Аркадий и Борис Стругацкие
Поражение
Фишер сказал Сидорову:
- Ты поедешь на остров Шумшу.
- Где это? - хмуро спросил Сидоров.
- Северные Курилы. Летишь сегодня в двадцать два тридцать.
Грузопассажирским Новосибирск - Порт Провидения.
Механозародыши предполагалось опробовать в разнообразных условиях.
Институт вел работу главным образом для межпланетников, поэтому тридцать
исследовательских групп из сорока семи направлялись на Луну и на другие
планеты. Остальные семнадцать должны были работать на Земле.
- Хорошо, - медленно проговорил Сидоров.
Он надеялся, что ему все же дадут межпланетную группу, хотя бы
лунную. Ему казалось, что у него много шансов, потому что он давно не
чувствовал себя так хорошо, как последнее время. Он был в отличной форме
и надеялся до последней минуты. Но Фишер почему-то решил иначе, и нельзя
даже поговорить с ним по-человечески, потому что в кабинете торчат
какие-то незнакомые с постными физиономиями. "Вот так приходит старость",
- подумал.
- Хорошо, - повторил он спокойно.
- Северокурильск уже знает, - сказал Фишер. - Конкретно о месте
испытаний договориться в Байкове.
- Где это?
- На острове Шумшу. Административный центр Шумшу. - Фишер сцепил
пальцы и стал глядеть в окно. - Сермус тоже остается на Земле, - сказал
он. - Он поедет в Сахару.
Сидоров промолчал.
- Так вот, - сказал Фишер. - Я уже подобрал тебе помощников. У тебя
будут двое помощников. Хорошие ребята.
- Новички.
- Они справятся, - быстро сказал Фишер. - Они хорошо подготовлены.
Хорошие ребята, говорю тебе. Один, между прочим, тоже был Десантником.
- Хорошо, - безразлично сказал Сидоров. - У тебя все?
- Все. Можешь отправляться, желаю удачи. Твой груз и твои люди в сто
шестнадцатой.
Сидоров пошел к двери. Фишер помедлил и сказал вдогонку:
- И возвращайся скорее, камрад. У меня есть для тебя интересная
тема.
Сидоров притворил за собой дверь и немного постоял. Потом он
вспомнил, что лаборатория 116 находится пятью этажами ниже, и пошел к
лифту.
Яйцо - полированный шар в половину человеческого роста - стояло в
правом углу лаборатории, а в углу слева сидели два человека. Когда
Сидоров вошел, они встали. Сидоров остановился, разглядывая их. Им было
лет по двадцать пять, не больше. Один был высокий, светловолосый, с
некрасивым красным лицом. Другой пониже, смуглый красавец испанского
типа, в замшевой курточке и тяжелых горных ботинках. Сидоров сунул руки в
карманы, привстал на цыпочки и снова опустился на пятки. "Новички", -
подумал он и ощутил вдруг приступ такого сильного раздражения, что сам
удивился.
- Здравствуйте, - сказал он. - Моя фамилия Сидоров.
Смуглый показал белые зубы.
- Мы знаем, Михаил Альбертович. - Он перестал улыбаться и
представился: - Кузьма Владимирович Сорочинский.
- Гальцев Виктор Сергеевич, - сказал светловолосый.
"Интересно, кто из них был Десантником, - подумал Сидоров. -
Наверное, этот испанец, Кузьма Сорочинский". Он спросил:
- Кто из вас был Десантником?
- Я, - ответил светловолосый Гальцев.
- Дисциплина? - спросил Сидоров.
- Да, - сказал Гальцев. - Дисциплина.
Он посмотрел Сидорову в глаза. У Гальцева были светло-голубые глаза
в пушистых женских ресницах. Они как-то не шли к его грубому красному
лицу.
- Что же, - сказал Сидоров. - Десантнику надлежит быть
дисциплинированным. Любому человеку надлежит быть дисциплинированным.
Впрочем, это не мое мнение. Что вы умеете, Гальцев?
- Я биолог, - сказал Гальцев. - Специальность - нематоды.
- Так, - сказал Сидоров и повернулся к Сорочинскому. - А вы?
- Инженер-гастроном, - громко отрапортовал Сорочинский, снова
показывая белые зубы.
"Прелестно, - подумал Сидоров. - Специалист по червям и кондитер.
Недисциплинированный Десантник и замшевая курточка. Хорошие ребята.
Особенно этот горе-Десантник. Спасибо вам, товарищ Фишер, вы всегда обо
мне заботитесь". Сидоров представил себе, как Фишер, придирчиво и
тщательно отобрав из двух тысяч добровольцев состав межпланетных групп,
посмотрел на часы, посмотрел на списки и сказал: "Группа Сидорова.
Курилы. Атос - человек деловой, опытный человек. Ему вполне достаточно
троих. Даже двоих. Это же не на Меркурий, не на Горящее Плато. Дадим ему
хотя бы вот этого Сорочинского и вот этого Гальцева. Тем более что
Гальцев тоже был Десантником".
- Вы подготовлены к работе? - спросил Сидоров.
- Да, - сказал Гальцев.
- Еще как, Михаил Альбертович, - сказал Сорочинский. - От зубов
отскакивает!
Сидоров подошел к Яйцу и потрогал его прохладную полированную
поверхность. Потом он спросил:
- Вы знаете, что это такое? Вы, Гальцев.
Гальцев поднял глаза к потолку, подумал и сказал монотонным голосом:
- Эмбриомеханическое устройство МЗ-8. Механозародыш, модель восьмая.
Автономная саморазвивающаяся механическая система, объединяющая в себе
программное управление МХФ - механохромосому Фишера, систему
воспринимающих и исполнительных органов, дигестальную систему и
энергетическую систему. МЗ-8 является эмбриомеханическим устройством,
которое способно в любых условиях на любом сырье развертываться в любую
конструкцию, заданную программой. МЗ-8 предназначен...
- Вы, - сказал Сидоров Сорочинскому.
Сорочинский отбарабанил:
- Данный экземпляр МЗ-8 предназначен для испытания в земных
условиях. Программа стандартная, стандарт Шестьдесят четыре: развитие
зародыша в герметический жилой купол на шесть человек, с тамбуром и
кислородным фильтром.
Сидоров посмотрел в окно и спросил:
- Вес?
- Примерно полтора центнера.
Разнорабочие экспериментальной группы могли всего этого и не знать.
- Хорошо, - сказал Сидоров. - Теперь я сообщу вам то, чего вы не
знаете. Во-первых, Яйцо стоит девятнадцать тысяч человеко-часов
квалифицированного труда. Во-вторых, оно действительно весит полтора
центнера, и там, где понадобится, вы будете таскать его на себе.
Гальцев кивнул. Сорочинский сказал:
- Будем, Михаил Альбертович.
- Вот и прекрасно, - сказал Сидоров. - Вот сразу и начинайте. Катите
его к лифту и спустите в вестибюль. Затем отправляйтесь на склад и
получите регистрирующую аппаратуру. Затем можете идти по своим делам.
Явитесь со всем грузом на аэродром к десяти вечера. Попытайтесь не
опоздать.
Он повернулся и вышел. Позади раздался тяжелый гул: группа Сидорова
приступила к выполнению первого задания.
На рассвете грузопассажирский стратоплан сбросил птерокар с группой
над Вторым Курильским проливом. Гальцев с большим изяществом вывел
птерокар из пике, осмотрелся, поглядел на карту, поглядел на компас и
сразу отыскал Байково - несколько ярусов двухэтажных зданий из белого и
красного литопласта, охвативших полукругом небольшую, но глубокую бухту.
Птерокар, выворачивая жесткие крылья, приземлился на набережной. Ранний
прохожий (юноша в тельняшке и брезентовых штанах) объяснил им, где
находится управление. В управлении дежурный администратор острова, он же
старший агроном, пожилой сутулый айн, встретил их приветливо и пригласил
к завтраку.
Выслушав Сидорова, он предложил на выбор несколько невысоких сопок у
северного берега. Он говорил по-русски довольно чисто, только иногда
останавливался посередине слова, как будто не был уверен в ударении.
- Северный берег - это довольно далеко, - сказал он. - И туда нет
хорошей дороги. Но у вас есть птеро... кар. И потом, я не могу предложить
вам что-нибудь ближе. Я плохо понимаю в физических опытах. Но большая
часть острова занята под бахчи, баштаны, парники. Везде сейчас работают
школьни... ки. Я не могу рис... ковать.
- Никакого риска нет, - сказал Сорочинский легкомысленно. -
Совершенно никакого риска.
Сидоров вспомнил, как однажды он целый час просидел на пожарной
лестнице, спасаясь от пластмассового упыря, которому для
самосовершенствования понадобилась протоплазма. Правда, тогда еще не было
Яйца.
- Спасибо, - сказал он. - Нас вполне устраивает северный берег.
- Да, - сказал айн. - Там нет ни бахчей, ни парников. Там только
береза. И еще где-то там работают архео... логи.
- Археологи? - удивился Сорочинский.
- Спасибо, - сказал Сидоров. - Я думаю, мы отправимся сейчас же.
- Сейчас будет завтрак, - вежливо напомнил айн.
Они молча позавтракали. Прощаясь, айн сказал:
- Если вам что-нибудь понадобится, обращайтесь... как это... без
стес... нения.
- Нет, мы не будем... как это... стес... няться, - заверил
Сорочинский.
Сидоров глянул на него, а в птерокаре сказал:
- Если вы, юноша, позволите себе еще такую выходку, я вас выставлю с
острова.
- Прошу прощения, - сказал Сорочинский, сильно покраснев. Румянец
сделал его смуглое лицо еще более красивым.
На северном побережье действительно не было ни бахчей, ни парников и
была только береза. Курильская береза растет "лежа", стелется по земле, и
ее мокрые узловатые стволы и ветви образуют плотные, непроходимые
переплетения. С воздуха заросли курильской березы представляются
безобидными зелеными лужайками, вполне пригодными для посадки не очень
тяжелых машин. Ни Гальцев, который вел птерокар, ни Сидоров, ни
Сорочинский понятия не имели о курильской березе. Сидоров показал на
круглую сопку и сказал: "Здесь". Сорочинский робко взглянул на него и
сказал: "Хорошее место". Гальцев выпустил шасси и повел птерокар на
посадку прямо в центр обширного зеленого поля у подножия круглой сопки.
Крылья машины замерли, и через минуту птерокар с треском зарылся
носом в хилую зелень курильской березы. Сидоров услышал этот треск,
увидел миллион разноцветных звезд и на время потерял сознание.
Потом он открыл глаза и прежде всего увидел руку. Она была большая,
загорелая, и свежепоцарапанные пальцы ее словно нехотя перебирали клавиши
на пульте управления.
Рука исчезла, и появилось темно-красное лицо с голубыми глазами в
женских ресницах.
Сидоров, кряхтя, попробовал сесть. Очень болел правый бок, и саднило
лоб. Он потрогал лоб и поднес пальцы к глазам. Пальцы были в крови. Он
поглядел на Гальцева. Тот вытирал разбитый рот носовым платком.
- Мастерская посадка, - сказал Сидоров. - Вы меня радуете,
специалист по нематодам.
Гальцев молчал. Он прижимал к губам скомканный носовой платок, и
лицо его было неподвижно. Высокий дрожащий голос Сорочинского произнес:
- Он не виноват, Михаил Альбертович.
Сидоров медленно повернул голову и посмотрел на Сорочинского.
- Честное слово, не виноват, - повторил Сорочинский и отодвинулся. -
Вы посмотрите, куда мы сели.
Сидоров приоткрыл дверцу кабины, высунул голову наружу и несколько
секунд разглядывал вырванные с корнем, изломанные стволы, запутавшиеся в
шасси. Он протянул руку, сорвал несколько жестких глянцевитых листочков,
помял их в пальцах и попробовал на язык. Листочки были терпкие и горькие.
Сидоров сплюнул и спросил, не глядя на Гальцева:
- Машина цела?
- Цела, - ответил Гальцев сквозь платок.
- Что, зуб выбили?
- Да, - сказал Гальцев. - Выбил.
- До свадьбы заживет, - пообещал Сидоров. - Можете считать, что
виноват я. Попробуйте поднять машину на сопку.
Вырваться из зарослей было не очень просто, но в конце концов
