аппетиты сионистов. Не вспоминал их фанатических заклинаний и истошных
выкриков.
Сам себя теперь спрашиваю: отчего же так?
И убежденно отвечаю: жизнь, наша советская жизнь, не давала
повода к таким воспоминаниям.
Пришел, однако, день, когда в памяти с предельной рельефностью
всплыло сборище на винницком бульваре и отчетливо, в колоритных
подробностях, вспомнились оголтелые речи заправил обеих местных
сионистских организаций.
Пусть забылись имена сурово взиравших на насупившихся ребят
ораторов, пусть забылось, чем они внешне отличались друг от друга. Но
вспомнилось главное. Вспомнилось, как и тот и другой, словно
придерживаясь извечного ритуала, произносили слова нараспев,
молитвенно, с мистическим оттенком, явно рассчитывая поразить и
подавить наивно восприимчивую к эффектам полудетскую аудиторию.
И потревоженная острым толчком память безошибочно подсказала
смысл тех истерических фраз, вернее, заклинаний. Она воспроизвела
сгусток, спрессованное содержание того, что десятки подавленных
еврейских ребят услышали тогда близ оркестровой беседки:
"Еврейская нация избрана богом, мы первый народ среди народов. И
каждый, кто принадлежит к рассеянной ныне по всему свету нашей
всемирной нации, должен быть готов к тому, чтобы под бело-голубым
знаменем пойти с мечом на всех недостойных, мешающих евреям
соединиться на священной земле предков. Борьбу эту надо начинать
сегодня - в какой бы стране ни жил еврей, чем бы он ни занимался, ибо
в любой стране вечен и неизбежен антисемитизм".
Вспомнились в тот день и другие, отдававшие расовой идеологией
призывы, услышанные в отроческие годы от сионистов. Надо ли все
приводить здесь? Ведь на разный лад они отражали одну и ту же
националистическую и античеловеческую теорию сионизма.
Почему же махрово шовинистические откровения провинциальных
сионистов столь подробно вспомнились, мне только двадцать два года
спустя? Какой же острый и властный толчок ощутила моя память,
мгновенно воскресившая впечатления давнего отрочества? И почему
произошло это именно в тот сентябрьский день 1941 года под опаленной
военным пожаром Вязьмой, в полуразрушенном школьном здании, где
расположился разведотдел штаба стрелковой дивизии?
Потому что в тот день, присутствуя вместе с другими
писателями-фронтовиками при допросе четырех пленных эсэсовцев, я
своими ушами явственно услышал перепев того, что твердили сионисты
весной 1919-го.
Еще верившие в гитлеровский бред о "блицкриге", в предстоящий "на
днях" по стратегическому плану фюрера захват Москвы, пленные
фашистские выкормыши держали себя на допросе нагло и вызывающе. А
самый молодой из них, гитлерюгендовский активист, пытаясь обосновывать
генеральные задачи развязанной Германией войны, завопил:
- Мы, немцы, избранная нация! Мы призваны уничтожить всех, кто
мешает очищению и расцвету самой исключительной, самой чистой расы -
арийской! А для этого надо уничтожить презренных полулюдей - евреев. И
мы обязаны сделать это во всех странах, куда пришли.
Вариации на знакомые темы! Старые песни на новый лад!
Да, это был перепев того, что когда-то говорили винницкие
сионисты. С той лишь разницей, что тогда прославлялся культ
надуманного антинаучного понятия - семитской расы, а теперь пленный
фашист истерично вопил о культе расы арийской.
Меня потрясло разительное совпадение человеконенавистнических
излияний гитлерюгендовца с высказываниями, услышанными мною на
сионистских митингах в Виннице.
И в эти секунды мне привиделось, что на вопросы батальонного
комиссара отвечает не приземистый юнец в форме эсэсовского лейтенанта,
а долговязый человек в потрепанной студенческой фуражке, что вот-вот
начнет он ссылаться на своего хваленого идеолога Жаботинского.
Под впечатлением оголтелых выкриков молодого эсэсовца и
нахлынувших воспоминаний долго я не мог прийти в себя. А ночью в
полуразрушенном здании вяземской почты, в ожидании телефонной связи с
"Комсомольской правдой", я написал стихи, опубликованные потом
фронтовой газетой. Вполне сознаю их поэтическое несовершенство. И все
же должен привести здесь строки, показывающие, какие мысли возбудил во
мне фанатичный бред пленного гитлерюгендовца:
Он белоруску юную замучил,
Литовский город затопил огнем,
Поил мотор награбленным горючим,
Себя поил награбленным вином.
Мой дом хотел он смять паучьим танком,
Замучить он хотел и расстрелять
Мою жену - елецкую крестьянку,
Мою еврейскую задумчивую мать...
Тогда я еще не знал, что в те же сентябрьские дни 1941 года в
винницком гетто гитлеровцы зверски умертвили мою мать.
А когда до меня после освобождения Украины дошла эта страшная
весть, мог ли предположить я, что за истребленных гитлеровцами евреев
сионистские правители Израиля будут получать под видом репараций
регулярные субсидии!
С кем же заключили сионисты договор? С явным покровителем
неонацистов Аденауэром, тем самым, кто рабски умолял гитлеровского
министра внутренних дел Фрика признать его, Конрада Аденауэра, заслуги
перед нацизмом еще до захвата Гитлером власти в Германии.
Этим актом сионисты после войны переступили последнюю грань
цинизма и кощунства! Что же касается Аденауэра, то он с легкой душой
согласился на выплату Израилю репараций, ибо прекрасно отдавал себе
отчет в том, на что будут истрачены эти деньги.
Больно и тяжко мне подумать, что на марки, заплаченные
сионистским фарисеям за труп моей матери, был, возможно, снаряжен
летчик, сбросивший первую бомбу на мирные ливанские поселки и убивший
крохотных детей. Окровавленные сребреники, выкачанные израильскими
друзьями освенцимских и майданековских палачей, накоплены, быть может,
от продажи золотых зубов, вырванных гитлеровцами у жертв винницкого
гетто. Многие мои сверстники и друзья, не поверившие в отрочестве
сионистским увещеваниям и отказавшиеся сделать хоть бы один шажок на
пути к национализму, тоже были среди замученных в винницком гетто
жертв. На их трупах фашисты тоже создавали свои накопления, о которых
напоминают получаемые Израилем репарации. Поистине все возвращается на
круги своя!
Возмущения сделками между сионизмом и неонацизмом мне довелось
слышать не только в нашей стране. Немало гневных слов о "черном
договоре" слышал я от граждан Болгарии, Венгрии, Польши, Румынии,
Чехословакии, Австрии, Голландии, Дании, Бельгии. Близкие и родные
этих людей были умерщвлены гитлеровцами за колючими оградами гетто и в
газовых камерах концлагерей.
После встречи с пленным эсэсовцем под Вязьмой у меня появилось
еще немало реальных поводов снова и снова вспоминать братание
сионистских главарей с контрреволюционными погромщиками Деникина,
Петлюры, Скоропадского, Булак-Булаховича.
Да, не раз получал я наглядную возможность убедиться, что в дни
войны предательские акции сионистов в отношении евреев многократно
повторялись в еще более чудовищных формах, в удесятеренных масштабах.
Злодеяния сионистов стали не только масштабней, но и изощренней. И за
эти злодеяния расплатились жизнью десятки и сотни тысяч людей
еврейской национальности.
О ЧЕМ РАССКАЗАЛИ НАЦИСТСКИЕ АРХИВЫ
Мог ли я не вспомнить давнюю сделку винницких сионистов с
петлюровскими погромщиками, скажем, в мае 1945 года, когда
капитулировал фашистский гарнизон Берлина?
Ведь после первого же, самого беглого осмотра архивов "дома
Гиммлера", как называли в Берлине здание гитлеровского министерства
внутренних дел близ моста Альт-Моабит, наши офицеры обнаружили
документы, раскрывающие первый этап кощунственных переговоров агентуры
международного сионизма с руководителями министерства. Хранились в
"доме Гиммлера" и пространные обозрения сионистской прессы в
предвоенные годы.
На том этапе кельнский банкирский дом "Заломон Оппенгеймере унд
Кь" вел переговоры с гитлеровцами об "окончательном решении еврейского
вопроса" путем массового террора против еврейского населения. И вот
документированные результаты: во время войны сионистские агенты
успешно выкупали у гитлеровцев и переправляли за границу еврейских
коммерсантов и промышленников, которые обладали солидными текущими
счетами в банках нейтральных стран и могли щедро оплатить
посредничество сионистов. Выкупалась и нужная для переброски в
Палестину молодежь. А десятки тысяч "обыкновенных" евреев были брошены
сионистскими заправилами на произвол гитлеровцев.
Обо всем этом рассказали мне наши офицеры после падения
фашистского Берлина в полуразрушенном "доме Гиммлера".
Совсем за другим пришел туда я, военный корреспондент. Хотел
своими глазами увидеть этот важнейший опорный пункт отборных
гитлеровских войск, преграждавших нашим частям путь к рейхстагу. И,
записывая рассказы наших офицеров о содержании разрозненных остатков
гиммлеровсмих архивов, я видел на другом берегу Шпрее-канала
пламеневшее над рейхстагом Красное знамя Победы. Оно красноречиво
говорило: армия Советской страны, разгромив гитлеризм, спасла десятки
миллионов людей разных национальностей, в том числе и еврейской, от
порабощения и физического уничтожения немецким фашизмом! А офицеры
показывали мне все новые и новые документальные свидетельства
обагренных кровью сделок между нацизмом и сионизмом.
Тогда, в "доме Гиммлера", я впервые услышал много имен
сионистских агентов, якшавшихся с Гиммлером и его подчиненными. Назову
хотя бы Луи Хагена (Леви). Его активная антисемитская деятельность
была отмечена не только гитлеровцами, но даже и Ватиканом: Хагена
наградили папским орденом святого Сильвестра. Об откровенно
противоеврейском характере деятельности этого нацистского разведчика
можно судить по такому его донесению своим нацистским хозяевам: "В
национальных еврейских кругах очень довольны радикальной германской
политикой в отношении евреев (имеются в виду жестокие преследования
немецких евреев, заставившие многих бежать из гитлеровской
Германии. - Ц.С.), потому что с ее помощью увеличивается еврейское
население в Палестине, так что в недалеком будущем можно будет
рассчитывать на перевес евреев над арабами".
Обвинительным приговором немецким сионистам звучит это циничное
признание одного из их агентов, связанных с гитлеровцами!..
В "доме Гиммлера" в те часы дежурил наш связист, молодой сержант.
В своем берлинском блокноте я нашел такую запись о нем:
"Комментарии офицеров к найденным в архиве документам и выдержкам
из сионистских газет слышит и сержант Зиновий Мильруд. От внезапного
волнения он то бледнеет, то багровеет и нервно потирает лоб.
Вопрошающе смотрит на меня лихорадочными глазами. Его родители убиты в
черновицком гетто, и мне кажется, он сейчас не понимает, как я
способен по нескольку раз переспрашивать офицеров и методично
записывать их рассказы о таких ужасах.
Другой радист сменяет Зиновия Мильруда у рации, и он уходит
вместе со мной. После длительного молчания говорит:
- Я думал, у сионистов одна забота - выполнять религиозные обряды
и бывать в святых местах Палестины. А получается, они оплачивают свою
политику еврейской кровью, еврейскими жизнями! Сейчас я, наконец,
понял, почему евреи у Вислы проклинали сионистов...
