того, старик любил и умел раздувать в слушателях интерес, притворяясь,
будто бы он до смерти не хочет ничего рассказывать. Самая пустая
сплетня превращалась в волнующее известие, когда за дело брался старик
Т. Б.
Когда Акула вошел в лавку, там был только хозяин. Т. Б. уселся на
откидной стул у стены, и глаза его зажглись любопытством.
- Люди говорят, ты уезжал, - произнес он тоном заговорщика.
- Я был в Окленде, - сказал Акула. - Надо было на похоронах
побывать. А заодно я там надумал провернуть одно дельце.
Т. Б. выждал ровно столько, сколько полагал необходимым и спросил:
- Ну и как, серьезные дела? - Да я бы не сказал. Заглянул в одно
предприятие. - И акции купил? - почтительно поинтересовался Аллен. -
Купил кое - что.
Оба опустили головы и сосредоточенно разглядывали пол. - А без
меня тут что - нибудь случилось?
И тотчас же на лице старика появилось выражение досады. Видно
было, ему ужасно не хочется рассказывать о том, что произошло; видно
было, сплетничать ему просто противно.
- В школе танцы были, - промямлил он наконец.
- Знаю, слышал.
Аллен заерзал на своем откидном стуле. Видно было: в нем шла
внутренняя борьба. Выложить все, как есть, Акуле для его же пользы или
промолчать? Акула следил за ним с интересом. Он такие вещи уже много
раз видал.
- Ну, выкладывай, - сказал он наконец.
- Вот, говорят, свадьба скоро будет.
- Да? А где ж это?
- Да уж прямо скажем, недалеко искать.
- Где? - опять спросил Акула.
Т. Б. сделал попытку побороть себя, но не смог. - В твоем доме, -
сказал он со вздохом.
Акула хмыкнул. - В моем? - Элис, говорят, выходит замуж.
Акула окаменел и в ужасе уставился на старика. Потом он шагнул к
нему, надвинулся на него с угрозой.
- Это как понять? Как понять это, выкладывай, слышишь ты!
Т. Б. уразумел, что назад пути нет. Он съежился. - Ну, хватит вам,
мистер Уикс! Хватит, что вы в самом деле! - Говори, что это значит!
Говори все.
Акула схватил Т. Б. за плечи и встряхнул, дрожа от злости. - Да
ничего особенного, на танцах это случилось... просто на танцах.
- Элис ходила на танцы?
- Ага.
- И что она там натворила?
- Не знаю. To есть, ничего.
Акула рывком стащил его со стула; у Аллена подгибались колени. -
Говори! - взревел он.
Старик жалобно захныкал: - Да ей - богу, ничего, с Джимми Мэнро
она во двор выходила.
Уикс схватил его за плечи и принялся трясти насмерть перепуганного
лавочника, как мешок с мукой.
- А что они там делали? Выкладывай!
- Не знаю я, мистер Уикс.
- Говори!
- Ну... мисс Берк... мисс Берк сказала... они целовались.
Тут Акула выронил его и сел. Он похолодел от ужаса - выходит, все
пропало. Он сверлил старика злобным взглядом, не в силах переварить эту
весть - его дочь утратила невинность. Ему в голову не приходило, что
дело обошлось только поцелуями. Потом он отвернулся, его взгляд
растерянно блуждал по лавке. Вдруг Аллен увидел, что этот взгляд
остановился на выставленных в витрине ружьях.
- Эй, Акула, ты не вздумай! - крикнул он. - Эти ружья не твои.
О ружьях Акула не думал, он даже их не замечал, но сейчас, когда
ему о них напомнили, он бросился к витрине, открыл ее и вытащил тяжелую
винтовку. Оторвал ярлык с ценой и сунул коробку патронов в карман.
Потом, решительно шагая, вышел и даже не посмотрел в сторону лавочника.
Звук его шагов еще не замер в темноте, а старик Т. Б. уже звонил по
телефону.
Акула быстро шел к ферме Мэнро, и в голове его царил полный
сумбур. Лишь одно он знал наверняка - понял, прошагав совсем немного:
он ни в коем случае не собирается убивать Джимми Мэнро. Мысль
застрелить Джимми подсказал ему лавочник, сам он и в голове такого не
держал. Ну, а теперь - то что делать? Он попытался представить себе,
как будет вести себя в доме Мэнро. Может, все - таки придется его
застрелить. Может, все сложится так, что ему волей - неволей надо будет
совершить убийство, дабы защитить свою честь.
Акула услышал, что к нему приближается машина, и спрятался в
кустах, а автомобиль с ревом промчался мимо. Идти ему уже совсем
недолго, а между тем чувства ненависти к Джимми Мэнро нет как нет. И ни
к кому нет этого чувства, есть лишь ноющее ощущение пустоты, возникшее,
когда он услыхал, что его дочь утратила невинность. И сейчас ему упорно
чудилось, что Элис уже кет в живых, - она для него умерла.
Он увидел огоньки, это светились окна в доме Мэнро. И тут Акула
понял: он не может застрелить Джимми. Пусть хоть вся деревня смеется
над ним, он не в силах выстрелить в этого парня. Он вообще не может
никого убить. Тогда он решил просто заглянуть в калитку, а после этого
пойти домой. Пусть их смеются, если угодно, он не способен ни в кого
стрелять.
И тут вдруг из - за куста вышел человек и крикнул: - А ну, Уикс,
бросай винтовку и руки вверх!
Акула положил винтовку на землю, покорно и устало. Он узнал по
голосу помощника шерифа.
- Приветствую, Джек, - сказал он.
Потом его окружили. Позади тех людей, что его схватили, маячило
перепуганное лицо Джимми. И Берт Мэнро тоже порядком струхнул.
- Что это ты надумал стрелять в моего Джимми? - испуганно
спрашивал он. - Он тебе ничего плохого не сделал. Старик Т. Б. мне
позвонил и все сказал. А теперь уж не беспокойся, я тебя упрячу в такое
место, где т будешь смирно сидеть.
- У нас нет права засадить его в тюрьму, - вмешался помощник
шерифа. - Сделать - то он ничего не успел. Мы только можем взять с него
штраф.
- Правда? Ну что ж, ладно, штраф так штраф, - у Берта срывался
голос.
- А вы потребуйте с него большой штраф, - посоветовал помощник
шерифа. - Акула ведь у нас богач. Поехали с нами. Мы отвезем его в
Салинас, и вы изложите там спою жалобу.
На следующее утро Акула Уикс вошел в свой дом, едва волоча ноги, и
сразу же улегся в кровать. Глаза у него были тусклые, усталые, по Акула
их не закрывал. Руки висели, как плети. Он лег и в неподвижности
пролежал несколько часов.
Кэтрин, работавшая на огороде, видела, как он вернулся. Ей было и
приятно, и в то же время тяжело, что он так идет - с поникшими плечами,
беспомощно понурив голову, но когда наступила пора варить обед, она во
- шла в дом на цыпочках и предупредила Элис, чтоб не шумела.
В три часа Кэтрин заглянула в спальню. - У Элис все в порядке, -
сообщила она. - Ты бы у меня сперва
спросил, а потом за винтовку хватался.
Акула не сказал ни слова и не пошелохнулся. - Ты не веришь мне, -
ее напугало, что он лежит, как неживой. - Если
не веришь, можно доктора позвать. Давай я сразу же за ним пошлю, если
не веришь.
Акула даже головы не повернул. - Я тебе верю, - ответил он вяло.
Кэтрин, стоя на пороге, глядела на мужа, и незнакомое ей прежде
чувство охватило ее. Она и не подозревала, что может так себя вести.
Что-то теплое шевельнулось в сердце. Она села на край кровати и
уверенным движением положила себе на колени голову мужа. Она сделала
это инстинктивно, а потом повинуясь все тому же сильному, решительному
чувству, стала гладить его по голове. Он, казалось, совсем обессилел.
Она гладила его по голове, а он глядел и глядел в потолок, а потом
все - таки заговорил, монотонно, дребезжащим голосом.
- Денег - то у меня нет, - сказал он. - Притащили в суд и говорят,
мол, плати десять тысяч штрафа. Пришлось все рассказать судье. И все
это слышали, все. Теперь, стало быть, все знают, что у меня нет денег.
Нет и никогда не было. Поняла? Эта моя счетная книга - чистая фикция.
Все, что я туда записывал, - ложь. Все до последней строчки. Я все сам
придумал. А теперь это знает каждый, мне ведь пришлось сказать правду
судье.
Кэтрин ласково гладила его по голове, и незнакомое, теплое
чувство, что шевельнулось вдруг в се душе, росло. Ей казалось, что она
сильнее всех на свете. Вот, весь мир лежит сейчас у нее на коленях и
ждет от нее утешения. Сострадание сделало ее могущественной. Она может,
думалось ей, утолить все скорби мира.
- Я никого не собирался трогать, - продолжал Акула. - В этого
Джимми я и не думал стрелять. Я просто не успел еще назад повернуть, а
они меня уже сцапали. Решили, я хочу его убить. А сейчас все знают. У
меня совсем нет денег. - Он валялся на кровати, как тряпка, и все
глядел, глядел в потолок.
И тут внезапно жаркое сочувствие к мужу превратилось в силу,
захватило всю ее. В одно мгновение Кэтрин поняла, что от нее зависит
очень многое. Она ликовала от счастья, и в этот миг была прекрасна.
- Тебе просто не везло, - сказала она тихо. - Связался с этой
старой фермой, а разве здесь чего добьешься? Вот тебе и негде было
счастья попытать. Ну, чего это ты вдруг решил, что разбогатеть не
сможешь. А я считаю - сможешь. Даже убеждена.
Кэтрин говорила уверенно. Она знала, что сейчас сумеет сделать
все, что жизнь ее прошла в ожидании этого мига. В этот миг она была
богиней, вестницей судьбы. Поэтому она не удивилась, когда увидела, что
муж пришел в себя. Она все гладила его по голове.
- Мы уедем, - внушала она. - Ферму продадим и уедем. И тогда уж
тебе повезет. Вот увидишь. Я знаю, на что ты способен. Я в тебя верю.
Живая искорка зажглась в глазах Акулы. Он привстал. Он смотрел на
Кэтрин и видел, что она прекрасна, а пока он глядел на нее, жар ее души
передался ему. Он уткнулся головой в ее колени.
Кэтрин опустила голову и посмотрела на него. Силы начали оставлять
ее, и она испугалась. Вдруг Акула при" поднялся и сел на кровати. Он
успел уже забыть о Кэтрин, но в глазах его светилась та энергия,
которую она передала ему.
- Ждать недолго! - крикнул он. - Продам ферму и уеду. И тогда
удача от меня не уйдет. Я своего добьюсь. Они еще увидят.
IV
Тайна происхождения Туляречито покрыта мраком. А вот о том, как он
появился в здешних местах, ходит легенда. Жители Райских Пастбищ в нее
не очень - то верят, так же, впрочем, как они не верят в привидения.
У Франклина Гомеса был работник, мексиканский индеец по имени
Панчо, больше у него не было ничего. Раз в три месяца Панчо, захватив
свои сбережения, отправлялся в Монтерей, исповедовался в грехах,
исполнял епитимью, получал отпущение грехов и напивался - все это
именно в такой последовательности. К тому времени, когда салуны
закрывались, Панчо добирался до своей повозки и засыпал, если, конечно,
ему удавалось не угодить в тюрьму. Лошадь сама знала дорогу и к утру
привозила его домой - так что Панчо успевал позавтракать и отправиться
на работу. Панчо всегда прибывал на ферму спящим; вот почему его там
встретили однажды утром с особым интересом: дело в том, что на сей раз
он влетел в загон галопом, причем не только бодрствовал, но и что-то
орал во всю глотку.
Франклин Гомес оделся и вышел узнать, что случилось. Из
бессвязного, путаного рассказа индейца он выяснил примерно вот что:
Панчо ехал домой, как всегда, конечно, абсолютно трезвый. Неподалеку от
Черного Места, в кустах полыни возле дороги он услышал плач ребенка. Он
остановил повозку и пошел взглянуть - малых детей в таких местах обычно
не бывает. В зарослях полыни он и в самом деле нашел грудного младенца.
Панчо показалось, что ему месяца три. Он его поднял, зажег спичку, чтоб
рассмотреть находку, и вдруг - о ужас! - малютка ехидно ему подмигнул и
сказал басом:
- Посмотри, какие у меня острые зубки!
Панчо не стал смотреть. Он отшвырнул свою зловещую находку,
