будто прощаясь с уже перевернувшейся страницей истории, вместившей
парадоксальные десятилетия тотального рабства и всеобщего
интеллектуального подъема, никто не знал, что это будет последняя зима в
реальности странной империи, названной аббревиатурой из четырех букв,
пошедшей своим путем, отличным от пути всего мира... Конечно, никто не
знал тем более, что всему миру уготована неожиданная судьба, по сравнению
с которой "пейзажи" пост-атомных фильмов оказались пасторальными
картинками... Это была и моя последняя зима (и последняя осень...) в
родном мире, но об этом тоже никто еще не знал, а я лишь догадывался...
Когда Мишка не вернулся к ней, а я, не зная, что он приехал, закоконенный,
с наушниками на голове, отключив телефоны и ОБОСОБИВШИСЬ, учился видеть
иные миры и времена ярче и четче, она приняла решение, последняя капля
переполнила чашу. Ей исполнилось двадцать пять лет, она была полна сил,
молодая, физически абсолютно здоровая, внешне практически идеально
совершенная по всем действующим эталонам красоты и сексапильности,
наделенная интеллектуальным потенциалом на уровне гениальности, овладевшая
профессиональной методикой достижения результата, одаренная энергетической
мощью как никто из современников, во всех смыслах ЖЕНЩИНА... с безнадежно
больной душой. Она изнывала в жарком мареве душной панельной норы одного
из безликих домов затерянного в южных степях города, умирая от одиночества
и смертельно боясь самой себя, своей аллергии и своих возможностей... уж
кто-кто, а она знала, на что способна. Еще не в полной мере, конечно, но
ПРЕДОЩУЩАЛА... Последний человек, который мог унять невыносимо
безжалостную душевную БОЛЬ, канул во мрак ночи безвозвратно, оставив после
себя эту дурацкую видеодвойку, и она осталась НАВЕКИ ОДНА... это чувство
окончательности приговора буквально добило ее. Мишка, она знала, понимал
ее, у него была своя боль, прикованная к постели мама, а коль не врал, то
впридачу - неразделенная любовь, хвороба болезненная до озверения, и уж
если даже он струсил, убежал от нее... то КОГО? спрашивается, ждать от
мира в подарок еще?.. Когда погибли ее родители, она узнала, что такое
настоящая боль и настоящая окончательность приговора, но, как учил ее
папочка, желала людям только добра и любви... Теперь, наученная горькой
правде жестоким бессердечным уродом по имени Жизненный Опыт, она избрала
насилие и злобу, и они показалось ей единственными достойными союзниками.
Когда-то, я знаю, она искренне считала, что человек достоин лучшей участи,
что загоняет себя, отравляет страхом, ненавистью, губит гадкими
привычками, собственным эгоцентризмом порождает собственное же
одиночество, и стремясь избавиться от него, создает порочный круг, и
возвращается к порокам, слепо принимая их за средство избавления... А надо
любить. Просто любить. Ближнего и дальнего, уродливого и красивого,
глупого и умного, любить, как себя самого. Когда каждый сумеет полюбить
каждого как себя самого, то закончится вечная война всех со всеми за вдох
воздуха, за глоток воды, за кусок хлеба, за место у костра, за крышу над
головой, за толику наслаждения, за превосходство над окружающими, за право
первой ночи и право умереть позднее, закончится мщение матери-природе за
то, что породила такими слабыми и беззащитными, изживет себя стремление
самоутвердиться за чужой счет, и прекрасный новый мир вместит и обогреет
всех сыновей и дочерей своих!.. Только надо отыскать заветный ключик,
открыть секретный замок, глубоко затаившийся в мозгу, и распахнуть
волшебную дверцу...
Она умирала от боли в душной жаре норы, в которую заползла, снедаемая
аллергией на людей, тело ее изнывало от жары, а душу... душу сковал
антарктический, многокилометровый лед ненависти.
Мне невероятно тяжело было понять ее, но я очень старался. Мы ведь с
ней - одного корня, хотя и суждено нам было вырасти в разные плоды. Я сам
переболел точно такой же аллергией, я знаю, каково это - не видеть лиц, а
только РОЖИ, и хотя вектор моей ненависти был направлен в прямо
противоположную сторону, я точно так же, как и она, ненавидел этот мир,
потому что понял - ни одна женщина не становится стервой самостоятельно,
ей в этом активно помогают так называемые мужчины (которые на самом деле -
"выпердки"), и аналогично - ни один мужчина не становится скотом лишь в
силу того факта, что родился с пенисом между ног... Правда, в отличие он
нее, мне довелось впридачу заполучить еще и физическую болезнь, и в
отличие от нее, с ее внешностью, здоровьем и талантами, у меня возникали
дополнительные непреодолимые проблемы, так что вообще удивительно, как я
излечился от аллергии. Но с другой стороны, если задуматься о том, что вот
и она, с ее внешностью, здоровьем и талантами, заболела таки... То
возникает закономерное ergo, что первопричина - не во внешних проявлениях,
а там, _в_н_у_т_р_и_ _н_а_с_.
Иногда мне кажется, что и кровь у нас не очень-то отличается по
цвету..."
61. ФРАГМЕНТ ВОСПОМИНАНИЙ - 9
..."Когда я понял, что лишь небольшие частицы энергии и знания
дарованы мне, и чтобы не сойти с Дороги, пав побежденным на обочине, надо
"подтянуть резервы" и уравнять силы с находящейся по ту сторону фронта
"армией", я испугался. Самым натуральным образом. Я не боялся смерти, нет!
С такой фобией за краем света делать нечего. Я боялся, что струшу. Я
трезво оценил свои силы, при любом раскладе успех мне не светил, и -
заранее обреченный на поражение, - я мог плюнуть и махнуть рукой, уйти
дальше по Дороге, почивать на лаврах в "зоне свободного выбора", бросив
родную среду на произвол судьбы, избравшей своим орудием Госпожу... Но я
до дрожи в кончиках пальцев НЕ ЖЕЛАЛ ей подобной судьбы, и хотя ко мне она
относилась неласково и все сделала, чтобы заставить себя ненавидеть, я не
хотел платить той же монетой. Я не христианин, око за око выбиваю только
тогда, когда другого выхода нет. А "зубы" стараюсь вообще не трогать, хотя
мне почти все в свое время "повыбивали" удары среды...
И тогда я понял - надо искать недостающие частицы силы. Госпожа
обладала ею в полном объеме, я - только тем, что позволяло сменять среду
обитания, путешествовать по своему желанию, а не под давлением
обстоятельств, но почему бы не предположить, что где-то есть люди,
обладающие необходимыми "ингредиентами"?.. Так моя мечта о встрече с
такими же, как я, "горемыками", среди которых отыщутся настоящие друзья,
приобрела вполне конкретный смысл, наполнилась вполне реальным
содержанием.
Помимо прочего, то бишь помимо "впитывания впечатлений" и "осмотра
достопримечательностей", а эти два "занятия" - основные у каждого
начинающего путешественника, я начал всеми доступными мне способами (а я
старался учиться всему, чему только можно!) искать тех, кто мне нужен.
Вначале я блуждал в потемках, но однажды мне повстречался старик, ну
вылитый МАГ! какими я себе их представлял. Я тогда уже пару недель
обретался в Мире, который сам для себя назвал "Желязным", и с горящими
глазами бродил по кривым улочкам и пыльным проселкам его, поражаясь тому,
что наблюдал, точнее, совпадению с тем, что читал в прошлой жизни, в
родном мире. Неужели не только я в щели, сквозь стену, подсматривал?..
Бродил это я, значит, в Желязном Мире (с идентичной смысловой нагрузкой я
мог бы его назвать Муркоковым, ЛеГуиновым, Нортоновым, но в голову первым
пришло именно это название, да и благозвучнее всех оно, сдалось мне),
попадая во всякие переделки, как и положено бродячему чужестранцу с мечом
в ножнах на поясе (я тогда еще не умел обращаться с заплечным самурайским,
точнее, его эквивалентом шонг-далайского происхождения), зовом Дороги в
душе и неутолимой жаждой НОВИЗНЫ в сердце. В одной придорожной таверне
(блин, слово-то какое - ТАВЕ-ЕРНА!!! Так и ве-ет от него романтикой!.. Но
в этом мире - самое обычное питейное заведение, грязные, в потеках стены,
закопченный потолок, загаженный пол, чад, вонь, рыгающие от скверного пива
выпивохи (во, каламбур!), морщинистые, с обвислыми грудями, животами и
задами шлюхи, мясо неизвестного происхождения на колотых деревянных
тарелках... и вся романтика. Но я просто УПИВАЛСЯ всей этой АТМОСФЕРОЙ,
чтобы захмелеть, мне и пива не было нужно), да, так вот, в придорожной
таверне я повстречался с ним. Я приметил его сразу, а когда трое
подвыпивших землекопов начали к нему цепляться, что-то меня словно
толкнуло, и я вступился. Потом, обдумывая случившееся, я понял, что ему
моя помощь была нужна как папуасу крем для загара... Содрав кожу с
костяшек пальцев своей новой телесной ипостаси, к которой я тогда не
привык еще, и просто балдел от новых возможностей, которые раньше, дома,
только во сне привидеться могли, я отогнал замурзанных невеж, мельком
глянул на ссадины (я знал, через несколько часов от них и следа не
останется) и ответил на благодарность старика беспечным взмахом руки -
мол, пара пустяков. Он пригласил меня присесть рядом, и мы начали беседу.
Под эль и горячие колбаски она пошла неплохо. Я с любопытством разглядывал
острые, хищные, птичьи какие-то, черты его лица, диковинный головной убор,
нечто вроде помеси "цилиндра" и бейсбольной шапочки, с пришпандоренным
сбоку хвостом какого-то зверя, а он взглянул на меня один-единственный
раз, но взгляд этот я запомнил навсегда... Мы проговорили до восхода, и не
было от старика у меня тайн, он знал обо мне, казалось, все, а я о нем -
ничего, но странным образом меня это не тревожило. Когда утренняя заря
окрасила грязные оконца таверны цветом разведенной в трехрожьем молоке
курицыной крови (местный напиток, весьма популярный), старик сказал: - Час
мой пробил, путник. Я впредь не явлюсь в твоей повести, мне дела нет до
твоего мира, но, испытав к тебе симпатию, молвлю на прощание слово. Сие
порожденье холодной стали, - он указал на браслет, который я никогда не
снимал, в память о Друге; я знал, что вместе с часовым механизмом в
корпусе - результат Мишкиных упорных поисков, продукт его гениального
разума, но пользоваться им по назначению не умел, а если бы и умел, то
покамест не счел бы целесообразным, из чувства меры: все, о чем мечтал, я
уже получил, вырвавшись из тюрьмы родного мира... - сие средство,
предназначенное творцом своим для благих деяний, способно принести
множество зла миру твоему, зрю я, как приносят ныне подобные ему средства,
при ином употреблении способные благодетельствовать. Твой мир заслужил
участь, уготованную ему женщиной, известной нам обоим, но ты не приемлешь
исхода подобного, а ты люб мне, и посему я желаю оказать тебе услугу, ибо
сказано в Единой Книге Миров: возлюби ближнего, и Твой Бог воздаст Тебе. В
минувшую ночь не было существа мне ближе, нежели ты. Когда-то я был
подобен тебе, и посему благодарен тебе за напоминание. Платы я не требую,
ты уже заплатил... Сказано Там Же: два странника, относящихся к
непоседливому племени Идущих, разделивших чашу пива по Дороге, становятся
братьями, даже если более не встретятся. К тому же оставленный за спиною
опыт мне советует, что благо и зло настолько относительны, что теряют
всяческий смысл, применительно к неким императивам, тщащимся быть
всеобщими, и потому я отыскал выход в том, чтобы судить по каждому случаю
врозь... - Старик встал, взял свой посох, всю ночь дремавший в углу за
лавкой, другой рукой подхватил потрепанную суму на длинном кожаном ремне.
