Однако мы знали, что наутро конница Раду форсирует Арджеш и пройдет по долине на высоты, позади замка, в то время как турецкие пехотинцы, тупые и бесстрастные, как бревна, будут сотнями умирать в попытках забраться по утесам на стены крепости. Но они одержат победу. У нас слишком мало воинов, а замок слишком одиноко стоит на утесе, чтобы можно было ожидать иного,кроме поражения господаря Дракулы, исхода. Той ночью я был занят приготовлениями к побегу, когда моя наложница по имени Войча затеяла спор. Женщины вообще не чувствуют переживаемого момента, и если им надо спорить, то они будут делать это, не обращая внимания на происходящие вокруг действительно важные события.
Мы с Бойчей прохаживались в темноте по крепостной стене, и она все говорила и говорила плачущим голосом. Речь шла не о турецком штурме и не о моем негодяе братце Раду, а о будущем наших сыновей, Влад а и Михни.
Должен сказать, что я любил Войчу, по крайней мере настолько, насколько может себе это позволить человек, который держит в руках судьбы каждого и всех вместе. Она была невысокой, темноглазой и смуглой, но со светлым сердцем и повиновалась мне во всем. До этой ночи.
Михня родился вполне обычным ребенком, но его годовалый брат Влад был поражен той же болезнью, что и мой отец, и я. Тайное Причастие Влад получил лишь несколько дней тому назад. Теперь его глазки лучились здоровьем, и я знал, что мальчик, подобно своему отцу, в течение всей последующей жизни будет нуждаться в Причастии.
И надо же было Бойче выбрать именно эту ночь, чтобы воспротивиться такому будущему нашего ребенка Я объяснил ей, что ни ребенок, ни я не имеем выбора: если ему суждено остаться в живых, то он будет пить кровь. Это расстроило Войчу. Мать ее была тайным вампиром и окончила свою жизнь после пыток и обвинения в колдовстве, а Войчу я встретил, когда она предстала перед моим судом и ее ожидала та же участь. Но Войча ни разу не пробовала Причастия. Вместо того чтобы приказать сжечь ее или посадить на кол, я взял ее во дворец, одарил своей благосклонностью и позволил ей стать матерью моих детей. А теперь она отблагодарила меня, расхаживая вместе со мной по стене и требуя, чтобы юному Владу было позволено расти без Причастия. Она называла это святотатством и колдовством. Она сказала, что я такой же стригой, как и ее мать.
В течение нескольких минут я пытался ее урезонить, но приближался час нашего отъезда Я объявил разговор законченным.
Войча всегда была чрезмерно эмоциональной женщиной, склонной к мелодраматическим эффектам. Вероятно, это было такой же привычкой, как и пристрастие ее матери пить кровь из трупов, что и привело Войчу ко мне в цепях. Теперь она дала волю своим чувствам, вскочила на парапет с обоими детьми в руках, угрожая броситься в пропасть, если я не уступлю ее желанию, Утомленный ее истерикой, подгоняемый необходимостью покинуть крепость до восхода луны, я запрыгнул на невысокую стену и вырвал детей из ее рук. И тут она потеряла равновесие. Какое-то мгновение мне казалось, что это тоже входит в разыгранное ею представление, но потом я увидел в ее глазах настоящий страх и, перебросив Влада в ту же руку, которой держал Михню, я протянул ей другую.
Кончики наших пальцев соприкоснулись. Она упала назад без единого звука, исчезнув в кромешном мраке, как русалка, нырнувшая в глубину. На мокром камне остался один из ее башмаков Я хранил его у себя на протяжении трех веков, пока мне не пришлось спасаться из горящего дома во время восстания черни в Париже.
В ту ночь я взял с собой детей и оставил в замке всех остальных. Их преданность ничего не значила для меня. Они ничего не значили для меня.
Одной из причин, по которым я выбрал для своих целей крепость Поенари, было ее месторасположение: она возводилась поверх двух разломов в скале, ведущих вниз на глубину более тысячи футов к пещере, где протекала подземная река. Первая расщелина имела лишь несколько дюймов в поперечнике, но она служила колодцем для забора свежей воды даже во время осады. По второму же разлому, расширенному с помощью работников, умерших вместе с боярами, перестраивавшими Замок Дракулы в ту давнюю Пасху 1456 года, мог пробраться взрослый мужчина, держась за стальные тросы и ступеньки.
Внизу, в потаенной пещере, выходившей к берегу Арджеша на расстоянии, превышавшем милю, ожидали семь добринских братьев с лошадьми, подкованными задом наперед, чтобы сбить с толку погоню. Добринцы провели меня нехоженой долиной, а потом - тайными проходами и опасными снежными полями в горах Фэгэраш на север. Если бы не разгар лета, то отход в Трансильванию оказался бы невозможным.
Когда я спустился в саму Трансильванию в диких горах к югу от Брашова, я потребовал пергамент из кроличьих шкурок и отписал все земли к северу и западу, насколько хватало взгляда, туповатым добринским братьям. Никто из последующих правителей.
Валахии, Трансильвании, а теперь - Румынии, не посмели ослушаться того указа. Даже Чаушеску, охваченный страстью к систематизации и коллективизации, не тронул этот кусок частной земли своими социалистическими безумствами.
Такова истинная история, хоть я и не представляю, кого она может заинтересовать, включая Семью, забывшую о том, что патриарха нужно уважать и подчиняться ему. Даже несмотря на то, что многие из них - последователи молодого Влада, которого я спас от смерти в ту ночь.
Шум от прибывающих членов Семьи прервал мою полудрему. Сейчас они поднимутся по лестнице, чтобы обмыть меня, нарядить в изящные льняные одеяния и повесить на шею цепь ордена Дракона.
Последняя Церемония, финальное действо в качестве патриарха.
Глава 37
Кейт и Лучам ехали через Сибиу в угасающем свете дня. Узенькие средневековые улочки выходили на мощеные площади, окруженные домами с подслеповатыми чердачными окошками.
Пока они ехали вдоль долины реки Олт, петляющей между отвесными скалами каньона, закат превратился в серые сумерки. Им попадались то широкие, ровно заасфальтированные, с гравиевой обочиной участки, то на протяжении мили они тряслись по грязным колеям, где ремонтные работы начались и закончились несколько месяцев, а то и лет тому назад.
Они объехали стороной промышленный город Рымни-ку-Вылча Нужно было заправиться, а на единственной попавшейся им заправке была очередь примерно на час. Лучан сказал, что знает левую заправку на восточной окраине, и они сделали остановку, чтобы поменяться местами. Румынские женщины редко водили машину, а если они занимали достаточно высокое положение, то предпочитали пользоваться услугами шофера. Лучан уселся за руль, съехал с шоссе на выезде из города и купил пять литровых бутылей бензина с грузовика, стоявшего возле заброшенной штольни.
Уже потом Кейт не раз думала о том, каким роковым образом повлияла на их судьбы простая перемена мест.
Почти сразу за Рымнику-Вылча Лучан свернул с дороги на Питешти на узкое шоссе номер 73-С и, миновав несколько неосвещенных деревень, направился в темноту Карпат. На первую заставу они наткнулись километров через пятнадцать в деревне Тигвени, откуда дорога ответвлялась то ли на юг, в сторону Куртя-де-Арджеш, то ли к Суйчу на север.
Лучан выругался. Они только что поднялись на гребень холма за деревней и увидели огни фар, военные грузовики и два черных "мерседеса" возле контрольного пункта. Лучан выключил и без того еле светящиеся фары "дачии", развернулся и поехал обратно в деревню, свернув в узенькую боковую улочку, больше похожую на тропу. В восьми - десяти домах Тигвени могло жить около сотни человек, но даже в это время вокруг было темно и тихо.
- А теперь что? - шепотом спросила Кейт, хоть и понимала: в машине разговаривать шепотом глупо. Спортивный пистолет лежал на невысоком возвышении между сиденьями. В сумерках угадывались лишь очертания лица Лучана.
- Еще четырнадцать километров до города Куртя-де-Арджеш, а потом - двадцать три километра к северу по долине в сторону крепости.
- Больше двадцати миль, - прошептала Кейт. - Отсюда не дойти.
Лучан потер щеку.
- Когда я работал в крепости, то регулярно ездил в Рымнику-Вылча за материалами и рабочими. Мост за городом время от времени сносило потоком. - Он хлопнул по рулю. - Ну, держись, крошка.
По-прежнему не включая фар, Лучан погнал "дачию" по колдобистой улочке, затем по какой-то лужайке и выехал на колею, что проходила вдоль реки. Кейт слышала доносившееся из темноты кваканье лягушек, жужжание насекомых и на мгновение представила, что лето наступает, а не уходит.
Лучан остановил машину на широкой полосе гравия у реки и заглушил мотор. Слева от них, в двухстах метрах, ночную темноту прорезали огоньки военной заставы.
- Они проверяют машины на однополосном мосту, - сказал он. К заставе подъехал еще один лимузин. Вспыхнули огоньки фонариков, и Кейт заметила блеснувшие солдатские каски.
- Надо было брать "мерседес", - шепнула она. Лучан усмехнулся.
- Точно. И вид у нас такой стригойский. Да и документы у тебя в полном порядке, верно?
Кейт посмотрела на часы. Осталось четыре часа и двадцать миль до цели.
- Что дальше?
Лучан показал на реку. Ширина ее здесь составляла не меньше сотни футов, но глубокой она не казалась. На покрытой рябью поверхности отражались далекие огоньки фонариков.
- Мы не сможем переправиться здесь так, чтобы нас не увидели или не услышали, - прошелестела Кейт. - А другого места нет? Подальше от дороги?
Лучан пожал плечами.
- Во всяком случае, я о таком не знаю. Местные обычно тут объезжали мост, когда он не действовал. - Он повернул голову влево. - Слышишь музыку? Кто-то включил радио в одной из машин.
- Да, слышу, но стоит им только посмотреть в эту сторону...
Eучан опустил боковое стекло и выглянул из машины.
- Над большей частью пути нависают деревья, а возле берегов темно. - Он повернулся к Кейт. - Тебе решать. Она ответила, почти не раздумывая:
- Поехали.
Лучан завел машину. Звук четырехцилиндрового двигателя показался Кейт чуть ли не ревом реактивного самолета. Лучан включил первую передачу и въехал в реку. Через считанные секунды вода поднялась до ступиц, потом - до нижнего края дверей, продолжая двигаться все выше по крыльям. Машина качалась и подпрыгивала.
- Мы набрали воды, - прошептала Кейт, приподнимая ноги над хлюпающими ковриками. Лучан продолжал вести машину, держась одной рукой за руль, а другой - сжимая рычаг.
Вдруг правое переднее колесо провалилось, что-то громыхнуло по днищу, и машина заглохла, остановившись посреди реки. Вода захлестывала окна до половины. Они сидели, стараясь дышать не слишком громко.
Со стороны моста доносились разудалые звуки цыганских напевов. Лучан вытянул рычаг воздушной заслонки и взялся за ключ зажигания.
- Нет! - сказала Кейт и перехватила его руку, не дав повернуть ключ.
К посту подкатил очередной лимузин. Музыка умолкла. Во внезапно наступившей тишине они слышали голоса трех солдат и даже негромкие ответы сидевших в машине. Яркий луч прожектора на одном из грузовиков пришел в движение, скользнул по "мерседесу" и уперся в поверхность воды. Лимузин почти сразу же тронулся с места, луч прожектора опустился ниже, а музыка зазвучала вновь.
Лучан повернул ключ зажигания.
"О Господи, - взмолилась Кейт, хотя никогда по-настоящему не верила в Бога, - сделай так, чтобы катушка, свечи и все прочие штуки, про которые говорил мне Том, были в полном порядке! Аминь".
Машина завелась. Лучан осторожно раскачал ее взад-вперед, высвободил колесо из ямы и выехал на другой берег. Вскоре они оказались на разбитом проселке в полумиле от поста, скрытые от взглядов густыми деревьями и холмом. Кейт почувствовала, как ее начинает отпускать напряжение, сковавшее мышцы. Она и не подозревала, что тело может так сжиматься в ожидании пули.
- Отлично, - выдохнул Лучан, вновь выезжая на неширокое шоссе. - Пока не представляю, что мы будем делать, когда доберемся до Куртя-де-Арджеш, но... Ладно, назовем эту игру импровизацией. Годится?
