Главная · Поиск книг · Поступления книг · Top 40 · Форумы · Ссылки · Читатели

Настройка текста
Перенос строк


    Прохождения игр    
Roman legionnaire vs Knight Artorias
Ghost-Skeleton in DSR
Expedition SCP-432-4
Expedition SCP-432-3 DATA EXPUNGED

Другие игры...


liveinternet.ru: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня
Rambler's Top100
Фэнтези - Андрей Столяров Весь текст 459.79 Kb

Монахи под луной

Предыдущая страница Следующая страница
1 ... 30 31 32 33 34 35 36  37 38 39 40
картонные плоские тени на занавесках. Власть партийности  дыбилась,  точно
невидимая стена. Вероятно, лишь люди могли одолеть ее  неприступность.  Но
людей уже не было - в городе мрака и слез. Были - зомби, набитые  тряпками
и костями. Отупевшие  вялые  зомби  с  прическами  под  горшок.  Я  теперь
понимал, зачем я  был  нужен  Корецкому.  Я  теперь  вообще  очень  многое
понимал. Три красивых петарды  взорвались  над  площадью.  Я  увидел,  как
распахнулась служебная узкая дверь. Саламасов в кольце холуев, будто граф,
появился оттуда. И, нетвердо ступая, направился к "Волге", укрытой в тени.
Он был грузный, большой, несгибаемый, как колода, - в серой "тройке",  при
галстуке, при  всех  орденах.  С  каждым  шагом  его  ощутимо  пошатывало.
Нуприенок  с  Батютой  высовывались  из-под  локтей,  -  напрягаясь,  чтоб
выровнять падающее величие. Оба даже побагровели,  -  от  ступора  сил.  А
упором спинного массива служил Циркуль-Клазов. В самом деле, как  циркуль,
сломавшийся - задницей вверх. Семенящий,  толкающий,  хлюпающий  ноздрями.
Петушиные  перья  торчали   из   прорези   пиджака.   Саламасов   блаженно
откидывался, как на сиденье. А в руках он держал половинку своей головы. И
на лысине были начертаны - серп и молот. А над срезом башки, проходящим на
уровне глаз, будто шапка, сидели какие-то кустики. Очень нежная,  хрупкая,
картофельная ботва. Поварешка ударила, расчищая ему  дорогу.  И  Младенец,
приветствуя, поднял опухшую пятерню. - Уезжаешь, Петрович?.. - спросил он,
как ни в чем не бывало. И огромная крыса хихикнула - взявши под козырек: -
Так что, наше  почтение,  товарищ  начальник...  -  Разорвалась  хлопушка,
осыпав их конфетти. Саламасов открыл толстостенные дряблые веки. И сказал,
обращаясь в пространство, неясно кому: - Коммунизьм наступает, ядрить твою
в кочерыжку!.. - Нуприенок с Батютой, кряхтя,  приподняли  его.  И  плашмя
засадили  в  открытую  дверцу  машины.  Трубы  света  из  фар  уперлись  в
неровность земли. Отскочили, взъерошившись,  две  рахитичных  мартышки.  И
раскатистый голос донесся откуда-то изнутри: Чтоб - к завтра, ядрить твою,
выстроить светлое будущее!.. - И Младенец похлопал себя пятерней по пупку:
Не волнуйся, Петрович, за нами не заржавеет!..  -  Заурчал,  будто  зверь,
пробудившийся сытый мотор. Появилась кабина  -  по-моему,  без  шофера.  И
зеркальная чистая "Волга", чуть сдавшись назад, -  поползла.  Зарываясь  в
кошмарную зыбь кутерьмы радиатором. И я не видел, чтоб кто-то  пытался  ее
задержать. Орды воющих демонов освобождали дорогу. Отлетали - рога,  ветки
щупалец,  гроздья  копыт.  Когти,  жвалы,  присоски,  хитиновое  дреколье.
Значит, слома не будет. И все сохранится - как есть. И Ковчег. И горком. И
удушливый меркнущий Хронос. И фанерное небо. И глушь деревянной  земли.  И
крапива. И зомби. И тараканы. Изменить в этой мгле ничего уже было нельзя.
Лишь один из "воскресших" вдруг дрогнул - расставив руки. Точно  плети.  И
двинулся наперерез. Радиатор ударил его по  бедру  и  отбросил.  Невесомый
скелет, будто сноп, подкатился ко мне. И раскинулся - в мелком  беззвучном
дрожании. Погружаясь, как в жидкость, в засохшую корку земли. Навсегда.  Я
вдруг понял, что это - Корецкий. Дрема площади тихо  сомкнулась  над  ним.
Распрямилась трава. Закружились  фонтанчики  пуха.  А  затем  фары  черной
машины уставились прямо в меня, и  зрачки  их  схлестнулись,  по-видимому,
ловя в перекрестье.


     Значит,  все-таки  наступал   неизбежный   финал.   Умирающий   город
проваливался в преисподнюю. В страхе, в горе, в дыму, в перекличке  огней.
И не мог провалиться - удерживаясь на поверхности. Древний Хронос  простер
вместо времени - ужасы крыл. И лежащий редактор  шептал  прямо  в  уши:  -
Циннобер... - Он был прав.  Он  спокойно  и  медленно  остывал.  Трепетала
немного лишь слизистая полоска. И Корецкий лежал - под землей,  в  неживой
глубине. Ненавидя  -  сквозь  дерн,  сквозь  завалы  кремнистых  песчинок.
Шевелились над ним, распрямляясь, былинки травы. Или может быть,  не  было
здесь никакого Корецкого? И редактора не было -  которого  я  вытолкнул  в
смерть. Заместив по сценарию, попросту сделав ненужным?  И,  наверное,  не
было больше меня самого. Это все - пустота,  муляжи  и  "гусиная  память".
Декорации к пьесе, забытые на сквозняке. Я давно уже умер и не догадываюсь
об этом. Перейдя в Царство Мертвых - на пыльный скрипучий Ковчег.  Царство
Мертвых! Об этом мне говорила Фаина. Или кто-то другой? Может - Апкиш.  А,
может быть, даже - Карась. Он стал демоном.  Но  это  не  имеет  значения.
Зомби, демоны, царство загробных теней. Крошка Цахес, присваивающий чужое.
Это - выдумка. В жизни - не то и не так.  То  есть  -  так.  Но  обычно  -
намного страшнее. Фары черной машины уставились прямо  в  меня.  А  Пасюк,
приседая, вдруг выставил верхние лапы. И  бесшумная  тень  поднялась,  как
летучая мышь. Распластавшись  в  прыжке,  закрывая  собою  полнеба.  Голый
хвост, будто маятник, плыл у нее позади.  Надвигалась  она  очень  тихо  и
медленно. Постепенно снижаясь - из высоты. Но замедленность ее приближения
не спасала. Я и сам отступал еле-еле - как  в  плотной  воде.  Каждый  шаг
почему-то давался с большим  напряжением.  Впрочем,  было  понятно  уже  -
почему. Потому что бродило по городу Черное Одеяло. Словно  зыбкая  темная
плотная торфяная вода, проступило оно из резного  боярышника  напротив.  А
затем,  развернув  простынями  оборванные  края,  с  черепашьим  терпением
тронулось через площадь. Будто странно оживший  ископаемый  махаон-людоед.
Одеяло, по слухам, всегда пробуждается в полночь. Обитает  оно  в  древней
Башне у самой реки. По ночам там горит студенистое  пламя  в  бойницах.  И
доносится низкий протяжный умеренный гул. Синеватый туман ручейками  течет
из подвалов. И, вонзаясь, жужжит острота керамических сверл. Это, кажется,
не легенды. Это - душа Безвременья. Безнадежная,  вечная,  жрущая  души  -
Душа. Как во сне, протянул я дрожащие слабые руки. И коснулся  поверхности
кончиками ногтей. По  рукам  зазмеилась  длинная  и  зеленая  искра.  Тень
взметнувшейся крысы почти накрывала меня. Вероятно, другого  исхода  здесь
было не предусмотрено. Но зеленая искра,  стекая,  достигла  земли.  Сразу
стало темно, точно выключили окружающее. Тихо лопнула в воздухе,  выдохнув
басом, струна.
     Я - не видя - споткнулся о что-то  громоздкое.  И  услышал  тревожный
натянутый детский дискант: - Осторожнее, дядечка, тут  везде  понаставлены
стулья...  -  Я  шарахнулся,  повалив  что-то  грохнувшее  в   темноте   -
раздробившееся на части, ударившее в колени.  Жутковатое  опахало  мазнуло
меня по щеке. - Осторожнее, дядечка... - Но глаза мои  уже  привыкли.  Это
был, вероятно, какой-то забытый чулан. Неуютный, широкий,  заросший  седой
паутиной. Связки стульев, как сталагмиты, загромождали его. Ведра, швабры,
лежанка из плоских подушек. Что-то вроде кривого продавленного топчана. За
окном в  серых  бликах  струились  горбатые  тени.  Вероятно,  от  скопища
демонов, тупо бредущих на штурм. А в углу  топчана  примостилась  какая-то
девочка. Лет семи, если только я правильно определил. В рваном  платье,  в
ботинках, в  тугих  заплетенных  косичках.  Повернулось  белесое,  как  из
пластмассы, лицо:  -  Здрасьте,  дядечка...  Вы  немного  тут  поживете?..
Поживите немного, а то тут - все время темно... Тетя Лина сказала: придет,
а сама не приходит... Почему-то никто никогда не приходит  сюда...  А  вы,
дядечка, тоже - уйдете и не вернетесь?.. - Белый бант мотыльком трепетал у
нее на плече. Пальцы, точно сведенные, комкали мякоть подушки. Слабый  луч
пробивался откуда-то в этот чулан. Слабый луч. Меня будто током ударило. Я
присел, задыхаясь от кома поднявшихся слез, - взяв сведенные пальцы в свои
ладони. Пальцы были холодные, - как изо льда. Вообще, ее, кажется, ровно и
сильно знобило. Точно так  же,  как  вдруг  зазнобило  меня.  Зубы  выбили
неожиданную чечетку. Я спросил, подавляя противную нервную дрожь: - Что ты
делаешь здесь?.. Тебя давно тут оставили?.. - Но  она  почему-то  молчала,
расширив глаза - в рыжих круглых и  загнутых  скобкой  ресницах.  А  затем
покачнулась - как кукла упав мне на грудь: - Папа!.. Папа!..  Прости!..  Я
тебя не узнала!.. -  И  стремительно,  выпростав  руки  из  моих  кулаков,
неожиданно, быстро, отчаянно обхватила меня  за  шею:  Папа!..  Папочка!..
Миленький!.. Больше не уходи!.. - Всю ее сотрясало  болезненное  заикание.
Или  спазмы  рыданий,  пробившиеся   изнутри.   Ломкий   сорванный   голос
захлебывался словами: - Папа!.. Папа!.. Я  столько  тебя  ждала!..  -  Две
косички  взлетели,  как  проволочные  плетенки.  На  спине  вместо  платья
топорщился плюшевый мох. И ворсинки его колыхались, как мелкие  водоросли.
Боли в сердце расширились у меня до пределов груди. Я ведь слышал уже этот
ломкий обветренный голос. Превращающийся  очень  быстро  в  нечеловеческий
крик. Ну конечно, я слышал  -  замученное  животное...  коридоры,  тюрьма,
обесшнуренный скрип башмаков...  затхлость  камеры,  боль,  выворачивающая
наизнанку... Феня,  ножницы,  следователь  Мешков...  Это  было,  когда  я
п_о_д_с_т_а_в_и_л_с_я_ вместо Корецкого.  То  есть,  как  бы  включился  в
какой-то его проворот. Говорят, что в условиях  Хроноса  это  возможно.  Я
сказал сквозь комок нетерпенья и слез: - Подожди, подожди... ну конечно, я
здесь останусь... ну, не плачь, ведь я для того и пришел... Посмотри мне в
глаза... Посмотри: я тебя не обманываю... - Я, по-моему, уже не говорил, а
кричал. Гладя волосы, прижимая к  себе  тщедушное  тело.  Хрипы,  стоны  и
шорохи переполняли  чулан.  Половицы  его  колыхались,  как  будто  живые.
Взвизгнув, вылезли гвозди на правой стене. И оттуда просунулась,  пискнув,
крысиная морда. И сказала, дохнув на меня перегаром и чесноком: -  Слушай,
дядя... ну до чего же ты бестолковый... Говоришь тебе, учишь - как с  гуся
вода... Ты, по-моему, дядя, слегка прибабахнутый... Обязательно влезешь  в
какую-нибудь хреноту... Я тебя умоляю: оставь эту жужелицу...  Ничего  нет
противнее детской любви... Вообще, нынче  следует  держаться  подальше  от
молодежи... - Морда вся искривилась, как  будто  готовясь  чихнуть.  Щетки
белых усов процарапали пол и лежанку. Я услышал, как вскрикнула девочка  у
меня на груди. Заворочалась, вскрикнула  и  что-то  кольнуло  мне  шею.  Я
схватил кочергу, одиноко торчащую из ведра, и с размаху ударил по  розовой
мякоти носа. По ноздрям - так, что жмякнул раздробленный хрящ, а из  глаз,
как под сильным давлением, брызнула жидкость. И  Пасюк,  будто  в  трансе,
мотаясь,  затряс  головой.  -  Ох!  Дурак  же  ты,  дядя!..  -  сказал  он
ошеломленно. А затем, выдувая из  носа  коричневые  пузыри,  вдруг  задрал
морду вверх и опрокинулся на  спину.  Доски  тихо  и  плавно,  как  шторы,
сомкнулись за ним. Серым  пологом  рухнула  толстая  паутина.  Кочергу  я,
подумав, засунул обратно в ведро. Я готов был сражаться  сейчас  -  с  кем
угодно. Потому что теперь я почувствовал,  что  я  не  один.  Большеглазая
хрупкая девочка сидела у меня на коленях. И дышала, как дети - спокойно  и
очень  легко.  Вероятно,  она  незаметно  сомлела  от   всех   потрясений.
Осторожно, стараясь не разбудить, я перенес ее  на  топчан.  Руки  девочки
мягко распались и она прошептала: - Не надо... - И я  тоже  шепнул:  -  Не
волнуйся, я никуда не уйду... -  Мне  казалось,  что  сердце  мое  вот-вот
разорвется от жалости. И от силы, которая вместе с жалостью  поднялась.  Я
подсунул под голову твердую сплющенную  подушку.  Веки  девочки  дрогнули,
точно от горя, во сне. Вся она потянулась в какой-то ленивой истоме. А  на
тонких губах лепестками приклеилась  кровь.  Очень  свежая,  яркая,  очень
пугающая. Содрогаясь, я вытер ее мокроватым платком. И  спокойная  девочка
снова сказала: - Не надо... - Я вдруг с ужасом понял, что она наблюдает за
мной: сквозь  прикрытые  веки  -  внимательно  и  настороженно.  Нехороший
Предыдущая страница Следующая страница
1 ... 30 31 32 33 34 35 36  37 38 39 40
Ваша оценка:
Комментарий:
  Подпись:
(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
  Сайт:
 
Комментарии (1)

Реклама