деликатнейшей, десертной кондиции особой, доходят губки заповедные твои,
тогда умолкшего под утро мы возьмем, штанишки снимем с мягких ножек, два
пряничка кофейных извлечем, разложим на подушечке...
Мммммм.... в самом деле, в самом деле, стоял и мятной слюнки шарики
катал во рту Цуркан, глядя в окно открытое, окрестности турбазы "Юность"
обозревая. Хе-хе.
Но, Провидение, судьба хранила кузнецовский трудолюбивый сфинктер от
совершенно неадекватного, по мнению светил тогдашней отечественной медицины,
проникновения извне.
Ага, угрюмый, скрытный страстотерпец Жаба не дожидаясь ужина с
московскою особой и танцев под Би Джиз оттянется, кончая, замычит и
заскрипят его большие коренные соприкоснувшись с малыми.
Увы, похабные движения под музыку придется отменить. Милиция займется
активистами и рационализаторами буквально через час, станет прочесывать
лесок и вызывать всех в комнату на первом этаже. Всех, всех, товарища
Цуркана, виновника внезапной смены декораций, в том числе.
Но обойдется, обойдется, иные подозрения возникнут, связи наметятся,
всплывут завтра, и драма настоящая начнется после того, как бывшая подруга
Ирка, подкараулив у подъезда Симу безлошадного, плеснет ему в лицо грамм
двести жидкости, кою обыкновенно применяют в слесарном деле, готовя к пайке
пару железяк.
Какие перемены ждут каких людей, перестановки, пенсии, отставки, и
только Жаба, Игорек, раз в жизни совершивший поступок опрометчивый, но
радующий душу, согревающий ее в минуту трудную воспоминаньем светлым,
спокойно отсидит свой цикл отчетно-перевыборный, и в областное Управление
торговли уйдет с почетом в конце- концов.
Но что случится, произойдет сегодня?
Фейрверк! Сгорит, сгорит "Жигуль" с откляченным багажником и рылом,
наровящим грызть асфальт, пахать газоны, землю есть.
Лишь черный остов в серых струпьях пепла дымиться будет через час на
пятачке, площадке бетонированной за кинозалом, где друга верного вот-вот
оставит, припаркует сынок Василия Романовича Швец-Царева Дима.
И ничего тут изменить нельзя, летит по просеке под соснами авто
самонадеянного гада, еще секунда, и выскочит из леса, чтоб, резко сбросив
газ у неразъемного шлагбаума, свернуть под узкие бойницы туалетов клубной
части. Дверь распахнется, и симкина башка появится над крышей цвета
африканских дюн, замочек щелкнет и гаер, ослепив искрою бархатного пиджака,
вальяжно вдоль белых стен пойдет, поплевывая, на ту сторону к парадному
крыльцу.
И все это на глазах, на виду у Игоря Цуркана, товарища с большою
головой и очень сильными руками, в отличном кейсе крокодиловом которого
лежит, покоится завернутый в тряпицу белую, красавчик, лапушка, патронами
калибра тридцать восемь спешал снаряженный армейский револьвер модели
"Аэркрюмен".
Ха. Не пропали, не пропали милые, привезенные из Германской
Демократической Республики секретарем училища командного в подарок:
- Под Зауэр ФР4, должны быть, как родные к твоему, нашелся кстати?
Нет, но должен был, обязан, и верил в это Жаба, знал, не зря в
коробочке лежат, лаская взор, если открыть, колесиками-солнышками капсулей
патрончики-патроны, только не думал, никак не думал, что организма
неотъемлемую часть, часть существа вернет сосед чушковский, вор и зэк,
Олежка Сыроватко, Сыр.
Вчера, буквально на часок к родителям заехал. С отцом сидели в доме,
толковали о письмах дяди Иона, о том, что ехать надо, ехать:
- Ты подожди, отец, ты всю дорогу так, разгоношишься, не остановишь.
Подумать надо...
- Что тут думать...
Был на машине, первача не стал, но мать уговорила варенников поесть.
Сама копалась в огороде, вдруг заходит. - Там Сыроватко младший во дворе. Не
выйдешь, спрашивает?
Вышел.
- Ну, здравствуй.
- Здравствуй.
Разговор не клеился, прошли меж грядок до теплицы и там, в малиннике,
достал Сыр сверток из кармана и, фиксы звездочкой подмигивая, развернул.
- Где взял?
- Не важно, взял и все.
- Нет, ты скажи.
- Швец проиграл в ази. Азартен, а дурак, царевский послед, знаешь? - и
ухмыльнулся Сыр и цыкнул, - а я ведь никогда тебе не верил Цура, вот знал и
все, что у тебя хлопушка покойника осталась.
- Продай.
- Зачем, я так тебе отдам.
- Отдашь?
- Конечно, не чмо же я какое, земляк на земляке сидеть не должен, так
ведь? И я тебя по шерсти, и ты меня не станешь обижать. Да мне-то самому и
ничего не надо. Ты помоги Витальке Варгашеву, Витальку помнишь, Серегиного
брата, ну, так он участковым тут в Чушках, хороший парень, да малость
залетел по пьянке, теперь вот хочет в школу высшую милиции, а ходу нет. Ты
бы помог парнишке с рекомендацией. А пушку - забирай, бери, бери, и мне
свободней, и тебе потеха.
Спокоен был, как в тире МВД, откинул барабан, крутнул, вернул на место,
в пустынный коридор начальственного вышел этажа и по мохнатому ковру в
торец, защелку потянул двери стеклянной - пошла, пошла милашка. Здесь
лестница пожарная, балконы с дырками в решетке половой, спустился до ветвей
черемухи и спрыгнул на траву. Кружок по склону дал и, точно рассчитав,
поднялся к тем кустам, березам, что у клуба.
Всего лишь пара метров до швец-царевского корыта. Двумя руками поднял,
проигранный Вадюхой-доктором, а, впрочем, разница какая, подонком, негодяем,
кольт и на изгиб ствола подруги белой опустил.
Блин, ночью в чаще собирался пошмалять, но днем- то, днем-то,
ясна-песня, веселее.
Что ж, знатная субботка выдалась. Ну, просто заглядение.
- Ты только полюбуйся, - пассажир толкнул водителя, - ниче дает!
Действительно, под сизою сиренью фонарей-очей Советского проспекта
девчонка шла, красуля длинноногая, баскетболистка, по центру правой серой
полосы, вдоль синих окон, желтых стен, лепнины красной и неоновых партийных
букв по направленью к площади с чугунным монументом. Ее качало, уводило
силой вражьей с белого пунктира, но шла, настырная, упрямо, держалась
середины, лишь на мгновенье замирая, останавливаясь, чтобы головку
запрокинуть и поднести сосуд к губам. Пустой,. увы, пустой, прозрачный,
круглый и холодный.
- Садись, подбросим... Куда тебе, веселая?
- Прямо. Строго прямо.
- А что за праздник, девушка? Гуляем почему?
- А в Питер еду. Еду в Питер на той неделе.
1991-1995
