появляться в Тирионе, я не считаю себя королем и не буду встречаться с
моим народом.
И Феанор явился не в праздничном одеянии и не одел никаких украшений
- ни серебра, ни золота, ни драгоценных камней. И он отказался показать
Сильмарили Эльдарцам и Валар и оставил их запертыми в их железном
помещении в Форменосе.
Однако он встретился у трона Манве с Фингольфином и помирился с ним -
на словах. И Фингольфин отбросил вынутый из ножен меч и протянул брату
руку, сказав:
- Я делаю, как обещал. Я прощаю тебя и больше не помню обид!
Тогда Феанор молча взял его руку, но Фингольфин продолжал:
- Твой наполовину брат по крови, в сердце я буду настоящим братом. Ты
поведешь, и я последую за тобой. И пусть никакое горе не встанет между
нами!
- Я слышу тебя, - ответил Феанор, - да будет так!
Но они не знали, какой смысл окажется в этих словах.
Говорят, что когда Феанор и Фингольфин стояли перед Манве, наступил
час слияния света обоих деревьев, и безмолвный Вальмар наполнился
серебряным и золотым сиянием. Но в тот самый час Мелькор и Унголиант
неслись через поля Валинора, подобно тени черного облака, гонимого ветром
над залитой солнцем землей. И вот они оказались перед зеленым холмом
Эзеллохар.
Тогда мрак Унголиант поднялся до самых корней деревьев, а Мелькор
прыгнул на холм и своим черным копьем поразил каждое дерево до самой
сердцевины, нанеся им страшные раны. И сок их, как кровь хлынул наружу и
разлился по земле, но Унголиант поглотила его, а затем, переходя от дерева
к дереву, вонзала свой черный клюв в их раны, пока деревья не истощились.
И смертельный яд, что она несла в себе, проник в их ткани и иссушил их - и
корни, и ветви, и листву, и они умерли.
Но жажда все еще сжигала Унголиант, и подойдя к источникам Варды, она
выпила их до дна. И при этом она изрыгала черные пары и разбухла до таких
чудовищных и отвратительных размеров, что Мелькор испугался.
Такая великая тьма упала на Валинор. О том, что происходило тогда,
много рассказано в "Альдуденне", сложенном Эллемире из рода Ваньяр, и все
Эльдарцы знают этот плач. Но ни песня, ни рассказ не могут передать все
горе и ужас того дня. Свет исчез, но наступившая тьма была больше, чем
утрата света. В этот час появилась тьма, не просто казавшаяся отсутствием
света, но существовавшая существеннее, сама по себе, потому что она
действительно была создана злобой вне света и имела власть проникать в
глаза и наполнять сердце и мысли, подавлять волю.
Варда взглянула вниз с Таникветиля и увидела тьму, подымающуюся
вверх, невиданными башнями мрака, и Вальмар пошел ко дну в глубоком море
ночи.
Вскоре одна лишь священная гора осталась стоять последним островом
утонувшего мира. Все песни смолкли. Валинор погрузился в молчание, нельзя
было услышать ни звука, только издалека, через проход в горах, ветер
доносил причитания Телери, подобные крикам чаек.
С востока подул холодный ветер, и тени с бескрайнего моря
накатывались на крутые берега.
Но Манве со своего высокого трона посмотрел вдаль, и взгляд его
пронзил ночь и там, за мраком, Манве увидел Тьму, и взгляд его не мог
проникнуть в нее, огромную и далекую, движущуюся со страшной скоростью к
северу. И он понял, что Мелькор приходил и ушел.
И тогда началось преследование, и земля тряслась под копытами коней
войска Ороме, и огонь, что высекали подковы Нахара, был первым светом,
вернувшимся в Валинор. Но приближавшиеся к облаку Унголиант всадники были
ослеплены и испугались, и они рассеялись в разные стороны и мчались, не
зная куда. И трубный зов Валарома дрогнул и угас. И Тулкас, казалось,
запутался в черной сети ночи и стал беспомощно, тщетно наносить удары по
воздуху.
А когда тьма прошла, было слишком поздно. Мелькор ушел, куда пожелал,
и мщение его свершилось.
9. О БЕГСТВЕ НОЛЬДОРА
Спустя некоторое время возле Круга Судьбы собралась огромная толпа, и
Валар сидели, скрытые во мраке, потому что стояла ночь. Но теперь вверху
мерцали звезды Варды, воздух был чист, так как ветер Манве разогнал
смертельные испарения и отбросил назад тени моря.
Тогда поднялась Яванна и, встав на Эзеллохаре, Зеленом холме, ныне
оголившемся и черном, возложила руки на деревья. Но они были мертвы и
темны, и каждая ветвь, которой касалась Яванна, ломалась и безжизненно
падала к ее ногам. Послышались стенания множества голосов, и тем, кто
оплакивал деревья, казалось, что они осушили до дна чашу скорби,
наполненную для них Мелькором. Но это было не так.
И Яванна предстала перед Валар и сказала:
- Свет деревьев исчез и живет теперь только в Сильмарилях Феанора. Он
был предусмотрителен! Даже для тех, кто волей Илюватара обладает
могуществом, есть такие работы, которые могут быть исполнены однажды и
только однажды. Я дала бытие свету деревьев, и в пределах Эа я никогда
больше не смогу повторить это. И все же, имей я хоть немного этого света,
я бы смогла вернуть деревья к жизни, прежде чем корни их начнут
разлагаться, тогда наши раны были бы излечены, а злоба Мелькора разрушена.
И тогда заговорил Манве:
- Ты слышишь, Феанор, сын Финве, слова Яванны? Дашь ли ты то, что она
просит?
Последовало долгое молчание, но Феанор не ответил ни слова.
Тогда Тулкас воскликнул:
- Скажи, о Нольдорец, да или нет? Но кто бы мог отказать Яванне? И
разве свет Сильмарилей не взят от ее первоначальных трудов?
Но Ауле-Созидатель сказал:
- Не спеши. Мы просим о более важном, чем ты предполагаешь. Дай ему
время подумать.
И тогда Феанор заговорил и воскликнул с горечью:
- Есть малые вещи, которые, как и большие, могут быть исполнены всего
лишь один раз. Возможно, я отдам свои камни, но никогда уже не создать мне
их подобие, и если я должен разбить их, я разобью свое сердце, и это убьет
меня первого из всех Эльдарцев Амана!
- Не первого, - сказал Мандос, но никто не понял смысла его слов.
Снова наступило молчание, пока Феанор размышлял во мраке. Ему
казалось, что он окружен кольцом врагов, и Феанор вспомнил слова Мелькора,
сказавшего, что Сильмарили не будут в безопасности, если Валар не обладают
ими. "Разве он не Валар, как и они? - сказал себе Феанор, - и разве не
понимает он их сердца? Да, вор разоблачил воров!" И он громко воскликнул:
- Я не сделаю этого по доброй воле! Но если Валар принудят меня,
тогда я буду знать, что Мелькор действительно их родич.
И Мандос ответил:
- Ты сказал.
А Ниенна встала и, поднявшись на Эзеллохар, отбросила серый капюшон и
смыла своими слезами грязь, оставленную Унголиант. И она запела песню,
оплакивающую жестокость мира и осквернение Арда.
Но пока Ниенна изливала свою скорбь, прибыли вестники из Форменоса.
Это были Нольдорцы. Они принесли недобрые вести. Они рассказали, что
ослепляющая тьма пришла на север и внутри ее была какая-то сила, не
имеющая названия, и Тьма истекала из этой силы. Но и Мелькор был там, и он
пришел к дому Феанора и перед его дверями убил Финве, короля Нольдора, и
пролил первую кровь в Благословенном Королевстве, потому что один лишь
Финве не бежал перед ужасом тьмы.
И вестники сказали, что Мелькор разрушил укрепление Форменоса и
забрал все камни Нольдора, что хранились там, и Сильмарили исчезли.
Тогда Феанор встал и, воздев перед Манве руки, проклял Мелькора,
назвав его Морготом, Черным Врагом Мира, и только под этим именем он был
известен впоследствии Эльдару. И еще Феанор проклял тот час, когда он
пришел на Таникветиль по призыву Манве. Феанор думал, в безумии своей
ярости и горя, что, будь он в Форменосе, его сила помогла бы чему-нибудь.
Но он был бы тоже убит, как и намеревался Мелькор.
Затем Феанор покинул круг судьбы и бежал в отчаянии в ночь, потому
что его отец был дороже ему, чем свет Валинора или несравненные создания
его рук. Да и кто из сыновей Эльфов или людей имел более великого отца?
Многих опечалило горе Феанора, но утрата постигла не только его.
Яванна плакала возле холма в страхе, что тьма навсегда поглотит последние
лучи Света Валинора. Потому что, хотя Валар еще не совсем осознали, что
произошло, они понимали: Мелькору помогло нечто, пришедшее извне Арда.
Сильмарили исчезли, и могло показаться безразлично, сказал бы Феанор
Яванне "да" или "нет". И все же, сказал бы "да" до того, как пришли вести
из Форменоса, может быть его последующие действия стали бы иными. Но
теперь судьба Нольдора была решена.
Тем временем Моргот, избегая преследования Валар, пришел в бесплодные
земли Арамана. Эта страна лежала на севере, между горами Пелори и Великим
Морем, подобно Аватару на юге. Но Араман был обширнее: там, между
побережьем и горами, находились обширные равнины, более холодные, потому
что льды здесь подходили ближе.
Моргот и Унголиант поспешно пересекли эту местность и, пройдя через
густые туманы Ойомуре, добрались до Хелкараксе, где узкий пролив между
Араманом и Средиземьем был заполнен битым льдом.
И Моргот переправился через него и вернулся, наконец, на север
Внешних земель.
Они пришли вместе, потому что Моргот не мог ускользнуть от Унголиант,
и ее облако все еще окружало его, а все ее глаза следили за ним.
Так они оказались в той местности, которая лежала к северу от залива
Дренгист. Теперь Моргот приблизился к руинам Ангбанда, где находилась эта
огромная западная крепость. И Унголиант понимала, на что он надеется, и
знала, что здесь он попытается ускользнуть от нее.
И она остановила Мелькора, требуя, чтобы он исполнил свое обещание.
- Черное сердце! - сказала она. - Я сделала то, что ты потребовал. Но
я все же голодна!
- Чего же тебе еще? - ответил Моргот. - Или ты хочешь упрятать весь
мир в свое брюхо? Этого я тебе не обещал! Я его повелитель!
- Столько мне не нужно, - сказала Унголиант. - Но ты унес из
Форменоса огромное сокровище, и я желаю получить его. Да, и ты отдашь его
из своих рук!
Тогда Мелькор был вынужден уступить ей драгоценные камни, захваченные
им, один за другим, неохотно. И она сожрала их, и их красота погибла для
мира. Еще огромнее и чернее стала Унголиант, но голод ее был ненасытен.
- Только из одной руки давал ты, - сказала она. - Только из левой.
Разожми свою правую руку!
Но в правой руке Моргот крепко сжимал Сильмарили, и хотя они были
заключены в хрустальной шкатулке, огонь их начал жечь руку Моргота, и она
скрючилась от боли. Но Моргот не разжал ее.
- Ты получила, что тебе причиталось. Потому что лишь моим
могуществом, что я вложил в тебя, твоя работа была завершена. Ты не нужна
мне больше. Эти вещи ты не получишь и не увидишь. Я объявляю их своими
навсегда!
Но Унголиант стала еще больше, а он - меньше, ибо его сила ушла от
него. И Унголиант нависла над Морготом, и ее облако сомкнулось вокруг
него. И она опутала Моргота сетью из крепчайших нитей и стала душить его.
Тогда Моргот издал ужасный крик, эхом отозвавшийся в горах, и потому
та местность была названа Ламмот, так как эхо его голоса оставалось там и
впоследствии. И если кто-нибудь, крикнув там громко, пробуждал его, вся
местность между холмами и морем наполнялась звуками воплей мучительной
боли.
Никто в северном мире не слыхал крика более громкого и ужасного, чем
крик Моргота в тот час. Горы содрогнулись и земля затряслась, утесы
раскалывались на части. Глубоко в закрытых пещерах был слышен этот крик, и
далеко отсюда, под разрушенными залами Ангбанда, в подземельях, куда,
