Каменная уверенность седока все же заставила его постепенно успокоиться.
Волкодав спешился и стал ждать.
Довольно скоро он различил на мглистой равнине с десяток ярких
двойных огоньков. Ночная темнота была прозрачна для его глаз, и он
увидел за каждой парой огоньков плотную тень. Они подскакивали
вразнобой, словно поплавки на волнах, и стремительно приближались.
Поджарые, легконогие, страшные сольвеннские волкодавы. Они вряд ли
уступали веннским свирепостью и быстротой, только были гораздо
брехливей. Они и теперь заливались кровожадным бешеным лаем. Лютые
твари, которым было все равно кого рвать. Думать они не умели. За них
обо всем подумали люди.
Волкодав ждал, стоя молча и неподвижно.
Псы наконец увидели его, и лай слился в какое-то надсадное стенание.
Они готовы были выскочить из шкуры, только чтобы подоспеть к нему
поскорее. Каждый рвался первым взлететь к его горлу. Горящие глаза,
облитые пеной клыки...
Но потом...
Их носы обоняли впереди ЧЕЛОВЕКА. А при нем - испуганного коня и
летучего маленького зверька, сидевшего у человека на голове. Их глаза
уверенно сообщали им о том же. Но вот рассудки... куцые рассудки ищеек
упрямо видели впереди ВЕЛИКОГО ВОЖАКА. Неповиновение которому стало бы
поистине несмываемым срамом для всего песьего рода.
Свора начала в нерешительности замедлять бег. Потом вовсе
остановилась. Собаки не понимали, как быть. На человека, даже
вооруженного, они кинулись бы без раздумий. Но Тот, что стоял теперь
перед ними, каким-то непостижимым образом был еще и Псом. И в Его
присутствии хотелось скулить и ползать на брюхе.
"Кошачье отродье! - хлестнул стаю разящий гнев Вожака. - Шелудивые
облезлые шавки! Да как осмелились?.."
Конечно, Волкодав сказал им это без слов. Собаки услышали только
оскорбительный рык, низкий, жуткий, зловещий. И безошибочно
почувствовали за ним страшную силу.
Все сомнения кончились! Предводитель стаи, здоровенный черный кобель
с разорванными в драках ушами, припал на снег и униженно подполз к
Волкодаву на брюхе. Он чувствовал себя ничтожным щенком, готовым
обмочиться от ужаса.
Нагнувшись, венн взял его за шкирку, приподнял над землей и
хорошенько встряхнул. Кобель засучил лапами, тонко и жалобно моля о
пощаде. Оттрепать его таким образом было под силу разве высшему
существу.
С этого момента свора была окончательно готова делать все, что ни
прикажет ей Великий Вожак. Захоти Волкодав, он, наверное, мог бы бросить
псов даже против преследователей. Но он не захотел. Для собак это было
бы крушением мира не меньшим, чем посягательство на Вожака. Волкодав не
стал обрекать на это четвероногую родню. Это было бы слишком жестоко.
Люди между собой не поладили, людям и разбираться.
Когда к месту их встречи добралась погоня, сольвенны так и не поняли,
куда запропастились собаки. На снегу не было крови, не было похоже,
чтобы здесь шла борьба. Иные из Лучезаровичей на всякий случай
схватились за обереги: если верить следам, получалось, что человек и
собаки стояли друг против друга и... разговаривали. Потом человек как ни
в чем не бывало сел на лошадь и поехал дальше, а свора, бросив погоню,
устремилась в другую сторону. В ближний лес - и одним Богам ведомо, куда
дальше.
- Это Тилорн! - зарычал Канаон, возглавлявший погоню. - Давно пора
было спалить колдуна!
- Спалим, - кивнул Плишка. - А над ведьмой сперва как следует
позабавимся.
Более опытные в чтении следов, однако, заметили, что человек,
говоривший с собаками, вроде берег правую руку.
- Венн?.. - удивился Плишка, а Канаон проворчал, начиная смутно
догадываться:
- Может, не зря его Волкодавом зовут?.. Отроки из числа ездивших в
Велимор подтвердили, что собаки на венна не лаяли никогда. Даже очень
злые и совсем незнакомые. Плишка со смехом пообещал Канаону:
- Если ты его и теперь на мечах не одолеешь, я, так и быть, тебе
помогу.
В нескольких поприщах от них Волкодав, действуя одной рукой и зубами,
неторопливо и тщательно свивал петлю из ремешка. Из того, на котором
носил бусину. Этой петлей он привяжет к руке меч, когда настанет пора
встретить погоню. Распущенные волосы стегали его по плечам.
У самой Туманной Скалы Волкодав не бывал ни разу, но знал, что дорога
туда вела по самому берегу моря. Сперва она тянулась вдоль узкой полоски
песка между прибоем и глинистыми береговыми обрывами, потом начинала
карабкаться в скалы. Там и летом-то было не очень просто проехать. А
выпади снегу хоть немного побольше,
Туманная Скала сделалась бы вовсе недоступна. По крайней мере, для
конных.
Недавняя буря раскачала в море волну. Зыбь с грохотом вкатывалась на
галечный пляж, и в узких местах шипящая пена смачивала копыта жеребца.
Последний шторм пришел с северо-западной стороны: тяжелые гряды волн
мерно шествовали как раз туда, где скалистые берега залива тесно
сдвигались, заканчиваясь тупиком у подножия Туманной Скалы. Даже против
ветра был слышен далеко разносившийся гром. Волкодав невольно задумался,
каково будет лезть наверх по обледенелой тропе, висевшей, должно быть,
прямо над грохочущей преисподней, и сердце у него екнуло. Ладно все
остальные, но вот старый Варох?.. Венн сильно подозревал, что двое
целителей потихоньку трудились над хромотой старика. Однако вне дома
сегван по-прежнему пользовался костылем.
Волкодав очень надеялся, что его друзья одолели по крайней мере часть
тропы, но увидел, что ошибся, и зло выругался вполголоса. Они ждали его
у начала подъема, хотя он внятно велел им не ждать. Они бестолково
сгрудились кучкой, держа коней под уздцы, и тревожно вглядывались в
темноту. Что, интересно, они стали бы делать, если бы вместо Волкодава
из-за поворота берега на них вылетела погоня?..
Венн спешился и сразу коротко велел:
- Вперед.
- А что собаки?.. - робко спросила Ниилит.
- Собаки, - проворчал он, - убежали и не вернутся.
Эврих, которому досталось ехать на бывшем Лучезаровом вороном,
восхищенно оглянулся:
- Друг варвар, неужели ты умудрился запутать следы?..
Огрызаться сейчас на варвара было бы уже полным ребячеством. Но и
тешить праздное любопытство арранта Волкодав не собирался.
- Может, и умудрился, - буркнул он неприветливо. - Веди давай,
праведник.
У Эвриха вдруг задрожали губы. Он спросил, чуть не плача:
- Ты меня теперь до конца дней праведником будешь дразнить?..
Волкодав шевельнул здоровым плечом и ответил:
- Нет, наверное.
Хорошо бы они предвиделись впереди, эти самые дни. А там уж они с
Божьей помощью разобрались бы, кого как называть.
Тропа наверх вправду была узкой и вдобавок местами обледенела так,
что беглецы не решились ехать верхом. Первым, ведя вороного, двинулся
Эврих. Мыш взвился над головами, полетел разведать, что там хорошенького
впереди. За Эврихом двинулись внучек и дед, потом Ниилит и Тилорн.
Волкодав поручил Тилорну Серка:
- Мне с одной рукой...
На самом деле он просто хотел идти самым последним. До Туманной Скалы
было еще неблизко, и он предвидел, что без схватки не обойдется.
Мудрец взял у него повод и решительно начал:
- Я хочу сказать тебе, Волкодав...
- Потом скажешь, - перебил Волкодав. - У Эвриха на блинах.
И легонько подтолкнул ученого в спину, чтобы тот зря не мешкал.
Если идти по тропе вверх, то скала была слева, а обрыв - справа, и
это радовало. Неплохое преимущество для левши. Найти бы еще удобное
местечко выше по склону, где-нибудь там, где от случайного взгляда вниз
становится холодно в животе. Если не задержать Лучезаровичей, Эврих и
остальные просто не доберутся до Врат. Не успеют. И праведность
праведностью, но, что бы там ни молол начитавшийся книжек аррант,
Волкодав не видал еще двери, которую нельзя было бы выломать. А что
получится, если злодей попытается прошмыгнуть в добрый мир, уцепившись
за руку хорошего человека?.. Этого, наверное, не знал даже Эврих, не то
что Волкодав. А если Волкодав чего-то не знал наверняка, он должен был
проследить самолично.
Как у Препоны.
Вот только к Препоне в самый последний момент все-таки подоспел
Винитар. Сюда не подоспеет никто. В том числе и витязи Правого. Даже
если тому скажут и он их вправду пошлет...
Волкодав потянул носом воздух, убедился, что скоро станет светать, и
полез вверх по тропе. Вернулся озябший Мыш, уцепился коготками за куртку
и полез в тепло. Это оказалось непросто: мешала привязанная к телу рука.
А меховой плащ Волкодав снял и повесил на седло Серка.
- Сейчас, - сказал венн. Остановился и левой рукой оттянул ворот.
Зверек сейчас же юркнул за пазуху и блаженно свернулся внутри. Что бы я
без тебя делал, подумал Волкодав. Улыбнулся и пошел дальше.
Тропа вилась вверх, следуя изгибам каменного откоса и делаясь то уже,
то шире. Иногда она сворачивала в ущелья, и тогда грохот морских волн
делался глуше, зато между скалами начинало гулять причудливое эхо,
заставлявшее неумолчный накат плакать и разговаривать почти
человеческими голосами. Прислушайся повнимательнее и разберешь, о чем
говорят. Волкодав попробовал представить себе, каково здесь было в тихие
дни, когда море еле слышно роптало внизу. Жутковато, наверное. Потому
что тогда по ущельям наверняка перешептывались тысячи призраков. Да.
Ничего удивительного, если благоразумные галирадцы издавна опасались
странного места. Не говоря уж о том, что здесь и люди, говорят,
пропадали. Теперь-то понятно, куда они уходили.
...А если это постарались сами неведомые создатели Врат, желавшие
отвадить недостойных или движимых пустым любопытством?.. Сколько ни
смотрел Волкодав, он не мог обнаружить на тропе следов работы
человеческих рук. Но вряд ли ветер и вода проточили бы в скалах такое
ровное русло, целеустремленно поднимавшееся от песчаного берега до
самого подножия Туманной Скалы. А впрочем...
В других местах дорога снова превращалась в узкий карниз и зависала
над бездной. Внизу, далеко под ногами, сталкивались в чудовищной пляске,
пожирали и опрокидывали друг друга исполинские водяные валы. До
противоположного берега можно было докинуть стрелу. Даже из сегванского
лука, заслуженно презираемого племенами настоящих стрелков. В чем было
дело - во внезапной узости залива или в каких-то особенностях дна, - но
только волны тут взвивались на страшную высоту. Волкодав положил было
себе спросить у Тилорна. Потом усмехнулся собственным мыслям.
В берестяной книжке, которую он по-прежнему всюду таскал с собой,
осталась непрочитанной одна-единственная страница.
Последняя.
За многие века море выгрызло под Туманной Скалой настоящий котел.
Волны врывались в него, наседая друг на дружку, и так обрушивались на
гладкие гранитные стены, что брызги и пена порой достигали тропы. Зимой,
наверное, сосульки здесь намерзали невообразимыми бородами. Океан
неистово ломился внутрь суши, и порой под его напором вся масса воды, не
находившая выхода из каменного тупика, принималась тяжело раскачиваться
взад и вперед. Море угрожающе клокотало и пятилось так, что над
вздыбленной поверхностью выступали макушки затопленных скал. Тогда
снаружи начинала вспухать водяная гора. Она росла и росла, потом
вскидывалась клубящимся гребнем и наконец обрушивалась вперед. Тут уж
вправду содрогались утесы, а путники силились вжаться в твердь, пытаясь
как-нибудь успокоить храпящих коней. Морской Хозяин бесчинствовал
глубоко внизу, но каждый раз казалось, будто непомерная волна вот-вот
