он. - Неужели не боится? Особенно здесь, на том же месте?.. Нет, так
нельзя, надо взять себя в руки! Надо хотя бы узнать, что ему нужно! Хотя
приглашать его в дом ну очень не хочется... Может, обойдется?.."
Евгений осторожно присел на край скамейки и как можно более
нейтрально произнес:
- Привет! Тебя как сюда занесло?
Ответил - и немного успокоился: что ни говори, а приятно называть
бывшего руководителя на "ты", говорить с ним на равных и иметь право
послать подальше с любой просьбой - а что Ананич появился не просто так и
будет о чем-то просить, было ясно...
- Да так, ничего особенного! - отозвался тот. - В общем, надо твоему
подопечному одну вещицу вернуть - брал на исследование... Ну а без твоего
согласия никак, ты же теперь тут старший...
Ананич по-прежнему улыбался, но было слышно, как изменилась его
интонация на последней фразе. "И он ничего не забыл! - с невольным
раздражением подумал Евгений. - До сих пор..."
- Ты о чем? Какому подопечному? И что за вещицу?
- Перстень, из "Лотоса"... - махнул рукой Ананич, словно говоря о
чем-то малозначимом. - Года два назад брал у Сэма...
- Что значит "брал"? - перебил Евгений. - Он что, так просто взял и
отдал? Для них же это... И почему про это ничего нет в отчетах?
- Ну... так уж получилось! Забыл записать... - уклончиво ответил
Никлас. - Тем более, что ничего интересного я из него так и не узнал. А
получить перстень было совсем несложно, ты зря... Он ведь тогда еще всего
боялся, а нашей службы в особенности! И с большой готовностью откликнулся
на мою просьбу...
Евгений сжал кулаки и начал мысленно считать до десяти, чтобы
успокоить нервы: слишком уж сильным было желание съездить по этой
ухмыляющейся физиономии! Однако он сдержался и только спросил с сердитым
упреком:
- Ты что же, не мог раньше его вернуть? Два года ведь прошло!
- Ну... - смутился Ананич. - Здесь я не успел закончить исследование,
а в институте поначалу было не до того. Да неужели это так важно! -
перешел он в наступление. - Какая проблема найти еще один такой камень? Я
могу заплатить ему за огранку...
- Можешь? - Евгений быстро протянул руку. - Давай... Я передам! Лучше
наличными, но можно и чеком...
Ананич растерялся, не сразу уловив издевку, потом с натугой
рассмеялся:
- Ну, знаешь... Жизнь в провинции не идет тебе на пользу! Впрочем,
прошу прощения, если хочешь, я узнаю, сколько стоит обработка таких
камней...
- Не хочу, - холодно прервал его Евгений. - Я хочу, чтобы ты
объяснил, чего тебе надо, и убрался отсюда наконец! Я устал за день,
честное слово...
- В общем-то, мне надо было не столько вернуть перстень, сколько
поговорить с твоим Сэмом, - признался Ананич. - В основном, по материалам
его работы в институте, еще перед "Лотосом". Можно? Завтра-послезавтра?
- Нет! - мгновенно и решительно ответил Евгений. Потом задумался:
формально причин для запрета не было. Но с другой стороны... почему он
должен что-то объяснять или аргументировать?! Нельзя - и все тут! Зачем
лишний раз тревожить Сэма? Какая, в самом-то деле, польза от перстня,
взятого два года назад?..
- Ну, если ты возражаешь, - вздохнул Ананич, - то не имею права
настаивать! А... ты действительно возражаешь? - недоверчиво переспросил
он, и не дождавшись ответа, с досадой продолжил: - Не думал я, что ты
станешь таким самодуром! Что твой Сэм - рассыплется от моего взгляда?
Подумаешь, пара вопросов...
- Обойдешься, - непреклонно отозвался Евгений. - Пока что я за него
отвечаю!
- Тогда и безделушку эту сам передавай! - сердито сказал Ананич. С
этими словами он полез в "дипломат" и, не раскрывая его полностью, долго
шуршал какой-то бумагой... но наконец извлек оттуда стандартный для
"Лотоса", хотя и уже почти выцветший (еще бы, за два-то года!) перстень. -
На!
Евгений протянул было руку, но остановился. Ведь он только сегодня
заново познакомился с Юлей! Наверняка она расскажет обо всем друзьям,
наверняка этот рассказ вызовет разные чувства у эсперов, прежде всего, у
Сэма...
- Нет, в "Лотос" сейчас нельзя! - резко ответил Евгений, убрав руку.
- Мало ты туда совался со своими идиотами-агентами? А перстень пошли по
почте, раз уж тебе так приспичило его вернуть!
Казалось, Ананич только и ждал этой фразы. Он, не споря больше,
быстро убрал перстень, защелкнул дипломат... и сухо сказал:
- Ну, и на том спасибо! До свидания... В институт ничего не надо
передать?
- Нет, - коротко ответил Евгений, поднимаясь со скамейки.
Глядя вслед удаляющемуся Никласу, Евгений вдруг ощутил некоторую
неловкость. Вот уж точно как с цепи сорвался, сам от себя не ожидал такой
грубости! Конечно, Ананичу незачем встречаться с Сэмом - но даже самый
суровый отказ можно выразить вежливо, без оскорблений и насмешек. В концов
концов, их обиды - дело прошлое, а сейчас Никлас пришел к нему, подчиняясь
тем же неумолимым для него законам субординации. И нарвался на такой
прием...
Но сквозь раскаяние упрямо пробивалось беспокойство, ощущение
какой-то неправильности... Неужели Никлас настолько щепетилен в вопросах
профессиональной этики? Или просто опасается Веренкова, зная, что тот
покровительствует Евгению? Может быть, и даже весьма вероятно... Но что он
станет делать получив отказ? Подчинится? Или пойдет на хитрость? Вряд ли,
но на всякий случай проследить стоит: соваться в "Лотос" сейчас никак
нельзя...
Почтальоны отказывались ходить в "Лиловый лотос": далеко и, честно
говоря, страшновато. По взаимной договоренности почту оставляли "у госпожи
Марии", хозяйки единственного в Шотшанах кафетерия. Эсперы сами заходили
за почтой - обычно раз в неделю. Эти визиты были удачным поводом напомнить
о себе жителям поселка, с которыми "Лотос" старался поддерживать хорошие
отношения. Все понимали: их таинственные умения не могут не вызывать у
дремучих провинциалов почтительного уважения пополам с суеверным страхом,
и следили, чтобы первое брало верх над вторым. Это было нетрудно - помочь
местному врачу, поболтать с кем-нибудь у крыльца или заглянуть в гости...
Дэн появлялся в поселке чаще других - он легко приспосабливался к
любому уровню общения, чужая тупость его почти не раздражала. Вот и на
этот раз он с удовольствием поболтал со стариками, коротавшими время на
лавочке возле кафетерия, порадовавшись вместе с ними необычно теплой
осени, за которой (надо же, какое откровение!) все же наступит зима...
Пройдя мимо запыленных собеседников, постучал в дверь и приветливо
поздоровался с хозяйкой, которая тут же принесла из дальней комнаты стопку
газет и письмо - ну, конечно, опять Роману! У него просто потрясающее
количество родственников, и всем он симпатичен... Дэн быстро просмотрел
газеты: все ли в порядке, ничего не забыли, не перепутали? И вдруг...
- Тут вам еще бандероль, Дэнни, - сказала Мария, протягивая небольшой
плоский сверток в плотной бумаге. - Вчера принесли...
...Еще не взяв пакет в руки, Дэн почувствовал исходящую от него волну
какой-то жесткой "растрепанной" тревоги - и ничего больше, как будто
отправители не умели испытывать более тонкие эмоции! Странно... Прочитав
адрес на пакете, он забеспокоился еще больше: Сэму никто и никогда не
писал! Но перевернув бандероль, Дэн увидел на обороте стандартный штамп СБ
и немного успокоился: в свое время Сэм сотрудничал с ними, наверное, это
связано с теми исследованиями... Однако беспокойство не проходило, и, уже
нигде не задерживаясь, Дэн поспешил обратно в общину.
Сэм, вопреки ожиданием, не встревожился.
- Интересно, - сказал он беззаботно, - что им могло понадобиться
через три года?
Дэн рискнул поделиться с ним кое-какими подозрениями.
- Понимаешь, - помявшись сказал он, - такое ощущение, что на этом
пакете был очень сильный эмоциональный налет. Но похоже, что он "смыт"...
- Как смыт?
- Скорее всего, нестабильным бета-излучением!
Последние слова он произнес с сердитой досадой: сильное ясновидение
пробьется сквозь любые попытки маскировки, но его дар пока еще не был
достаточно развит, и из-за этого Дэн чувствовал себя виноватым. Инга
ласково коснулась его плеча.
- Я думаю, в этих эмоциях не было ничего интересного, - сказала она.
- Не исключено, что они обрабатывают бета-излучением всю свою почту,
посылаемую эсперам - стандартная предосторожность...
- Может и так... - с сомнением начал было Юрген, но Роман перебил
его:
- И что ты предлагаешь? Умереть от подозрений, так и не открыв пакет?
Гадать до умопомрачения, что хотели утаить от нас какие-то...
- Прекрати! - строго одернула его Инга. - Никто не собирается
терзаться подозрениями... и вообще, - она кинула быстрый взгляд на Сэма, -
не кажется ли вам, господа, что мы излишне навязчивы с нашими советами?
Ее короткая реплика сразу прекратила разгорающийся спор. Сэм
благодарно взглянул на Ингу, и скрылся у себя в комнате. Ему не хотелось,
как бы не намекали на это Дэн и Роман, открывать пакет при всех: он еще
немного стыдился своего двухмесячного существования в роли "подопытного
кролика"...
Закрыв за собой дверь, он торопливо разорвал пакет - и не поверил
своим глазам... Перед ним лежали перстень Тонечки и ее дневник!
Что это? Откуда? Сэм потряс остатки пакета, на пол спланировал белый
листок. Он поспешно поднял его: обычный бланк СБ. "Нам стало известно, что
вы являетесь самым близким человеком Антонины Завилейски. Возвращаем Вам
ее личные вещи. Примите искренние соболезнования по поводу ее смерти..."
Ну да, конечно, они же должны были расследовать ее самоубийство... Но
черт возьми - с тех пор прошло больше года! Хотя, если подумать, какие
могут быть претензии: завещания Тонечка не оставила, и никто не обязан был
разыскивать ее приятелей. И тем не менее нашли...
Помедлив, словно преодолевая какое-то внутренне сопротивление, Сэм
взял со стола перстень. За год кристалл почти потерял цвет и на ощупь
казался очень холодным. Сжав его в руке, Сэм попытался ощутить эманацию
Тонечки - но нет, излучение уже рассеялось, остались только воспоминания!
И он вспоминал - не в силах оторвать взгляд от лежащего перед ним
дневника, но не решаясь прикоснуться к нему. Надо было привыкнуть, что
самые дорогие для Тонечки вещи могут существовать отдельно от нее...
...Сэм хорошо знал этот толстый ежедневник в картонной обложке:
изредка Тонечка позволяла ему заглядывать в него. Особенно в самом начале,
когда он только-только появился в "Лотосе", и непривычная чужая
холодновато-корректная этика буквально ошеломила его. Тонечка тогда сама
взялась опекать новичка, знакомить его с традициями общины, с принятым в
ней сленгом. ("Хватит расспросов, Сэм, - ворчала она иногда. - Что, как,
откуда... Вот возьми и почитай!")
Он впадал в бешенство от ее стремительно-метафоричного стиля, но
Тонечка всегда охотно переводила непонятные выражения - черт возьми,
невозможно было определить, какой из двух языков родной для нее! Не была
ли она и в самом деле эмигранткой? Неизвестно: дневник был начат
одновременно с ее появлением в "Лотосе" ("первая страница новой
жизни..."), что было раньше, никто не знал...
Он покривил душой, говоря Юле, что не спрашивал Тонечку о прошлом.
Спрашивал, и не раз! Поначалу она пыталась молча избегать вопросов, потом,
устав от настойчивости Сэма, отвечала всегда одно и то же: "Любопытному на
днях прищемили нос в дверях! Отцепись, Семка, я же сказала тебе: я
