Наконец, Хауке объяснил: - женщина будет задержана.
- Когда?
- Насколько возможно скоро.
- Этого недостаточно. Похищена девочка. Ребенок. Мы требуем,
чтобы немедленно была отправлена поисковая группа, и, кроме того, чтобы
наш персонал принял участие в поиске. Мы требуем, чтобы были приняты
все необходимые меры.
- Они будут приняты, - пояснил Хауке незамедлительно.
- Я очень советую вам это, - пригрозил Чарлот. - Иначе я вызову из
Нью Рима крейсер с шестью сотнями человек.
Я знал, что это бессовестная ложь. Но знал ли Хауке? И что на это
скажет посол Нью Рима, если узнает, что служащий Библиотеки Нью
Александрии бросается такими угрозами?
- Вы должны подождать, - резко ответил Хауке.
- Как долго? - Чарлоту было противно соглашаться.
- Вы получите ответ в течение часа.
- Сделайте из него тридцать минут, - потребовал Чарлот.
- Час, - сказал Хауке. - Я приказываю вам ждать. - Слово
"приказываю" он слегка, но заметно подчеркнул.
Связь прервалась.
- Я не нахожу, что вы были особенно ловки, - заметил я.
- Ваше мнение меня не интересует! - рявкнул Чарлот. Он все еще
был разъярен.
- Я сам мог бы сделать это лучше, - съязвил я. Вероятно, я
никогда больше не буду иметь такой возможности.
Но он холодно молчал. Опять началось долгое ожидание.
Я устал.
- Оставь его в покое, посоветовал ветер. Сейчас может случиться
все, что угодно. Если это дело сорвется, ты определенно не захочешь,
чтобы он упрекал в этом тебя.
Он ни в чем не может меня упрекнуть, сказал я.
- Не давай ему никакого повода, продолжал ветер. Подумай о том,
кто должен опуститься за Чарлота на планету, если будет получено
разрешение. Он сам не станет работать ногами в джунглях, каким бы
важным для него ни было это дело.
- 26 -
Это уж точно.
Ах, подумал я, мы никогда не попадем на планету. На угрозу
канонеркой они не клюнут.
- Но они же не знают, что Чарлот лгал.
И опять он был прав.
Чтобы убить время, я продолжал беседу. Но спорили мы о не слишком
важном. Я только старался не заснуть, так как действие последнего
стимулирующего укола постепенно проходило. Я не знал, стоит ли делать
еще один. Сядем ли мы в ближайший час или будем прокляты навсегда
остаться на орбите, все выглядело таким образом, что я скоро получу
шанс выспаться.
Разговор шел с точки зрения нашего теперешнего положения о менее
важных вещах. Это был самый безобидный разговор. Из него можно было
видеть, какими изысканными стали в последнее время формы нашего
общения. Постоянный стресс, в котором мы находились в пещерах Рапсодии,
остался позади вместе с адской темнотой этих пещер. Теперь уже не
имело такого большого значения, что ветер был неспособен манипулировать
моим телом. Тогда, в пещерах, для меня это было делом чудовищной
важности - но не теперь. Теперь я уже больше не судил о нем по тому,
что он говорил и делал, и по тому, что он способен был сделать. Я был
относительно уверен, что он не представлял опасности для моей
эксцентрической духовной независимости, которую я так ценил. Всегда
наступает момент, когда прекращаешь против чего-то бороться и учишься с
этим жить. Так случилось и у меня с ветром. Я сменил свое отношение
не разом, но все же это был большой перелом. Постепенно я пришел к
пониманию, что ветер - если он вообще изменял меня - делал меня лучше.
Конечно, ветер всегда говорил мне об этом, но он был слишком вежлим,
чтобы напомнить об этом сейчас.
По истечении часа командор Хауке отозвался снова и сообщил нам,
что мы можем приземлиться. Кроме того, он добавил, что офицеры
"Зодиака" предоставят нам полную поддержку в деле о нелегальной посадке
"Белого Пламени" и его пассажиров.
Но при одном условии.
Но оно было даже лучше, чем мы ожидали - с точки зрения Чарлота.
Не один, а даже двое из нас должны были сопровождать поисковую группу.
Как уже было сказано, это было выгодно с точки зрения Чарлота, но не с
моей. Чарлот назначил Эву и - конечно же - меня.
К_а_п_и_т_а_н_а Эву. И члена экипажа Грейнджера.
Мне сразу стало ясно, что это будет безрадостное предприятие.
---оОо---
6.
Если кто-то из нас вдруг подумал бы, что капитуляция командора
Хауке означала, будто теперь все пойдет согласно нашим желаниям, то его
ждало быстрое разочарование. Под давлением они согласились организовать
поиск лиц, высаженных "Белым Пламенем". (Сам корабль, конечно, уже
опять стартовал, и я даже не надеялся когда-либо опять о нем услышать.
Довольно легко изменить имена и получить новые бумаги). Под давлением
они согласились, чтобы мы подключились к поисковой группе. Все это
- 27 -
было очень любезно с их стороны. Мы ценили это. Пока не поняли, каково
было их представление об основательной поисковой акции.
Нас было двое. Их - тоже двое. Их звали Макс и Линда. Они
ненавидели друг друга. Линда относилась к офицерам "Зодиака". Она была
человеком для контактов - помогать нам при общении с анакаона. Она
будто бы была антропологом. Она была очаровательным человеком и
примерно таким же необходимым, как и Эва, которая была не особенно
нужна.
Макс был представителем Семьи. Он носил имена двух влиятельнейших
из двенадцати евгенических линий "Зодиака" и воплощал в себе то, что на
Чао Фрии было вроде закона. Настоящим полицейским он не был, скорее,
своего рода техасским рейнджером. Его функции меньше всего заключались
в том, чтобы помогать нам, а более в том, чтобы присматривать, как бы
мы во время нашего пребывания на обетованной земле не оказались
замешанными в подрывной деятельности.
С Максом и Линдой мы встретились лишь тогда, когда нас доставили
на безопасное расстояние от космопорта. Не хотели, чтобы мы
пожаловались Чарлоту. Нам не разрешили взять с собой наше собственное
медицинское снаряжение. Жители Чао Фрии стремились к тому, чтобы
превратить все в фарс. Угрозы Чарлота заставили их пойти на уступки,
это верно. Но, с другой стороны, усилилась их решимость создать нам
такие трудности, какие только были в человеческих силах, не разрушая
видимости, что они подчиняются нашим законным требованиям.
Я совершенно определенно не был помешан на том, чтобы при тех
условиях, которые создали нам люди "Зодиака", тащиться в какие-то
джунгли, но я чертовски мало что мог поделать. Наши многочисленные
протесты заявляла Эва, и это происходило в наш первый день на планете
почти каждую минуту. Добиться она, конечно, ничего не смогла. Они
сделали все, что могли, и все, о чем мы их просили. Мы должны были
удовлетвориться этим или протестовать дальше.
Я с этим смирился, но Эва была другого мнения. Она постоянно
требовала, даже если это было все равно что биться в стенку. Я был
только приемником приказов. Я знал, что смогу позаботиться о себе и,
вероятно, об Эве, и все же не поставил бы много на наши шансы на успех.
Странным образом казалось, что оба представителя Чао Фрии приняли
свои задания стопроцентно серьезно. Они не любили нас, но были готовы
к сотрудничеству, и они рассматривали наши шансы на успех с искренним
оптимизмом.
- Вы не беспокойтесь, - объясняла Линда. - Это только вопрос
времени. Куда бы ни отправились беглецы, им не скрыться от анакаона.
Лесные жители их найдут.
В теории все было хорошо и прекрасно. Но могли ли мы рассчитывать
на помощь анакаона? Ведь обе личности, которых мы разыскивали, были
тоже анакаона. Ради чего лесные жители должны были их нам выдать?
Линда была твердо в этом убеждена. - Вы не знаете анакаона, -
поучала она меня. - Их поддержка абсолютно гарантирована.
- Как это? - поинтересовался я.
- Анакаона в_с_е_г_д_а кооперируются, - сообщила Линда. Она не
знала, почему это было так, и не смогла этого объяснить. Но она была
совершенно в этом уверена.
Линда Петросян была примерно двадцати восьми стандартных лет,
имела серебристо окрашенные волосы и выразительные правильные черты
лица. Она была очень красива - и иного и нельзя было ожидать, ведь она
происходила от девятнадцати евгенически контролируемых поколений. И для
нее Чао Фрия была землей обетованной. Она боготворила землю и воздух, и
- 28 -
все, что ползало и бегало. Она любила это, так как все это
принадлежало ей. Чарлот считал, что корабельные офицеры не настолько
фанатичны, как Семьи, просто потому, что их предки контролировали
историю "Зодиака". Но к Линде это не относилось. У нее было еще
больше фанатизма и, соответственно, еще больше предубеждений, чем я мог
ожидать после более чем ста лет жизни на планете. Она была определенно
более одержима, чем Макс Вольта-Тартаглия. Возможно, офицеры именно
потому так строго придерживались истинной веры, что в их традициях была
отвественность за людей "Зодиака".
Линда будто бы была экспертом по анакаона, но еще задолго то того,
как я увидел первого туземца, мне стало ясно, что она едва-едва имеет
представление о своей профессии. Ее любовь к анакаона была настоящей и
искренней, но она не могла и представить себе, что имеет дело со
своеобразным народом и своеобразной культурой. В ее глазах анакаона
были частью земли обетованной. Они имели определенные характерные
свойства. Об этом она знала целую массу сведений, но только в
описательной форме. Она не знала, как и почему. Как я видел, все ее
знания об анакаона и ломаного гроша не стоили. Линда была счастлива
тем, что туземцев освободили от рабства. Но почему Нью Рим так
настойчиво требовал этого, было выше ее понимания. Она думала, что
только потому, что рабство ужасно. Она думала, что анакаона должны
быть воспитаны, чтобы занять соответствующее место в культуре земли
обетованной. В человеческой культуре. Она по-своему тоже стремилась
уничтожить культуру анакаона, как и первое поколение после посадки на
этой планете. Только уничтожала она ее дружелюбно. Ее высшей целью
было сделать анакаона имитирующими людей и с такой же человеческой
любовью к земле обетованной.
Я почти ценил и уважал Линду Петросян, не будь фактом то, что она
была душевно нездорова.
Почти ни при каких условиях я не мог бы ценить Макса
Вольта-Тартаглию, что основывалось вообще-то на противоположном. Он
был практик. Он знал, что Вселенная намного больше, чем этот комочек
обетованной земли. Он знал, что звезды были не только светильниками на
небе и что с ними и обращаются совсем не так. Он ненавидел Нью Рим и
Нью Александрию, и всех чужаков, но он знал, что его мир должен
заключить с ними modus vivendi (*) и не видел смысла закрывать на этот
факт глаза. Он не хотел, чтобы планета теряла изолированность, но, с
другой стороны, он не ценил бессмысленное упрямство и забавную
дипломатию. Тем самым он проявил бы некоторую разумность, если бы его
отношение к этой реальности не было бы так смешно и непримиримо
враждебно. Мне он был приятен так же, как нарыв на затылке. Он был
доступен для разумных аргументов, но он носил на рукаве знак, как будто
это был орден, и он был насквозь бастардом.
Эва несколько раз сравнивала его со мной. В известной степени она
была не совсем неправа, но во всех важных пунктах между нами не было
