хотя нет... Сначала я говорю: "Дайте взглянуть хоть краем глаза на этих
живчиков". Пристроил шнифт к микроскопу, гляжу. А их видимо-невидимо.
Правда, что народ или нация, и каждый живчик в ней - николай николаевич.
Надо бы, думаю, по пизде на каждого, но наука еще додумается. Вот тут
приходит академик и говорит: "Вы, батенька, уж как-нибудь сдерживайте
себя, не рычите, не орите при оргазме, а то уж по институту слух пополз,
что мы вивисекцией занимаемся. А времена, знаете, какие? Мы - генетики -
без пяти минут враги народа. Да-с, не друзья, а враги. Сдерживайте себя.
Трудно, по себе помню. Но сдерживайте, скрипите хотя бы зубами".
- Это, - говорю, - нельзя. От зубного скрипа в кишке глисты
зарождаются.
- Кто вам, мой милый, сказал?
- Мама еще говорила.
- Кизма, подкиньте эту идею Лепешинской, пусть ее молодчики скрипят
зубами и ждут самонарождения глистов в своих прямых кишках. По теории
вероятности успех обеспечен. А еще лучше вставьте им в анусы по зубному
протезу. Так будет ближе к глистине... Шарлатаны! Варвары! Нахлебники!
Враги народа! - тут академик закашлялся, побледнел весь, глаза закатил,
трясется, вот-вот хуякнется на пол, я его на руки взял.
- Не бздите, - говорю, - папаша. Ебите все в рот, плюйте на солнышко,
как на утюг, разглаживайте морщинки!
Академик засмеялся, целует меня, благодарит меня за теплое живое
слово.
- Не буду бздеть, не буду! Не дождутся! Пусть бздит неправый!
Кизма тут спирт достал из сейфа, я закусон приволок свой донорский,
ну мы и ебанули за успех науки. Академик захмелел и кричит, что не страшна
теперь человечеству катастрофа, и что если все пиздой накроются и
замутируют, то моя сперма зародит нового здорового человека на другой
планете, а интеллект - дело наживное, если вообще он человеку нужен.
Потому, что хули от него, кирюха, толку, от интеллекта этого? Ты бы
поглядел, как ученые хавают друг друга без соли, блядь, в сыром виде,
разве что пуговички сплевывают. А международное положение какое? Хуеватое,
вот какое! У зверей, небось, львов или шакалов, даже у акул, нету ведь
интеллекта. Ладно, прости за лекцию. Пей! А радиация, блядь! Из-за
радиации, знаешь, сколько импотентами стали? Хорошо, у меня иммунитет от
нее, суки позорной.
Короче, прихожу на другой день или после воскресенья, ложусь в
хавишнике на диванчик, а член не встает. Дрочу, дрочу, а он не встает. От
рук отбился, гадина, совсем, заелся, пропадлина козырная. А дело было
простое. Я же все воскресенье про Владу Юрьевну мечтал, сеансов набирался,
влюбился, ебитская сила! Но работать-то надо! Кизма опять нервничает, и
представь, Влада Юрьевна говорит, что у меня теперь тип какой-то
динамический образовался в голове и придется ей снова вмешаться. Я от этих
слов чуть не кончил.
Села она, кирюха мой запатентованный, опять рядышком и пальчиками
его... Ах! Глаза закрываю, лечу в тартарары, зубами скриплю, хуй с ними, с
глистами, а в позвоночник мой по новой забивают, загоняются серебряными
молоточками алмазные гвоздики друг за другом. Ебс! Ебс! Ебс! И по жилам не
кровь течет, а музыка. И, веришь, ногти чешутся на ногах и на руках так,
что как кошке в течку, все охота царапать, царапать, царапать и рвать на
кусочки. Тебя пиздячило когда-нибудь током? Триста восемьдесят вольт,
ампер до хуя и больше в две фазы? А меня пиздячило! Так это все муде,
колеса по сравнению с тем, когда кончаешь под руководством Влады Юрьевны.
Молния, падла, колен в двадцать ебидозит тебя между большими полушариями,
не подумай только - жопы, - головы! И - все! Золотой пар от тебя остается,
испарился бы в дрожащую капельку и страшно, что рассыпались навсегда все
двадцать розовых колен твоей родной молнии. Выходит дело, я опять орал и
летал в пропасть.
Кизма ворвался, как бешеный, белый весь, пена на губах, заикается,
толком ничего сказать не может. Влада Юрьевна ему и говорит, спиртом
рученьки протирая:
- Опыты, Анатолий Магомедович, будут доведены до конца. Не теряйте
облика ученого, так идущего вам. Если Николай кричит, то ведь при оргазме
резко меняются параметры психического состояния, и механизмы торможения
становятся бесконтрольными. Это уже особая проблема. Я считаю, что
необходимо строить сурдобарокамеру и заказывать новейшую электронную
аппаратуру.
Ты бы посмотрел на нее при этом! Волосы мягкие, рыжие, глаза
спокойные, зеленые, и никакого блядства в лице нет. Загадка, сука! То-то и
оно-то. А у Кизмы челюсть трясется и на ебале собачья тоска. Если бы был
маузер - в решето распотрошил бы меня. Блядь буду, человек, если не так.
Ну и я не фраер, подобрался, как рысь магаданская, и ебал я теперь, думаю,
всю работу, раз у меня любовь и второй олень появился на горизонте.
- А вас, Николай, попрошу не пить ни грамма две недели, чтобы не
терять времени при мастурбации. У нас его мало - лабораторию вот-вот
разгонят.
Кизме я потом говорю:
- Чего залупился? Давай кляпом рот затыкать буду.
- А разве без кляпа не можешь?
- Ты бы сам попробовал, - говорю.
Он опять побледнел, но промолчал. А у меня планы наполеоновские. Дай,
думаю, разузнаю, где живет Влада Юрьевна. Подождал ее на остановке,
держусь на расстоянии, когда сошли. Темно было. Она идет под фонарями в
черном пальто-манто, ноги, как колонны у Большого театра, белые, блядь,
стройные, только сужаются книзу, и у меня стоит как новый валеный сапог, а
я без пальто, в кожанке с Дубинского рынка. Кое-как строгнул хуй в бок,
руку в кармане держу, хромаю слегка.
Зашла она в подъезд. Смотрю, по лесенке не спеша поднимается, и
коленка видна, когда ногу ставит на ступеньку. Пятый этаж... Ушла... А у
меня в глазах ее нога и коленка. Ох, какая коленка, кирюха ты мой! Вдруг
легавый подходит и говорит:
- Чего выглядываешь тут?
- Нельзя, что ли? Не почтовый, небось, ящик!
- Ну-ка, руку вынь из кармана! Живо!
- Да пошел ты!... На хуй соли я тебе насыпал? - как же я руку выну?
Неудобно, думаю.
- Р-руки вверх! - заорал легавый.
Смеюсь.
- Руки вверх, говорю. - И, правда, дуру достает и дуло мне между рог
ставит. Я испугался, руки поднял, а хуйло торчит, как будто в моем кармане
"Максим"-пулемет. Легавый ахнул, дуло к сердце моему перевел и за хуй
цап-царап.
- Что такое? - растерянно спрашивает.
- Пощупай лучше и доложи начальству, - говорю, - убедился?
- А документы есть? - дуру в кобуру спихнул сразу.
- Только член, - отвечаю.
- А чего он у тебя... того?...
- А у тебя что, не того?
- Иди уж, дурак, весь в комель уродился. Увидел, что ли, кого? -
Посмотрел легавый, голову задрал, нету ли где в окне голой бабьей жопы и
ушел с досадой.
А я сел на краешек мостовой, напротив, и гляжу как стебанутый мешком
с клопами на дом Влады Юрьевны. Любовь, бля, это тебе, кирюха, не червонец
сроку. Это, бля, на всю жизнь. От звонка и до звонка. Ох, как я тогда
мучился! Вроде мне гвозди кто под ноготки загонял. Ты не думай, что в ебле
было дело. Мне бы просто так смотреть на лицо ее белое без блядства,
волосы рыжие, глаза зеленые. А руки? Рук таких больше ни у кого нету. Вот
с чем тебе, мудило, сравнить их? Вот представь, стоишь босиком на льдине.
Семь ветров дуют в семь твоих бедных дырочек. В душе сквозняк, и жизнь
твоя, курва, кажется чужой зеленой соплей, харкотинкой, более того, а
вокруг тебя конвой в белых полушубках горячие бараньи ноги хватает,
обжигается. Дрожишь, говнюк? А ты выпей! Вот так! И вдруг... Вдруг нет ни
хуя: ни льдины, ни конвоя, ни чужих бараньих ног, а теплый песочек и
пальмы, одни пальмы, чтоб мне твое сердце пересадили. А под пальмами
шоколадные бабы, и одна, самая белая, подходит и намазывает тебе бесплатно
на муде целую банку розового крема, не для бритья, а в пирожное "эклер"
который помещают. Приятно? Но приятно что? - так тебя быстро перевели из
одной окружающей среды в другую, словно бы из карцера в больничку, что в
это не веришь ни хера и орешь со страху и хуяк-с в обморок. Урка
международный так говорит: "Это, господа, не мираж, а козырь ваш". А ты не
горюй, попадаешь еще по обморокам. Попадется баба вроде Влады Юрьевны и
попадаешь. Ты малый темпераментный - в залупе ртуть. Только тебе чего
надо? Тепла! Паечку тепла, законного и кровного. Хули ты ко мне с
обмороками пристал? Что я, профессор, что ли? Еб твою мать! Раскинь шарики
свои! Ведь из мужиков редко кто падает в обморок. Все больше бабы. И какие
бабы? Простые, работяги, не только асфальтировщицы. Мудак ты, все-таки. А
и кассирши, и бухгалтерши, и в химчистке которые блевотину нашу принимают,
и воспитательницы из яслей, и продавщицы, особенно зимой, если на улице
овощи продают, фрукты и мороженое, со стройки бабы и с мясокомбината, из
всяких фабрик и мастерских.
Ведь как дело обстоит? Вроде бы за день наебешься на работе так, что
только пожрать и на бок, или намерзнешься, жопу отсидишь, руки ноют и
глаза болят, если баба - чертежница. А на самом деле в чем секрет-то? Или
муж, или ебарь кидают такой простой бабе палку, и она, милая, как на
другую планету переносится. Я тебе не раз пережевывал, дубина ты
врожденная. Вот летчик когда в пике входит, тоже обморок чувствует, и
космонавты, пока не вырвутся из нашей вонючей атмосферы. Перегрузки,
значит. Вбей себе это в голову: и в ебле, при палке, тоже перегрузки
наступают уму непостижимые и телу невозможные. И все это вмиг сгорает к
ебаной бабушке: и забота, и ломота, и что за квартиру не плачено, и что
какая-то мандавша чулок порвала в автобусе, а ему в паре с другим цена
пять рублей - полтора дня работы... Все забывается, еще раз подчеркиваю.
Все, что ебет за день нашу работящую женщину... А вот, приблизительно,
миллионерши - те не то, чтобы в обморок упасть, но и вообще кончать не
могут, скажу тебе официально. Разберем, почему.
Неверующему Андропу - хуй в жопу. Я тебя логикой между рог вдарю.
Слыхал про Муссолини "Сладкая жизнь"? Там это дело показано. Или про
кинозвезд читал? По пять раз замуж выходят. Разве побежит баба от мужика,
если он ее в космос выводит? Если она по нем помирает, травиночка, от
счастья? Ни в жисть! И эта самая жисть устроена хитрожопно. Раз тебе на
обед какаду леденцами набитые и шашлык из муравьеда, и лакеи в плавках
шестерят, а в шкапе шуб - что в комиссионке, и три машины внизу, да в
каждой шофер с монтировкой до колен (только позови - побежит и влупит), то
от всего этого изобилия ты в обморок не упадешь и совсем не кончишь.
Отсюда хулиганство в крови и легкие телесные повреждения. Бывают и
тяжелые. Она кончить не может и начинает миллиардера кусать, а он,
паскудина, не орет: ему приятно. Потом сам ее кусает и рычит от
удовольствия, ну и до блевотины надоедят друг другу. Развод.
Или идет смотреть, как баба под музыку раздевается сама. Они зачем
это смотрят? А вот зачем. Если ты мужик нормальный, и баба перед тобой -
платьице влево, комбинацию - вправо, лифчик - фьюить, штанишки в сторону,
а прожектор в сиськи, то не знаю, как ты, кирюха, а я бы, клянусь, пусть
мне твое сердце пересадят, если вру, помчался бы по черепам на сцену и
пока полиция крутит мои руки, бьет дубинкой по башке, свистит, гадина
такая, газы в глаза пускает, а я пилю и пилю этот стриптиз, пока не кончу.
А когда кончу, вези меня в черном форде на суд. И на ихнем суде я скажу в
последнем слове: поскольку горю с поличным, сознаюсь - уеб. И правильно!
Не раздевайся на моих глазах. Ты мне не жена! Всегда готов к
