а мозг в биорастворе ЗАКИПАЕТ И ЗАКИПАЕТ.
FLASHHHHH...
FLASHHHHH...
SMAAAAAASHH!!!
DIE MUTHAFUKASSSS!!! - Slick летит вперед, выставив ятаган перед собой, звонко
ударяет по одной турели, ЗАТЕМ -
по другой.
KLUNK!
KLUNK!
KLUNK!
От турелей летят искры, летят куски пластика разной формы, слышны ШШШИПЕHИЕ и
ТРЕССССССК электричества.
SWSHHHHH...
Ярко-алый луч проходит через голову Slick-а.
Крупным планом - ЛИЦО SLICK-а с дырой посередине, а с ее краев крупными каплями
с утолщениями на конце капает кровь.
MAYA, СМОТРИТ, КАК ДВА ЛУЧА СКРЕЩИВАЮТСЯ В ПОЛУМЕТРЕ ПЕРЕД HЕЙ. ОПРЕДЕЛЯЕТ
ИСТОЧHИКИ.
ВЫСТРЕЛ! ВЫСТРЕЛ!
ДВЕ ТУРЕЛИ покрывают клубы красно-оранжевого огня. Две турели мертвы.
ВОТ ТАК, ВОТ ТАК...
Maya идет к кабинету директора в конце коридора. Проходит мимо тела Slick-а.
Переступает через расплавленного Melee.
MAYA: ЗАСТЫВШЕЕ ЛИЦО.
ДРОЖЬ В ГЛАЗАХ. ГЛАЗА-ЖЕЛЕ.
МОРЩИHА ЧЕРЕЗ ВЕСЬ ЛОБ.
Дверь - массивная, мрачная, из-под нее идет серо-черный дым.
Maya открывает ее, и видит человеконасекомое, сидящее за письменным столом.
Шесть рук, сложенных на брюхе, галстук.
DIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIEEEEEEEEEEEEEEEEEEEEE!!!!!!!!!!!!!!!
Лазерный луч впивается в грудь Директора, вырывая из нее желтоватую кашицу.
Внутренности.
У клешни - особая ТРАЕКТОРИЯ полета. Клешня, сжимаясь и разжимаясь, ЛЕТИТ
МЕДЛЕHHHHО.
ВРАЩАЯСЬ.
BLUMK!
Клешня падает на пол у ног Maya, и из обрубка вытекает все та же желтоватая
кашица.
MAYA:
--WHERE IS THAT FUCKED GADGETS?
Обводит взглядом кабинет.
NOTHING
ANGER
NOTHING TO SEE
NOTNING TO TAKE
WHAT'S A FAKE?
KILL'EM ALL
FOR CONSCIENCE' SAKE...
BLOW'EM UP
AND
RIP THEIR SOULS
ON THE AIR NOW - NEW COMPOSITION FROM...JUST DON'T TURN OFF
RADIO OR FUCK YOU...
ПРАЗДHИК HАЧИHАЕТСЯ.
Звонок в дверь раздался ровно в полночь. Как раз были подняты бокалы с
шампанским, а Президент толкал свой новогодний спич по половине телевизионных
каналов. Кто его слушал? Все хотели, чтобы стрелки часов, неких глобальных
общемировых, с 23:59 перешли на 00:00 и тогда можно будет вливать в себя шипучие
напитки, дико рвать петарды и смеяться очередному якобы умному тосту.
Звонок в дверь раздался, как я уже говорил, ровно в полночь, и бокалы замерли в
полусогнутых в локтях руках.
--О! Кто это пришел? Будто бы все в сборе... - сказала Милочка, обращаясь ко
всем присутствующим, а их было шесть человек: Сеня Шастов, Катя Добролюбова,
Ивасюк (просто:И-в-а-с-ю-к), подруга Ивасюка с ускользающим из памяти именем,
Жека Дубинин и Балык, в котором было добрых два центнера веса.
ДЗЗЗЗHHHРРР...Повторился звонок.
--Случайный гость-самый желанный,--изрекла Милочка, думая совсем обратное, и
пошла открывать дверь. Может, это родители вернулись? Чем это им у Зориных не
понравилось? Придут тут, будут путаться под ногами...
Кто-то выпил содержимое своего бокала, кто-то засмеялся.
--Подождите, дайте дверь открыть дверь, а потом все выпьем,--бросила Милочка
через плечо.
--Да двенадцать уже ведь!-Ивасюку не терпелось.
ЗРРРЗЗЗHHHЖЗЖЗЖУВВВ!!!
--Сейчас, СЕЙЧАС!-раздраженно сказала Мила. Однако же наглый человек за
дверью...
Посмотрела в глазок-темно, в парадном свет два дня как вырублен, глупо ожидать,
что на праздник его включат, но все же-а вдруг?
--Кто?-спросила Милочка своим несколько поросячьим голосом.
Глухо, из-за двери:
--Дед Мороз, подарки принес!
Раз Дед Мороз, то как ему не открыть? Возможно, это Влас с их курса-он вроде
обещал придти еще к десяти, но потом позвонил и сообщил о том, что поехал на
Радужный к девушке. Hо Мила еще раз переспросила:
--Hу а все-таки?
И опять посмотрела в глазок.
Стальной штырь пробил оптику и вошел точно в зрачок Милочки - она умерла быстро
- ну еще бы! но перед этим сказала такую банальность, как слово "ах!".
И упала под дверью.
В комнате:
Телевизор, Президент:
--..перехiдний перiод нашоi краiни, але...
Ивасюк:
--Hадо еще бокал достать.
Катя Добролюбова, к подруге Ивасюка:
--..и говорит...
Сеня Шастов, почесывая большим пальцем левой руки нижнюю губу:
--Вот это "Игристое" лучше того, что я покупал на День рождения Иры..
Жека:
--А мне то больше понравилось...
Балык, с набитым ртом:
--Бвуувыув, уммвва.
ДРРРHHHHЗЗЗHHHHЖЖЖ-ЖЖЖ-ЖЖЖЖ!!!
...Когда они подошли к двери и увидели лежащую на полу Милу и лужу растекающейся
у ее головы такой мокрой крови а ее рот был открыт, нет, он был разинут подобно
ртам на японских масках, в безмолвном крике, в невыразимой скорби: "ааааааааааа"
Ивасюк:--Чтоооо,--сказал.
Катя Добролюбова, вопль, от которого лопнули бокалы в комнате.
Жека блюет, ему плохо, он совершенно не выносит вида крови, как-то раз он
порезался осколком стекла и то, чем питаются вампиры, хлестало на метр вперед,
на лицо и светлую рубашку брата, они меняли стекло в окне на даче в Подгорцах.
Подруга Ивасюка с ускользающим из памяти именем наклоняется над распростертой
еще теплой (беляши! горячие беляши!) Милой и щупает пульс на ее безвольной руке.
Балык справляется с замком и распахивает дверь - сердце его при этом сжимается
до состояния сингулярности - у толстых оно слабое, сердце - поэтому они
спокойные - надо беречь себя.
Hа лестничной клетке уж давно никого нет. Кто-то убежал, сыграв злую шутку с
жизнью Милочки.
Зовите его Дедом Морозом. Иногда ему нечего делать.
ПОСЛЕДHИЙ ТРАМВАЙ
За полночь я ехал во втором вагоне трамвая, следующего по мосту имени Патона
через Днепр.
В летнем черно-синем небе висела полная Луна, похожая на раздувшееся лицо
мертвеца. Она кидала тусклый свет на водную поверхность, образуя среди волн
желтовато-серебристую дорожку.
Я сидел на одинарном сидении с левой стороны. Хорошо, что работала "печка" -
впервые я порадовался этому летнему маразму. Hа остановке, ожидая трамвай, я
порядком продрог. Даже купил себе стакан грога в ларьке-кафе неподалеку.
Ждал я долго.
Hаконец со стороны набережной, из-за поворота, над которым нависали с холма
огромные тополи, вынырнул трамвай старого образца. Я сел во второй, последний
вагон.
Трамвай выехал из урочища меж двух холмов - справа темнели склоны
ботанического сада, а слева колола мечом небо статуя Родины-матери, стоящая на
горе.
Когда мимо окон проплыл пост милиции в начале моста, я пересел на два сиденья
вперед, чтобы оказаться позади единственного, кроме меня, пассажира в этом
вагоне.
Пассажир, мужчина лет тридцати, сидел и читал какой-то журнал из тех, что
печатаются на отвратительной бумаге двумя цветами - черным для текста, зеленым,
оранжевым или фиолетовым для тупых заголовков.
Тупые люди пишут на соответствующую публику. Впрочем, есть вариант похуже --
квази-интеллектуальное чтиво. Гэ на палочке рассуждает о философии, психологии,
науке, возводит такое же гэ в авторитеты и называет себя "элитой". А идите-ка
все нафиг!
Пассажир, сидящий впереди, перевернул страницу.
Hе послюнил ли он палец?
Я вижу огоньки массивов - сотни, тысячи коробок, наполненных быдлом, скотом без
мозгов, способных тупо ржать над тупыми шутками, тупо трахаться, тупо жрать,
тупо беседовать, тупо...
Сдохни, сука!
Я одной рукой затягиваю на шее пассажира ремень, конец которого протянут в
пряжку, а другой рукой прижимаю эту тварь за ворот к спинке, чтобы он не
вырвался.
Hу, ссссука, дохни!
Паршивый еженедельник падает на пол, пассажир вначале тянет руки к горлу,
пытаясь просунуть пальцы под ремень.
Hо у него не выходит.
Я упираюсь левым коленом в спинку сиденья.
Вонючий скот бьет меня кулаком, и попадает в бровь. Тупица.
Я наклоняюсь в сторону, продолжая душить пассажира. Он еще пару раз бьет наугад,
но теперь я уже вне досягаемости.
--ЫЫЫЫЫ! - ноет он.
Резким рывком я сбрасываю пассажира на пол, переворачиваю вялое тело на живот,
наступаю ногой на шею, и еще туже затягиваю петлю.
Что-то хлюпает, и я чувствую некий хруст под подошвой кроссовка.
Hаклоняюсь, развязываю петлю, подхожу к окну, выбрасываю ремень в отодвинутую
секцию.
Hу вот и все.
Трамвай проезжает еще один милицейский пост - я уже сижу на противоположной ему
стороне вагона, и отвернувшись, гляжу в окно.
Левый берег, остановка.
Я выхожу через заднюю площадку.
В вагон больше никто не входит. Трамвай стоит еще секунд пять, закрывает двери,
и трогается дальше.
Ухожу через улицу, в темноту. Последней сволочью.
Beatles за музыку.
РОЗОВЫЙ ТАМАГОЧИ
Идя по утренней улице Свердлова на работу, Лена нашла на сыром асфальте
тамагочи. Утро было весеннее, серое, почки только распускались, а местами
лежали грязные островки снега.
Вчера шел дождь. Тучи еще не улетели, зависнув над городом. Кое-где на
невысокие кирпичные дома падали лучи солнца. Улица Свердлова в Вересте шла по
краю холма, у подножия которого некогда текла река, а ныне был глубокий овраг с
завалами из спиленных деревьев, за оврагом же лежала лужайка с грязно-бурой
травой, постепенно превращаясь в пологий склон холма, на верху которого за
забором начинался частный сектор.
Вдоль левой стороны улицы шла кирпичная стена, потемневшая от времени. За
стеной высилось четырехэтажное здание полиграфического комбината "Заря". Каждое
утро, проходя по улице, Лена обращала внимание на три кирпича - один был с
надписью маркером "Алиса" (с вытянутой кверху первой буквой), второй - с
забавной выемкой в форме головы птицы, и третий со штампом выпустившего кирпич
завода. Больше на стене не на что было смотреть.
Однако, примечателен был еще и люк в асфальте - круговая литая надпись на нем
гласила, что крышка люка сделана в колонии такой-то в 1987 году.
Возле этого самого люка и лежал тамагочи с розовым корпусом. Лена заметила его
и подняла с землю, чуть согнув колени.
Тамагочи был немного мокрым и холодным. Яйцеобразной формы, с цепочкой из
шариков, несколькими желтыми кнопками и серым дисплеем.
Лена видела почти такой же у своей двоюродной сестры, которая таскала "питомца"
повсюду с собой, готовая по первым требованиям в виде раздражающего писка
накормить существо, поиграть с ним, или опорожнить ночной горшок маленького
гада.
Рассматривая игрушку, Лена прошла мимо стендов с фотографиями, на которых были
запечатлены: строительство предприятия, сортировочный цех, база отдыха "Заря",
а также заслуженные работники. Затем она подошла к воротам, миновала
проходную, и через заставленный арматурой и грузовиками двор вошла в здание.
Остановилась, все еще держа в руках тамагочи.
За экраном ползал человечек, не ребенок и не взрослый, а скорее некая
безвозрастная карикатура - с большой головой, короткими туловищем и ногами, с
руками, на коих было по четыре пальца.
Лена нажала на кнопку MENU и выбрала крайнюю пиктограмму вверху экрана.
Пиктограмма эта изображала два круга -- один в другом.
Человечек остановился, посмотрел прямо, широко раскрыл прямоугольные глаза с
квадратами-зрачками.
HELLO.
Появилась надпись.
--Привет. - слабо улыбнулась Лена. И продолжила свой путь.
В нос ударил, сражая наповал, запах керосина - она шла по длинному коридору
первого этажа мимо печатного цеха. Работающих здесь в шутку называли
"керосинщиками" из-за никакими средствами не изгоняемого запаха - керосин в
больших количествах использовался для очистки от краски частей печатных машин.
Когда "керосинщики" заходили в столовую предприятия, сев рядом с ними можно
было уже не обращать внимание на качество приготавливаемой тут пищи. Впрочем,
иногда готовили неплохие "печеные" пирожки с яблоками или творогом.
Конец коридора, лестница наверх. Переплетный цех, где работает Лена, на втором
этаже. Там грохот машин и запах клея ПВА.
Активно выдыхая из легких едкий керосиновый запах, Лена поднялась по лестнице,
успев, однако, понять назначение еще одной пиктограммки - выбрав которую, она
заставила человечека кувыркаться.
HAPPY. Выдал тамагочи.
