либо помочь ущемленному сознанию ГЛНО.
Приликла издал ряд щелчков. Конвей, который никогда раньше не
обращался с ГЛНО без транслятора, понял, что коллега говорит ему: "Мне
очень жаль" - и выражает искреннее сочувствие. Он попытался произнести
подлинное имя Приликлы, которое лишь весьма приблизительно передавалось
звуками универсального языка. С пятой попытки у него вышло нечто
довольно-таки похожее на то, к чему он стремился.
- Отлично, друг Конвей, - похвалил Приликла. - Я не надеялся, что ваш
замысел окажется успешным. Вы понимаете меня?
Конвей подыскал в голове необходимые звукоформы и осторожно
проговорил:
- Да, благодарю вас.
Затем они попробовали обменяться фразами посложнее, техническими
терминами, медицинскими. Что-то у Конвея получалось, что-то - нет. Тем не
менее, с грехом пополам он теперь мог объясняться на
пиджин-цинруссианском. Внезапно из коммуникатора послышался человеческий
голос:
- Говорит О'Мара. Вы уже проснулись, доктор, поэтому опишу вкратце
наше положение. Атака продолжается, но враг слегка умерил свою прыть -
вернее, ему помогли ее умерить наши добровольцы-инопланетяне. Среди них
мелфиане, тралтаны и отряд илленсанов. Так что вам понадобится еще
мнемограмма ПВСЖ. В самом госпитале... - Последовал подробный отчет о
количестве и состоянии раненых с упоминанием номеров и местонахождений
палат, а также о наличии медицинского персонала, - Решайте, с чего начать,
и чем скорее решите, тем лучше. На случай, если вы чего-то не уловили, я
повторю...
- Не стоит, - сказал Конвей. - Я все запомнил.
- Прекрасно. Как вы себя чувствуете?
- Ужасно. Отвратительно. И - странно.
- То есть, - подытожил О'Мара, - стандартная реакция. До связи.
Конвей отстегнул ремни, удерживающие его тело на кушетке, и шевельнул
ногами. Незамедлительно его обуял панический страх, поскольку многие из
тех, кто помещался в его сознании, буквально не переваривали невесомости.
Кое-как совладав с испугом, он вновь чуть было не лишился присутствия
духа, когда выяснил, что его ноги почему-то не прилипают к потолку, как у
Приликлы. Конвей пересилил себя и ослабил хватку, и тут заметил, что
цеплялся за край кушетки бледным, дряблым отростком, ничуть не похожим на
изящное жвало, какое рассчитывал увидеть. Справившись с очередным
потрясением, он пересек помещение, выбрался в коридор и продвинулся по
нему на расстояние в пятьдесят ярдов прежде, чем его остановили.
Санитар в зеленой форме Корпуса мониторов пожелал узнать, почему он
встал с постели и из какой он вообще палаты. Выражался санитар цветисто и
не слишком почтительно.
Конвей оглядел себя. Огромное, мясистое, омерзительно-розовое тело.
Вполне приличное тело, уверил его голос в мозгу, разве что немного
худоватое. В довершение всего, вокруг отвратительного туловища, там, где
от него отходили два нижних отростка, обмотана была белая тряпка, причем с
какой целью - оставалось для Конвея загадкой. Тело выглядело нелепым и
совершенно чужим.
О Господи, подумал Конвей, я же забыл одеться!
21
Перво-наперво Конвей собрал в кают-компании госпиталя по одному
представителю от каждой расы разумных существ. У интеркомов поставили
часовых-мониторов, чтобы они никого не подпускали к приборам - если,
разумеется, особо настырные и мускулистые инопланетяне не принудят их к
