контору, в службу связи, и так далее, и так далее, не исключая
определенных действий, связанных с пересылкой часиков старой козы в
определенное место, где это наилучшим образом окупится, а также оплаты
счетов за алкоголь, одежду и гараж, и, и, и... ("Пчелка целый день
трудилась, оттого ума лишилась", - мурлыкал он бессознательно, занимаясь
всеми этими делами, которые должны были убедить окружающий человеческий
муравейник, что незачем беспокоиться, ничего особенного здесь не
происходит, честное слово). Когда это было уже позади, все было готово к
тому, чтобы через неделю-другую вернуться к нормальной жизни, а если нет,
то была наготове другая пачка писем на предприятия, службам и бюро услуг с
уведомлением о небольшой задержке и объясняющих следующие две недели
отсутствия, а потом еще порция, оповещающая о том, что он занят на планете
Синемаело где-то в Крабовидной туманности, и наконец открытка бармену -
привет, Джо! - которая будет отправлена под конец второго года. Если она
вообще попадет на почту, то придет через полтора года после его кончины.
Когда-то он трусил, но теперь, сочиняя эти послания, чувствовал, как мороз
продирает по коже.
Пришел день (неужели только четыре дня назад он собирался с часами к
скупщику краденого и услыхал стук в дверь?) отъезда. Рокхард пожал ему
руку, и Диминг опять ощутил теплое прикосновение и увидел в холодных
глазах старика что-то, что можно было назвать только мольбой. Если бы этот
взгляд можно было облечь в слова, как бы они прозвучали? "Спаси мне моего
мальчика"? Или: "Не обмани меня"? Или, может: "Верь мне, чтобы никогда во
мне не усомнился!"? Или еще: "Ты вылеплен из той же глины, что и я,
парень, - издание подешевле, но из той же, поэтому... держись, если что!"?
Передал ему деньги, - столько денег у Диминга не было с той ночи, когда он
за покером сорвал банк, правда, потом спустил все типу, который выиграл
следующую сдачу. Но на этот раз это были деньги только на мелкие расходы,
сумма, даже не упоминавшаяся в их соглашении. Рокхард, видно, и не
подозревал, как близок к тому, чтобы потерять нанятого им человека как раз
из-за размеров этой "мелочи на карманные расходу". А может, как раз
подозревал. Потому что с той самой минуты проще было Димингу избавиться от
собственной тени, чем от коренастого своего знакомца - человека Рокхарда.
И разве отправился он в путь, развалясь на мягких подушках роскошного
лимузина, взирая на толпу друзей, на машущих вслед платочками из окон
соседей? Черта с два. Вывезли в кузове продовольственного фургона и
доставили во двор незнакомого дома. Ни слова не говоря, отвели в какое-то
помещение, затолкали в скафандр и втиснули в ящик не просторнее бельевой
корзины и притом округлый до боли в спине, - потому что поперечник его был
на две ладони меньше, чем его рост, так что он никак не мог толком
распрямиться. Начали приваривать крышку; и только тут он обнаружил, что
позволяющая не выходить по нужде трубка никак не желает поворачиваться на
ту самую четверть оборота, которая открывает дорогу в регенератор. Он убил
почти всю ночь на то, чтобы стиснуть ее ягодицами, которые явно оказались
мало приспособленными для хватания, а с течением времени к тому же все
настойчивей стали домогаться исполнений своих потребностей, что - в этом
он мог бы поклясться - превосходило его возможности. К счастью, оказался
неправ: методом "мелких шажков" ему удалось наконец открыть сток, после
чего долго лежал, мокрый как мышь - причем вспотел не только от усталости,
но и от облегчения. А потом через его узилище протекло больше времени, чем
в такой тесноте могло поместиться, когда делать было более нечего как
размышлять.
Вот он и размышлял - снова и снова - о том, что, собственно, тюрьма
эта не слишком стесняет и угнетает его, потому что к чему-то подобному был
он, пожалуй, приспособлен. В конце концов, сколько лет он прозябал в своей
дыре в отеле, и там было немногим просторней, чем в этой консервной банке.
Его появления в образе Джимми Молнии подчинялись таким же ограничениям:
нехватка времени и отсутствие соответствующих к тому же целей из-за
вездесущих Ангелов с их добрыми, мудрыми физиономиями и снисходительностью
- провалиться им всем в ад! Никого из них, якобы, нельзя убить, однако он
много дал бы, чтобы заполучить одного такого под рождество и испытать на
нем кое-какие методы, скажем, до лета. Это они в большей, чем кто другой,
степени закрыли для него небо, так что приходилось ходить вечно с низко
опущенной головой. Он попытался представить, как бы это выглядело, если
его собственное небо позволило высоко подпрыгнуть и выругаться так, чтобы
все слышали, - а прострел вам в поясницу! - однако мечты были так далеки
от реальности, что он вернулся к стесненной мысли, что ему здесь не так уж
и тесно; и так он кружился в замкнутом кольце испытаний и постижений под
запертым небом. Черт бы подрал всех этих могучих и добрых Ангелов, - а
интересно, кабы вправду? Но как он ни пытался представить себе это, здесь,
взаперти, это было непредставимо.
А потом он заснул, а еще позднее поверхность, на которой он лежал,
затряслась и накренилась, - и, представьте себе, - это было только
следующее утро.
Он включил свой проникоскоп и стал с нетерпением дожидаться, пока
псевдожесткое излучение прибора протолкается сквозь бериллиевую оболочку
корпуса и изображение станет контрастным. Его узилище подняли краном и
поставили на приземистую транспортную платформу, и едва груз на нее
опустился, платформа отправилась в путь. С громыханием платформа вкатилась
на стартовую плиту, где дожидался уже корабль, брюхом на бетоне, словно
бескрылое насекомое, опирающееся на шесть членистых лап; одна лапа была
без стопы, и поэтому ее поддерживал на весу высокий подъемник, будто
конюх, поддерживающий копыто коня в ожидании, пока второй воротится с
целительным бальзамом.
Платформа подъехала под ногу, и Диминг даже зажмурился - такой
поднялся наверху грохот и скрежет, когда его саркофаг принялись
прикреплять к посадочной опоре, чтобы он стал ее частью. Потом ненадолго
наступила тишина, покуда убирались прочь монтажники и их подручные,
задраивались наглухо шлюзы и люки, а экипаж занимал свои посты. Где-то
раздался свист: Диминг услыхал его по радио своего скафандра, передавшее
этот звук с интеркома, а тот в свою очередь с наружного микрофона на
панцире корабля. Свист умолк, и вместо него раскатилось громоподобное
мурлыканье распрямляющихся опор - они поднимали корабль с земли, чтобы
главную часть захваченной мигополем земной материи составлял воздух.
А потом без предупреждения Земля исчезла, и корабль очутился в целых
световых годах от посадочной площадки еще прежде, чем грохот
охлопывающегося внутрь пространства перетряхнул кишки. Желудок у Диминга
подскочил к горлу, однако через минуту тяготение вернулось, а с ним и
изображение в проникоскопе: серо-зеленая равнина, несколько цилиндрических
бараков на ней и шесть посадочных площадок.
В этом-то и вся трудность с нынешними космическими полетами, подумал
хмуро Диминг. Космоса в них ни на понюх табаку.
Корабль висел в воздухе футах в трехстах над площадкой, питая свой
антигравитатор потоком энергии с расположенного внизу генератора. Вот он
начал неторопливо снижаться, направляясь к незанятой платформе.
Была это площадка номер четыре.
На тренировках ему вдолбили, что это должна быть площадка номер
шесть. Со все возрастающим беспокойством он удостоверился, что шестую
платформу занимает маленький спортивный мгновенник.
Выбраться из своей темницы ему можно было только если корабль
опустится на посадочной площадке номер шесть. Ни одна живая душа на
корабле не имела понятия, что Диминг находится здесь. И даже он сам не
знал наверняка, ни откуда этот корабль прилетел, ни куда направляется, ни
даже на какой планете он в данную минуту находится. Если мгновенник сядет
на какой-нибудь другой платформе, он останется в заключении и,
следовательно, полетит с кораблем дальше и подохнет с голоду или ему
придется драть глотку по радио до тех пор, пока не те, что надо, люди не
вызволят его не в том месте и не в то время.
Он включил передатчик и настроился на частоту космодрома.
- Проваливай отсюда, капитан, номер шестой наш, - сказал решительным
тоном в надежде, что контроль полетов подумает, что это кто-то из экипажа
обращается к капитану, в то время как капитан будет убежден, что это
диспетчер.
Кто-то буркнул что-то в микрофон - Диминг не разобрал ни слова.
Корабль замедлил движение, однако через минуту снова стал опускаться.
Диминг ждал в напряжении, умоляя свой мозг изобрести что-нибудь, что
угодно, а потом в прямом смысле слова разрыдался от облегчения, когда
увидел, что из одного из бараков выбежал человек в скафандре и помчался к
мгновеннику на платформе номер шесть. Кораблик поднялся в воздух и
переместился на четверку, а тот, в чьей опоре торчал Диминг, уселся на
предназначенную ему платформу.
Какое-то время Диминга сотрясала нервическая дрожь, но в конце-концов
он успокоился и усмехнулся: интересно, придет в голову капитану с
диспетчером контроля полетов задуматься и спросить Друг друга за кружкой
пива, кто велел проваливать с площадки. Именно таким образом, заключил
Диминг, и начинаются в кабаках потасовки.
Еще раз окинул окрестности взглядом через проникоскоп - больше ему
этого пейзажа не видеть, - ухватился за выступающее из пола камеры
металлическое кольцо и повернул. Едва слышно защелкали включающиеся реле,
и вслед за этим плита, на которой он лежал, начала опускаться. Доехала до
поверхности платформы и пошла еще глубже.
Уверенный в безопасности, Диминг включил прожектор на шлеме: снаружи
не будет видно ничего кроме большой округлой "ноги", тяжело опирающейся на
бетон. Кто может знать, что она втискивает в почву соответствующий ей по
величине кружок бетона?
Движение плиты прекратилось. Справа от себя Диминг увидел вырубленную
в бетонной стене нишу и молниеносно перекатился в нее, так как плита,
свезшая его вниз, уже начинала свое движение обратно наверх. Беззвучно
проползла она мимо, - он и не представлял, какая она толстая, - и стала
сводом образовавшейся подземной камеры. Диминг спрыгнул на дно. Места
здесь было немного: только для него и небольшой инопланетной спасательной
шлюпки. Припорошенная пылью золотистая обшивка шлюпки отражала в стороны
манящие блики. Шлюпка была шарообразной формы и на первый взгляд казалась
слишком миниатюрной, чтобы хоть на что-нибудь годиться. Единственное
кресло, как оказалось, проектировали для существа значительно ниже его
ростом и куда более тощего. Сердито ворча, он втиснулся в лилипутское
креслице. Пульт управления оказался проще, чем он ожидал. Материал корпуса
шлюпки изнутри был совершенно прозрачен. Все силовое оборудование
кораблика, видимо, находилось под креслом.
Большим пальцем он вдавил пуговки на поясе скафандра и стал ждать.
Через некоторое время послышалось шипение: скафандр заполнял воздухом
маленькую кабинку; сразу же вслед за этим датчики, анализировавшие
атмосферу и проверявшие герметичность капсулы, весело замигали огоньками.
Со вздохом облегчения Диминг скинул шлем и отстегнул перчатки. В сумочке
не поясе нашел жетон для Ибо, - осмиевый кружок с неровными краями,
напоминающий какое-то особенно сложное лекало, и сунул в щель автопилота.
Затем уверенно нажал красную кнопку.
Ни звука не нарушило тишину. Шлюпка вроде: бы слегка осела, а затем
